Узнаёте? Алик Деткин Повести

Он не договаривал до конца ни одной фразы: значит, он волновался как никогда!
— Есть ведь и другие… — продолжал он. — Почему обязательно дедушку?.. Хотя бы вот Гоголь…
— Но внук Гоголя не учится в нашем классе, — возразил Святослав Николаевич. — А внук Бородаева учится!
С того самого дня к Глебу приклеилось прозвище: Внук Бородаева.
Всюду ребята любят придумывать прозвища. Но у нас в школе это, как говорили учителя, «стало опаснейшей эпидемией». А что тут опасного? Мне кажется, прозвище говорит о человеке гораздо больше, чем имя. Имя вообще ни о чём определённом не говорит. Ведь прозвище придумывают в зависимости от характера. А имя дают тогда, когда у человека ещё нет никакого характера. Вот если меня назовут просто по имени — Алик! — что обо мне можно будет узнать? А если по прозвищу — Детектив! — сразу станет понятно, на кого я похож.
Жаль только, что некоторые ребята путают и вместо «Детектив» кричат: «Дефектив!» Но я в таких случаях не откликаюсь.
— Занятия кружка ни в коем случае не должны быть похожи на наши уроки. Никто там не будет учиться! — заявил Святослав Николаевич. И всем сразу захотелось вступить в этот кружок. Но на пути возникли неожиданные преграды.
— Творческая направленность будет лицом кружка, — сказал Святослав Николаевич. — А рекомендацией будет литературная одарённость!
Оказалось, что такой рекомендации нет почти ни у кого в нашем классе. Только Андрей Круглов, по прозвищу «Принц Датский», и Генка Рыжиков, по прозвищу «Покойник», сочиняли стихи.
Прозвища их на первый взгляд могли показаться несколько странными, но это только на первый, легкомысленный взгляд!
Круглова прозвали не просто Принцем, а именно Датским, потому что он любил сочинять стихи к разным школьным датам, и даже к семейным: к началу учебного года и к концу учебного года, к дням рождения и если кто-нибудь умирал.
Когда нашей школе исполнилось десять лет, он сочинил:
 
 
В этот день, когда мы отмечаем
 
Нашей школы славный юбилей,
 
Мы с большим волненьем замечаем,
 
Что на сердце как-то веселей!
 
 
Однажды, первого сентября, пионервожатая прочитала нам на линейке стихи Принца:
 
 
В этот день, когда мы начинаем
 
Путь к вершинам знаний и наук,
 
Мы с большим волненьем замечаем,
 
Будто стало солнечней вокруг!..
 
 
А перед летними каникулами в стенгазете появилось такое стихотворение Принца Датского:
 
 
В этот день, когда мы завершаем
 
Свой нелёгкий, свой учебный год,
 
Мы с большим волненьем ощущаем,
 
Будто слёзы выльются вот-вот…
 
Нет!
 
 
 
Хоть мы со школой расстаёмся,
 
Места нет для грусти и тоски:
 
Всё равно сердцами остаёмся
 
Возле школьной парты и доски!
 
 
Святослав Николаевич сказал однажды, что «настоящий поэт не изменяет себе». Принц Датский не изменил себе просто ни разу в жизни!
Это был человек лет тринадцати. Ростом он был высок, в плечах был широк. Если Принц Датский узнавал, что у кого-нибудь дома происходит важное событие, он хватал бумагу и карандаш, убегал, чтобы побыть в одиночестве, а потом возвращался и говорил:
— Вот… пришли на ум кое-какие строчки. Может, тебе будет приятно?
Он совал в руки листок со стихами и убегал. Большая физическая сила сочеталась в нём с детской застенчивостью.
Однажды, как сейчас помню, он узнал, что мои родители празднуют годовщину свадьбы. Принц Датский подошёл ко мне на перемене, сунул в руку листок и сказал:
— Вот… пришло кое-что на ум. Может, тебе будет приятно…
И убежал. На листке было написано:
 
 
В этот день, поздравив папу с мамой,
 
Обстановку трезво оцени:
 
Страшная была бы в жизни драма,
 
Если бы не встретились они!
 
Если бы твой папа не женился,
 
Никогда б ты, Алик, не родился!..
 
 
В его груди билось доброе, благородное сердце!
Я читал, что поэты часто дружили между собой: Пушкин с Дельвигом, Шиллер с Гёте… А Принц Датский дружил с Генкой-Покойником.
Покойник писал стихи о любви… Это был человек лет тринадцати. Ростом он был невысок, в плечах неширок, лицо его было покрыто мертвенной бледностью. И вообще он очень хотел умереть.
 
 
Жить не стоит,
 
В том нету сомнений!
 
Сердце в муке сгорело дотла,
 
Когда ты на большой перемене
 
К старшекласснику вдруг подошла…
 
 
Над этим стихотворением стояли две буквы: А. Я.
А в поэме, первое чтение которой состоялось у нас в уборной на втором этаже, были такие слова:
 
 
Умереть, умереть, умереть!
 
Мне во прах превратиться не жалко,
 
Чтоб уже никогда не смотреть,
 
Как с другим ты идёшь в раздевалку…
 
 
Под названием поэмы тоже стояли две буквы: Б. Ю.
Нам очень хотелось узнать, из-за кого Покойник так ужасно страдал. Мы проверили по классному журналу: девчонок с такими инициалами у нас в классе не было.
— Может, из другой школы?.. — высказал кто-то предположение.
Внезапно меня озарила догадка:
— Нет! Они обе из нашей школы: иначе бы он не видел, как А. Я. на большой перемене подошла к старшекласснику и как Б. Ю. спустилась с другим в гардероб!
— Это верно!.. Настоящий Детектив: какая сила логического мышления! — стали восторгаться ребята.
Только Принц Датский сказал:
— Не трогайте Покойника!.. Кто его тронет, тот будет иметь дело со мной.
И хотя большая физическая сила сочеталась в нём с детской застенчивостью, все знали: Покойника он в обиду не даст. Он уважал его, потому что сам не умел писать стихов о любви.
— А только это и есть истинная поэзия! — воскликнул как-то Принц Датский. — Все классики с раннего детства писали о любви. Таланты надо беречь!
Это было его яркой особенностью: восторгаться другими.
— Почему же ты сам сочиняешь стихи к разным датам? — спросил я Принца.
— Людям приятно, когда их поздравляют… Особенно в рифму! — ответил он.
— А ты пиши и о любви тоже!
— Чтобы писать о ней, надо её испытать, — ответил Принц Датский. — К Покойнику уже пришло это счастье, а ко мне ещё нет!
К Покойнику это счастье приходило уже в третий раз. Вообще он вёл рассеянный образ жизни. Все свои последние стихотворения он посвящал какой-то В. Э. Она ещё не спускалась с другим в гардероб. Но Покойник всё равно жить не хотел:
 
 
Умереть моё сердце готово,
 
Разорваться в груди, как снаряд,
 
За одно твоё нежное слово,
 
За один твой доверчивый взгляд.
 
 
Я набрался мужества и спросил:
— Скажи: кто она… В. Э.?
— Разве это не было бы чудовищно?..
— Что… чудовищно?
— Разве я могу открыть её имя?
— А почему?
— Тебе непонятно?
Это было его яркой особенностью: отвечать на вопрос вопросом.
— Но почему же? — настаивал я.
— Разве мужчина имеет на это право?
В его чахлой груди билось благородное сердце!
Принца с Покойником сразу приняли в литературный кружок. Попросилась в кружок и Валя Миронова.