Савмак. Пенталогия (СИ)

  Выждав минуту-другую, пока гулкий топот сотен конских копыт и тревожный трезвон упряжки затих вдали, а серое пыльное облако мало-помалу рассеялось и осело вновь на землю, ворон, тяжело взмахнув крылами, слетел с кургана на дорогу, где после проезда людей осталась для него роскошная пожива. Сделав на всякий случай неширокий круг и зорко высматривая землю и небо чёрными бусинками глаз, он, наконец, опустился на торчащий из пожухлой травы в нескольких шагах от неподвижного лошадиного тела большой, раскалённый на солнце камень.
  Всё вокруг было тихо и пусто, как и четверть часа назад. Выждав ещё немного, ворон перелетел на ребристый лошадиный бок и, осторожно переступая по скользкой от мыла шкуре, принюхиваясь к острому запаху свежей крови, обильно полившей сухую землю из перерезанного лошадиного горла, добрался до оскаленной в смертной гримасе головы, уже облепленной слетевшимися на обильное пиршество мухами, слепнями и мелкой мошкой. Ликуя выпавшей ему в этот нелёгкий день нежданной удаче и не забывая ежесекундно вертеть головой, озирая окрестность, старый ворон осторожно клюнул большое, фиолетовое, омытое прощальной слезою лошадиное око.
   Внутри обтянутой толстыми воловьими шкурами кибитки, нёсшейся во весь опор, загоняя насмерть коней, от восхода к закату по большой дороге, петлявшей среди холмов и балок северных предгорий Таврских гор, разомлев и обливаясь потом от невыносимой духоты, лежали двое: личный врач боспорского басилевса Перисада V Эпион и его слуга Рафаил.
   Некоторое время назад старый скифский царь Скилур, вот уже добрых полвека мудро и грозно правивший двадцатью двумя скифскими племенами, опасно занемог. Обильные жертвоприношения и усердные мольбы жрецов скифским богам, розыски по всей Скифии и казни тех, кто ложно клялся именем царя, а также заклинания, целебные отвары и зелья свезённых отовсюду самых умелых колдунов-знахарей и опытных ведуний-знахарок, старавшихся не за страх, а за совесть, - ничто не могло вернуть старому владыке скифов прежнее здоровье и силы, продолжавшие таять с каждым днём.
   (Примечание: Скифами (т.е. "мрачными", "хмурыми") этот ираноязычный кочевой народ назвали греки. Сами они, вероятно, называли себя сколотами, если только эти многочисленные племена, разбросанные на огромном пространстве от Енисея до Дуная, осознавали себя единым народом (что спорно). И всё же автор решил называть их тем именем, под каким они вошли в историю, так же как, например, немцев мы называем по-русски немцами, а не по их самоназванию, звучащему, понятное дело, совершенно иначе.)
  Тогда грек Посидей, входящий в узкий круг приближённых друзей и советников царя Скилура, по совету живущих в столице Скифии лекарей-греков, столь же безуспешно пытавшихся лечить больного царя с помощью передовой эллинской медицины, послал старшего сына Дионисия с богатыми дарами в столицу соседнего Боспора - город Пантикапей, поручив ему обратиться с горячей мольбой об исцелении правителя дружественных боспорцам соседей-скифов к Аполлону Врачу в его знаменитом во всех окрестных землях храме, а заодно упросить басилевса Перисада отпустить на время в Неаполь Скифский своего прославленного учёностью врача Эпиона. Разумеется, Перисад, несмотря на весьма частые нелады с собственным здоровьем, не посмел отказать посланцу дружественного скифского царя в его настоятельной просьбе, к тому же подкреплённой ценными дарами.
  Самому Эпиону Дионисий, торопя его спешные сборы в дальнюю дорогу, клятвенно пообещал, что исцелив царя Скилура, тот получит в награду столько золота, сколько сам весит. Несмотря на такие посулы, Эпион согласился отправиться в путь к варварам с большой неохотой и лишь по просьбе Перисада: порасспросив Дионисия о симптомах болезни старого царя скифов, он на основании своего богатого опыта предположил, что болезнь его, вероятно, неизлечима, потому тащиться по такой жаре несколько дней туда и обратно окажется напрасной тратой времени и сил.
