Рэд. Я — цвет твоего безумия (СИ)

Янис находился в том состоянии, когда чужая жизнь обесценивается со скоростью света, и насилие становится единственным языком, на котором получается вести диалог со своим оппонентом.
И забрать первую с помощью второго становится проще простого.
Он был полон решимости вытрясти из Рэда либо согласие, либо душу.
Третьего не дано.
— Послушай меня, самовлюблённая мразь, — прошипел угрожающе, — до того, как мы с тобой встретились, ты был никем. И никем же можешь стать, если я выброшу тебя на улицу. Обычно люди испытывают благодарность к тем, кто помог им в жизни, но тебе это чувство, кажется, незнакомо, потому ты изрядно наглеешь. Я вытащил тебя из грязи и сделал звездой. Уже за это ты должен лизать мне ботинки…
Вот только Рэд его нисколько не боялся, и не собирался соглашаться на заключение невыгодной сделки.
— Создал из праха и вдохнул жизнь, — засмеялся он. — У тебя от счастья, кажется, крыша поехала, и ты начал примерять на себя чужую роль. Скажу по секрету, тебе далеко. Очень. И не советую разбрасываться оскорблениями. Только от меня зависит: получишь ты эти деньги или нет. Твоему недомеценату нужен я, а не кто-то другой. Ни одна из твоих шлюх столько не стоила и не приносила тебе столько денег. Так что, тот ещё вопрос: кто кого сделал звездой. То ли ты меня, то ли я тебя, подняв гонорары на новый уровень. Ты и так знатно меня поимел, не выплатив ничего из того, что было получено за снимки, а наварился ты на них неплохо. Я хочу свою долю. Это справедливо, на мой непритязательный взгляд, и я надеюсь на твоё благоразумие.
Он съехал по вычурной скользкой обивке вниз, шире раздвигая ноги, к тому моменту уже обтянутые джинсовой тканью, а не выставленные на всеобщее обозрение в бесстыдной наготе, и саркастически улыбаясь. Он был наглым самодовольным сукиным сыном, повидавшим в свои годы больше, чем многие его сверстники не увидели бы и за всю жизнь, копаясь на приусадебных участках, готовя индейку на день Благодарения, старательно обустраивая семейные гнёзда. Тишина, спокойствие.
Никаких проблем. Никаких форс-мажоров, выходящих за рамки нормальности.
Он вёл себя соответственно выбранному амплуа.
Пощёчина стала неожиданностью.
Кровь, выступившая на губе, катализатором.
Ладонь, сжавшаяся на горле, последним предупреждением.
Зажжённая сигарета — методом маленькой, но неприятной мести, которую невозможно проигнорировать.
Сизый дым, и непредсказуемое движение, поставившее в тупик.
Горящий кончик неожиданным болезненным прикосновением обжёг обнажённую ключицу, лишая преимуществ, заставляя противника разжать руки и податься назад.
— Я мог бы ткнуть эту сигарету тебе в глаз, — хмыкнул Рэд. — Но почему-то не стал этого делать. Наверное, подумал о будущем. Тебе ведь предстоит работать с произведениями искусства, а, чтобы их оценить, нужно хорошее зрение. Отличить подделки от истинных шедевров не так-то просто, вечно ценителей искусства мошенники кинуть норовят, подсунув им какую-нибудь безделушку и впарив по заоблачной цене. Верно, Ян?
Он облизнулся, ощутил на языке привкус крови, сплюнул прямо на пол и с невозмутимым видом затянулся недокуренной сигаретой.
Прихватил куртку, непочатую бутылку виски, предназначенную для празднования заключения выгодной сделки, и направился к выходу.
Лишь на пороге притормозил и произнёс:
— Истинное искусство требует достойной оплаты. Времена, когда художники канонично должны были быть голодными и вдохновенно работали на износ за посмертное признание, остались в прошлом. Кому, как ни тебе это знать.
Тяжёлая пепельница, брошенная ему в голову, разлетелась на куски, соприкоснувшись со стеной.
— Сука неблагодарная! — рявкнул Янис, привыкший к покорности со стороны моделей и не ожидавший сопротивления хотя бы от одного из них. — Дешёвка. Грязная потаскуха, возомнившая о себе невесть что. Никому твоя задница нахер не нужна. Я других найду. Намного лучше, чем ты, и гораздо сговорчивее.
