Двадцать один год (СИ)
Некоторое время мячик просто улетал, и соперники шли вровень. Но Лили чувствовала, что устала, что слабеет и, пожалуй, вот-вот начнет отставать. Она рывком подалась вперед, метла сильно разогналась. Мячик между тем застыл в воздухе, Лили вытянула руку, чтобы схватить… И промазала. Рука, коснувшись матерчатой пыльной поверхности, скользнула по воздуху, а девочка поняла, что безудержно летит вперед и не может затормозить. А впереди маячила серая стена Хогвартса.
«Эванс, стой!» - испуганно вскрикнул далеко за спиной Поттер. Где-то визжали девчонки. Но остановиться Лили уже не могла, метла перестала слушаться. Серая стена приближалась. В отчаянии одной рукой вцепившись в древко, другую Лили выбросила вперед. Что-то тяжело ударило её в лоб и в грудь – и обрушилась темнота.
Первым ощущением была боль. Ныла каждая косточка, в груди пульсировало и клокотало при легком вдохе, ужасно давило на лоб, отдавало в виски. Запястье левой руки жгло, невозможно было ею пошевелить. Лили была бы рада снова провалиться в забытье, но отчего-то не получалось, а проживать новые и новые минуты было мучительно.
Затуманенные болью глаза различили белый фартук. Худощавая женщина склоняется над ней. Мадам Помфри.
- Очнулась, бедная? Сейчас лекарство примем.
Лили пришлось приоткрыть рот. По языку, по горлу потекло что-то теплое и противное. Зато боль отпустила, тело расслабилось. Девочка облегченно откинулась на подушку.
- Ты тут неделю уже. И еще долго болеть будешь. Что же делать, сама виновата. Дался тебе этот квиддич, а? Зачем ты так разогналась? Запретила бы эту игру, из-за нее каждый раз кто-нибудь ко мне попадает.
Вскоре Лили уснула. И так она жила в самом деле долго: просыпалась от боли, принимала лекарство, опять засыпала – покуда переломы кое-как не заросли. Боль уже не мучила её так, под снотворными мадам Помфри держать её перестала, и хотя Лили еще подолгу дремала из-за слабости, она постепенно научилась различать ночь и день, утро, обеденное время и вечер.
Пробуждался аппетит, Лили не могла дождаться часов, когда кормили. Она скучала в одиночестве – чтобы обеспечить покой, ей отвели изолированное место – и прислушивалась к голосам других больных, доносившихся из-за ширм, или листала книжку, очевидно, присланную Марлин. «Простушка и змей». В магическом мире своя беллетристика.
Некий юноша, представитель богатой чистокровной семьи Дарк – слизеринец, естественно – влюбляется в прекрасную девушку, не зная, что она маггла. Когда же он узнает об этом, разочарование его велико, он понимает, что не сможет жениться на ней, и тем не менее, не в силах устоять, делает красавицу своей любовницей. Между тем его нареченная невеста узнает об измене и требует смерти соперницы, в противном случае угрожая расторгнуть помолвку и опозорить семью неверного жениха. Юноша понимает, что, в конце концов, любовница не дороже ему, чем честь и будущее, и готов убить её, но старый эльф, приставленный к девушке, из жалости помогает ей бежать. В одиночестве и бесчестии несчастная рожает сына, подкидывает на порог каких-то бедняков и кончает с собой. Рожденный ею ребенок оказывается волшебником. Между тем молодая жена слизеринца, не удовлетворенная местью, решается на измену. От тайной связи со сквибом у нее рождается ребенок – почти что сквиб…
- Пришли к тебе.
Лили слегка дернулась от неожиданности. Наконец-то кто-то развеет скуку. Кто-нибудь из девочек?
- Две недели от Больничного крыла отогнать не могу. Но много с ним не болтай, тебе это еще не по силам.
Быстро зашлепали шаги. Лили отложила книжку, провела рукой по лицу, поправила волосы. Шаги внезапно замедлились – за ширмы Северус вошел чуть не на цыпочках. Робко присел на краешек кровати, коснулся одеяла.
Судя по виду мальчика, ему самому было впору ложиться в Больничное крыло. Глаза красные, напряженные, под ними черные круги, лицо отливает в синеву, руки истончились, как у скелета.
- Ты… Ты как? Тебе ведь лучше, да?