  Тем не менее, Дионисий, которому отец велел не возвращаться без лучшего боспорского лекаря, проявил настойчивость, и Эпиону с его рабом и большим лекарским сундуком пришлось-таки сесть в крытую скифскую повозку.
  Несмотря на немилосердный зной, вот уже почти месяц, испепелявший бескрайние степи на северных берегах Эвксинского моря, незадолго до полудня кибитка с придворным врачом Перисада выехала из столицы Боспора через западные ворота, прозываемые в народе "Скифскими", в сопровождении Дионисия и сотни скифских конных воинов, и во всю прыть нещадно погоняемых коней понеслась на запад по выбитой тысячами копыт и тележных колёс, покрытой толстым слоем белой пыли дороге, именуемой жителями Боспора "Скифской", а скифами - "Боспорской".
   Дионисий, сын уроженца далёкого южного острова Родоса Посидея, которого ещё в ранней молодости торговые дела забросили сперва в расположенную на северном краю эллинского мира Ольвию, а затем и в соседнюю Скифию, и благородной ольвийской эллинки Эфоры, вырос в Скифии, где, в конце концов, осел его отец, ставший близким другом царя Скилура, одевался по-скифски, ездил верхом не хуже любого скифа, и выглядел теперь скорее как скиф, нежели как чистокровный эллин, каковым являлся на самом деле. Он находился в поре мужской зрелости и силы, приближаясь к сорока годам, носил по скифскому обычаю длинные, ниспадающие на плечи каштановыми волнами волосы, с пробором посередине, перехваченные вокруг лба щедро обшитой золотыми зверовидными бляшками кожаной лентой, безошибочно указывающей на его важный среди скифов статус и богатство. Низ узкого, тёмного от загара и пыли лица Дионисия украшали светло-каштановые усы и густая клиновидная борода, волнами ниспадавшая до середины груди.
   (Примечание: Большинство имён греческих персонажей автор позаимствовал из надгробий и иных эпиграфических памятников античных городов Северного Причерноморья. Все эти люди, в самом деле жившие (пусть и в разное время) в ту далёкую, канувшую в Лету эпоху, и оставившие свой след (и гены!) на юге нашей страны, по воле автора вновь оживут на страницах его романа.)
  Весь неблизкий и нелёгкий в такую жару путь от скифской до боспорской столицы и обратно Дионисий проделал верхом во главе сотни царских воинов-сайев. Выехав накануне вечером, рассвет он встретил у единственных ворот длинной каменной стены, перегораживавшей Скалистый полуостров от Меотийского озера на севере до Эвксинского моря на юге, преодолев за короткую летнюю лунную ночь, когда не было столь жарко, расстояние более чем в тридцать фарсангов.
  Эта тянувшаяся по гребню вала стена, с широким рвом перед нею, защищала срединные, самые плодородные и густонаселённые боспорские земли от варварских набегов с запада и прозывалась "Длинной", так как близ самого Пантикапея была ещё одна каменная стена с валом и рвом, гораздо более короткая, защищавшая северо-западный угол Скалистого полуострова, густо усеянный усадьбами боспорской знати, называвшаяся "Ближней".
  Когда с восходом солнца начальник боспорской стражи, получив от Дионисия небольшой дружеский подарок, приказал открыть ворота и пропустить важного скифского посла и его охрану, дальнейший путь в семь фарсангов до лежащей на высокой горе на западном берегу Киммерийского пролива боспорской столицы занял у скифов менее двух часов.
   Ещё часа три ушло у Дионисия на посещение самого большого и почитаемого пантикапейского храма Аполлона Врача, предварительные переговоры с несколькими приближёнными вельможами боспорского басилевса, короткую дружескую беседу с самим Перисадом, уговоры и сборы в дорогу царского врача Эпиона.
   Надёжно привязав оббитый тремя поперечными медными полосами дорожный сундук кожаным ремешком в переднем углу кибитки, учёный боспорский лекарь и его слуга удобно устроились на груде мягких овечьих шкур и туго набитых шерстью кожаных подушек, накиданных поверх сухого душистого сена, толстым слоем покрывавшего дно повозки, дабы ездоков не растрясло и не разбило во время стремительной скачки по неровной, каменистой степной дороге. Передний и задний пологи кибитки были открыты для свободного прохождения воздуха внутри, чтобы греческий лекарь и его раб не задохнулись в раскалившейся на солнце, как глиняная жаровня, кибитке.