Рэд, стоя за закрытой дверью и прислушиваясь к звукам чужой истерики, криво усмехнулся; вновь щёлкнул зажигалкой, заворожено глядя на тонкое подрагивающее пламя.
— Спорное утверждение, — произнёс тихо.
Истинное искусство требует достойной оплаты.
Он повторил эти слова, открывая список жертв, начавших историю убийцы по имени Рэд.
  *
Спи спокойно, маленький ангел.
Всего четыре слова, высеченные на камне.
Ещё одна притворная ложь от хозяина Наменлоса, отражённая на надгробии Рэймонда Рэдли.
Скульптура — копия знаменитого ангела скорби
Рядом лежат увядающие цветы, чьи лепестки прихватил мороз, и они покрылись тонким слоем льда.
Рэд прикоснулся к ним несколько дней назад, но до сих пор не мог отделаться от того холода, которым обожгло тогда.
Посмотрел на белоснежные крылья, провёл рукой и по ним, ощущая гладкость камня.
История, которая не забывается.
История, что выжжена в его памяти огненными буквами.
Похоже, только в его. Остальным уже нет дела.
Тихие шаги в темноте. Слабо подрагивающее пламя свечей, отражённое в оконных стёклах. Тревожная мелодия, что плывёт по комнатам, заполняя их. Струны рыдают, когда встречаются со смычком, и чистый высокий звук повисает в воздухе.
Он играет «Реквием».
Непрофессионально.
Но с завидным старанием и усердием.
Он хороший ученик.
Всё, что он делает, должно быть грандиозным.
Музыка — не его призвание, не его стезя. Гораздо сильнее он ладит с той музыкой, что создаётся в сплетении криков боли и отчаяния, приправляется аранжировкой выстрелов и взрывов, доходит до кульминации и стихает, оставляя после себя опустошение.
Скрипка не поддалась — он иногда путает ноты.
Но только иногда.
Чаще всё-таки играет так, как надо.
Шаг, за ним — ещё один.
Переставлять ноги в такт мелодии.
Глаза закрыты.
Зубы до боли прихватывают нижнюю губу, и снова на языке расплывается тот отрезвляющий вкус.
Ориентируется в темноте, не боясь оступиться, свалить что-то на пол или зацепиться за что-то. Он подобен призраку, что свободно перемещается, не ведая преград, не замечая их.
Спи спокойно.
Этот мир слишком жесток. Он убивает невинность, стирает её, вытесняет, замещая грязью. Грязь можно презирать, ненавидеть, отторгать, но однажды приходится признать: без неё не обойтись. Вспоминая наше детство, я всё чаще прихожу к выводу, что ты бы в этом мире — мире Наменлоса — не выжил. Не тот характер, не те амбиции, не те стремления.
Но я всё ещё скучаю по тебе.
Мы были полными противоположностями, но всё равно отлично ладили между собой. Нам не мешали эти различия.
Любить можно не только сильных духом.
Любить можно всех.
До определённого момента любить могут все.
Даже я когда-то это умел…
Смычок в последний раз прошёлся по струнам, и музыка стихла.
Рэд прислонился плечом к стене, продолжая удерживать скрипку в руках.
Много лет назад, в самом раннем детстве, он мог бы расплакаться, думая о несправедливости жизни и о том, что на свете не осталось ни единого человека, ради которого он мог бы жить, мечтать, созидать, а не рушить. Ради которого он сам мог бы стать человеком, а не монстром, который, образно - да и не образно - говоря, режет глотки и вырывает ногти своим жертвам.
Но таких людей действительно больше не осталось, он вырос, попрощался с сожалениями, принял реальность со всеми её неприглядными чертами, смирился с происходящим.
Сейчас глаза его были сухими — ни намёка на слёзы.
Только чёрная, всепоглощающая темнота, затопившая душу и активно рвавшаяся наружу, напоминала о трагедии давно сгоревших дней.
========== Глава 4. Вэрнон. Загадочный мистер Р. ==========
— Кто же ты такой? — задумчиво протянул Вэрнон, опираясь ладонями на балконное ограждение и глядя в темноту, словно она обладала возможностью дать ответ на интересующий вопрос. — И как мне тебя найти?