- Конечно, - Лили слабо кивнула. – Как в Хогвартсе дела? Что происходит?
- Да… Ничего. Я не знаю, - он часто заморгал и отодвинулся. Прерывающимся голосом спросил. – Тебе очень больно?
- Сначала было больно, когда очнулась. Сейчас ничего. Северус, а Поттера взяли ловцом?
- Взяли. На следующей неделе матч.
В глазах закололо. Горло сжалось. По щекам невольно покатились слезы.
- Лили! – испугался Северус. – Тебе что, плохо?
Она не смогла ответить. Он убежал, позвал мадам Помфри, та долго хлопотала, успокаивая девочку, но бесполезно. Слишком остра была горечь проигрыша – унизительно остра. От расстройства у Лили поднялась температура, и следующие несколько дней она почти все время спала.
Северус до самой выписки больше не навещал её, хотя Лили слышала иногда, как он вроде бы ругался с мадам Помфри. Значит, не приходил не потому, что не хотел – просто не пускали… Лили снова скучала, привыкала жить с мыслью, что проиграла по-крупному, набиралась сил и дочитывала дамский роман. У него, оказывается, должно было быть продолжение – надо спросить у Марлин.
Девчонки однажды завалились к ней всем табором – благо, она уже достаточно окрепла, чтобы медсестра допускала к ней большие компании. Натащили сладостей, открыток, приволокли букет георгинов, по очереди нацепили, смеша Лили, «маску метаморфа» - её прислал отец Марлин.
- Как мы все перепугались, когда ты врезалась! - рассказывала Мери. – Поттер схватил мячик, да и выбросил, за тобой полетел, но не успел догнать. Твой змееныш тоже вскочил, палочкой махал, да что от него толку? Если бы не Хоуп – он наложил чары… Как их? Смягчающие, что ли?
- Амортизационные, - подсказала Алиса; присев в ногах у Лили, она осторожно гладила одеяло.
- Вот, если бы не они, ты, наверное, всмятку бы тюкнулась! Ох нас и перекосило! Мы к тебе пустились всей гурьбой, да тебя старшие ребята окружили и подняли, нас не пустили уже. А дружок твой и с места не сдвинулся, так и сидел, открыв рот.
- Шоковое состояние, - опять пояснила Алиса.
- Да ладно, шоковое! Просто чурбан. Мы-то, по-твоему, не в шоке были? Лили наша подруга, и она нам дороже, чем слизеринцу какому-нибудь!
Марлин взяла книжку, задумчиво пролистала.
- Ты дочитала? Понравилось?
- Ага. Будет продолжение?
- Завтра принесу. Да, вчера был матч. Мы победили во многом благодаря Поттеру, - Марлин жестко взглянула подруге в глаза. – Привыкай, Лили. Теперь ты будешь о нем часто слушать. И вот еще что…
Она помедлила, а Лили потянулась, чтобы взять за руку Алису – так было спокойнее. Хотя что уж там – все равно страшно горько.
- Я слышала, как мадам Помфри говорила с Макгонагалл. Кажется, ты больше не сможешь летать. Вообще не сможешь.
Лили похолодела.
- Как не смогу? – она хлопала глазами, задыхаясь. – Как не смогу, Марлин, ведь я же… Я же умру! Этого быть не может! Я должна летать, должна!
Она разрыдалась. Алиса, несмотря на протесты девочек, позвала мадам Помфри, и той пришлось подтвердить: летать Лили действительно больше не могла. Слишком серьезные она получила травмы; любого маггла не смогли бы выходить, да и для волшебника просто лишиться способности к полетам – счастливый исход.
Медсестра поила Лили успокоительным, укачивала, увещевала, но та по-прежнему безудержно плакала. Как нарочно, били в память сцены из прошлых лет: вот она, на страх и зависть Туни, взмывает с качелей, проносится над верхушками деревьев – к радуге, к облакам. Вот играет с Северусом: разбег, прыжок – и парение. Вот тихая покорность метлы, прильнувшей к ладони.
Говорят, ей досталась неисправная метла. На таких старых вообще нельзя слишком разгоняться. И ведь предупреждали. Но слишком сильно было желание победить. Вместо этого Лили по всем статьям проиграла Джеймсу Поттеру. Его судьба – срывать аплодисменты, быть гордостью факультета, которому приносит победы, а её – завидовать и глотать слезы.