Мечта поэта (СИ)
Одеваюсь, прихватываю рюкзак с деньгами и ключами и, далее не раздумывая, выхожу за дверь. На улице дикий дубак — зима все никак не хочет сдавать свои позиции, — но я не успеваю толком проникнуться этим, потому как возле машины, в промороженное нутро которой я так и не успеваю забраться, меня поджидают. Быстрое движение за спиной, острый запах незнакомого альфы и еще более вонючая тряпка на лице… Пытаюсь отбиваться, пытаюсь не дышать, но чудес не бывает: он сильнее, а без воздуха жить как-то не получается. Делаю вздох… и тут же начинаю уплывать в удушливую темноту.
Комментарий к Глава 8
* Опять-таки основано на судьбе реальной женщины, которую я лишь немного переписала под свою историю. Звали ее Мария Октябрьская. Кому интересно, несколько романтизированная история ее жизни здесь: http://wiki.warthunder.ru/index.php?title=Мария_Васильевна_Октябрьская_-_женщина,_купившая_танк
========== Глава 9 ==========
Прихожу в себя оттого, что пол, на котором я лежу, слишком холодный. А вот затылку тепло… Только на лицо почему-то что-то капает. Когда разлепляю глаза, все становится яснее: оказывается, что я лежу головой на коленях у какого-то совсем молоденького омеги, который склонился надо мной и беззвучно ревет, роняя слезы на мое лицо. Когда очередная соленая капля попадает прямо в глаз, нахожу в себе силы подняться и сесть. Сразу начинает тошнить, но я твердо помню, что блевать мне просто нечем, а потому приступ, устыдившись, проходит как-то сам собой — только общая дурнота остается.
Юноша сидит молча, только таращит на меня свои совершенно круглые глазищи. В помещении, в котором мы оба, судя по всему, заперты, всего одно оконце и то высоко — под самым потолком. А потому здесь довольно темно. Рассмотреть омегу толком не получается. Но я совершенно точно его не знаю и вижу впервые.
— Ты кто? — спрашиваю почему-то шепотом. — И где мы вообще?
— Не знаю, — тоже шепотом отвечает мой визави, потом вдруг робко улыбается и поясняет: — Не знаю, где мы. А я — Май Сван. А вы кто?
Черт, черт, черт! Май? Да еще и Сван? Таких совпадений не бывает. Так что передо мной совершенно точно муж полковника Свана, с которым он при мне и говорил по телефону и которого чем-то крепко обидел. Но на всякий случай уточняю:
— Я знаю только одного настоящего Свана. И это полковник Виктор Сван. Ты… Ты… какое к нему отношение имеешь?
Май даже ладошками всплескивает:
— Прямое! А откуда вы его знаете? И почему я вас ни разу не видел? Вы… Вы его любовник?
Вот только сцены ревности мне сейчас и не хватало!
— Нет! Что ты! Он… Он допрашивал меня сегодня. И я слышал случайно, как он с тобой по телефону говорил и, насколько я понял, ты на него обиделся потому, что он что-то забыл.
Май супит брови, отводит глаза и кивает.
— С этой его работой… Вот и сейчас. Из-за чего я тут по вашему оказался? Если бы у меня и были какие-то сомнения, то теперь их точно нет, потому как мне все доходчиво объяснили: я тут из-за этого дятла упертого. Что-то он не так сделал. Что-то от него эти бандюганы хотели, а он, как обычно, уперся, причем мне ничего о том, что он опять в заднице, не сказав, и в итоге меня умыкнули, чтобы на него давить. Я даже охнуть не успел! Машина подъехала, дверца открылась — и хлоп! — я уже внутри, на голове у меня мешок, и все мы — и я, и мои похитители — уже куда-то мчимся на дикой скорости, визжа покрышками.
— Дерьмо, — заключаю я и, спохватившись, представляюсь: — А я — Орри де Сант.
— Ух ты! — удивляется Май. — Тот самый? Я все-все-все ваши книжки прочитал! Обожаю!
Я молчу и смотрю мрачно. Больше чужой необоснованной ревности в свой адрес я не люблю только разговоры с фанатами о моем творчестве. Но Май оказывается юношей понятливым и тонко чувствующим, и свои восторги очень быстро сворачивает, возвращаясь к тому, с чего мы оба начали — с вопросов о нашем с ним незавидном положении:
— А вас почему сюда?
— Не знаю. Догадываюсь, но точно не знаю. Меня усыпили какой-то дрянью, так что никто ничего мне по поводу моего похищения пока не говорил. Пробовал выглянуть в окошко? Что там видно-то? Где мы вообще?
— Мне роста не хватает, а подставить нечего…
Встаю. Да, высоко даже для меня. Но ведь теперь нас двое! Подсаживаю Мая, стараясь беречь вывихнутую правую руку, однако особо ничего это не дает — через грязное стекло видны только какие-то обшарпанные стены. Но и это уже информация. Значит, скорее всего, мы по-прежнему в городе, а не где-то в пампасах, на широких просторах необъятной родины…
По-прежнему очень сильно мутит, в горле стоит мерзкий привкус того зелья, которым меня и усыпляли. А еще почему-то зудит и щиплет на сгибе локтя. Задираю рукав, только теперь осознавая, что я уже не в теплой куртке, а только в джинсах и свободной, давно и с удовольствием заношенной толстовке, которую напялил, не мудрствуя, чтоб сбегать в магазин.
Сбегал… Прав Питер: алкоголь зло.
На руке, там, где чешется, явственно проступает краснота, в центре которой прямо над немного вздувшейся веной виднеется маленькая точка с запекшейся на ней кровью. Мне что-то вкололи… Но что? Очередную сыворотку правды? Только теперь настоящую? Но приступа особой разговорчивости у меня что-то не наблюдается, зато начинает тянуть внизу живота и в анусе…
С замиранием сердца смотрю на Мая.
— Мне при тебе какие-нибудь уколы делали? Что-то говорили при этом?
Он тоже выглядит испуганным, но решительно трясет головой.
— Нет. Если и кололи, то не здесь.
— Слушай, а кто эти самые «они»? Ты же их видел?.. Или нет?
— Альфы. Это все, что я могу сказать, потому что они все время в масках — ну, таких, которые спецназ и полицейские во время операций на лицо натягивают, чтобы не светиться. И акцент у них какой-то…
— Южный?
— Нет. Тот… узнаваемый, а этот какой-то… Не знаю. Даже не акцент, а скорее говорок.
— А запах от них… отчетливый? Хорошо его чувствуешь?
— Если вы про подавители, то нет, не использовали они эти спецштучки.
Смотрю удивленно. Май в ответ только усмехается.
— Нельзя жить с Виктором Сваном и не знать таких вещей. Он же и дома только о работе и говорит: о всяких там уликах, отпечатках, запаховых следах и прочем. И читает только про свои марки дурацкие, над которыми трясется как ненормальный, и спецлитературу про всякие там новшества в делах расследовательских. Генетические анализы и тесты, методики и технологии обследования места преступления, психология. Жуть, короче говоря. Пытался подсунуть ему ваши книжки…
— Твои, — поправляю, он кивает, быстро улыбнувшись, и продолжает:
— Твои книжки, так ведь нет — омежье чтиво. Тоже мне — альфа недоделанный…
— Сердишься на него?
— Да, — Май обхватывает себя руками за плечи и отворачивается, сразу становясь похожим на маленького воробушка. — И страшно очень. А когда злишься как-то полегче… Психология…
Молчу, перевариваю информацию. Что тут скажешь? Только то, что и мне дико страшно, а еще сильно не по себе… Вдруг становится очень жарко, кожа делается такой чувствительной, что хочется скинуть с себя всю одежду — чтобы не терлась, даже не прикасалась, взывая дрожь во всем теле. И анус… Черт, черт, черт! Это что же?.. Торопливо, не стесняясь увлеченного собственными переживаниями Мая, сую здоровую руку в джинсы — точно! Я… Я что же, вот-вот потеку? Но с чего? У меня ведь цикл обычно как часы — день в день. А сейчас совсем не время… Укол! Папочки родные! Я ведь читал, что придумали какие-то препараты, которые способны вызвать у омег течку. Вот только применяли их строго по назначению врача и в тех случаях, когда у пациентов-омег были проблемы с циклом, в результате чего они никак не могли забеременеть. Но зачем колоть эту гадость мне? Зачем им моя течка прямо сейчас?..
Собственно, ответ один. Меня начнет разрывать от желания, а вид любого альфы, даже его запах, станут истинной пыткой. Нет, я никогда не принадлежал к числу тех омег, которые вообще теряли человеческий облик во время течек, кидаясь на все, что стояло и было похоже на член. И течки свои я проводил вполне скромно — или с любовником, если такой на тот момент имелся, или даже наедине с собой, когда таковых не наблюдалось. Руки и небольшой набор игрушек — вот и решение проблемы. Не идеальное, но вполне способное помочь пережить эти адские дни…