Ловец Душ (СИ)
Так или иначе, Старгородское княжество перестало существовать, а его земли были разделены между сподвижниками и знатью Мальтира. Кроме того, часть земель осталась под рукой прежней владетелей. Само собой, новые хозяева смотрели на старых, не скрывая презрения. Еще бы, они, сиртийцы, победители, а эти, мало того, что побежденные, так еще и предатели. Случались поединки и даже вооруженные столкновения на порубежных землях старой и новой знати. Кое-кто начал говорить об отделении, о восстании против Сирта. Распространившиеся слухи о слабом здоровье Мальтира подстегнули развитие заговора. Предок Атмара, барон Симир, был одним из самых активных участников заговора, однако, его немало смущало отсутствие у заговорщиков хоть какого-нибудь плана обустройства страны после войны. Разумно решив, что даже если они победят, то впоследствии съедят друг друга как пауки в банке, он запросто сдал всех Мальтиру, который вопреки слухам был жив и здоров. Более того, эти слухи распространялись с его ведома, чтобы выявить неблагонадежных. В итоге, заговорщиков казнили, а часть их земель вместе с графским титулом и знакомым тебе девизом была пожалована барону Симиру.
Вот так, тем более интересно, зная историю, что граф Атмар, став правителем Альдабергского герцогства, назвал себя князем, а не герцогом или королем, и вернул этим землям свое древнее прозвание — Старгородское княжество. Хотя нельзя не отметить мудрость его решения, вместо того, чтобы замахиваться на громаду всего бывшего Сиртийского королевства, он удовольствовался меньшим и преуспел со всех точек зрения.
— А как же дука Никифор? — задал вопрос, с жарким интересом слушавший тавернщика, Сигмар.
— Его звание князь пожаловал Никифору за заслуги, этот титул примерно равен герцогу. Предок Никифора носил его по праву, но ввязавшись в борьбу за трон базилевса, потерял все и бежал в Сирт, где ему пришлось начинать жизнь с чистого листа. Как видишь, Никифор умнее своего пращура и вознесся на вершину. Став правой рукой Атмара, он не забывает о главном — правители никогда не прощают даже малейших попыток покушения на их власть, а потому Никифор беззаветно и преданно служит князю, в то же время, являясь вторым человеком во всем княжестве. Его имя известно даже в самых отдаленных деревушках и не найдется такого дурака, который бы рискнул с ним враждовать. Ну, а теперь, выпьем же за успех нашего дела.
Опустошив кубки, они продолжили беседу, а в это время Эйнар с Маликом и двумя Молчаливыми, пробирался сквозь подземный ход к подземельям, скрывавшимися под таверной «У Стены». Хенрик и сам не мог сказать, к чему он отстроил такие катакомбы. Стоит лишь отметить, что ход от них вел в канализацию Старгорода, и Хенрика всегда имелась возможность скрытно попасть в город. Другой ход вел к причалу на берегу реки, где стояла лодка, накрытая просмоленной парусиной.
Эйнар и колдун, пройдя по извилистым катакомбам, наконец, достигли подвала. Наверху гулял народ, играли музыканты, кое-кто рвался в пляс, но здесь, внизу, царила гробовая тишина, изредка прерываемая звуками капающей воды, да потрескиванием горящих факелов. Отперев одну из дверей, они вошли в хранилище, в центре которого находился тот самый груз, который Эйнар добыл с большим трудом. Это была мастерски выполненная фигура рогатого демона. В янтарных глазах статуи отражался свет факелов, и казалось, что в них стоит пламя. Когтистая рука демона сжимала плеть из красного мрамора, которая создавала впечатление напитанной кровью. Другая рука указывала на стоящего перед статуей, словно бы готовясь схватить и поставить на колени. На лице демона застыла ужасная гримаса безумной радости, полуоскал-полуулыбка. Контрабандист старался поменьше глядеть в сторону фигуры. Малик же, напротив, осмотрел ее со всех сторон:
— Замечательный экземпляр, именно то, что нужно. Отличная работа, Гарланд.
Колдун повернулся к Молчаливым и показал им несколько жестов, один из них достал из своей робы два увесистых кошеля и передал их Эйнару. Тот поклонился и ответил:
— Рад служить, господин.
А колдун все смотрел и смотрел на статую почти с обожанием и, обращаясь ко всем и ни к кому, произнес:
— Документы Храма, свидетельствуют о том, что еретики, у которых Орден собирался добыть эту статую, приносили ей человеческие жертвы. Быть может, ваше столкновение на дороге не случайно и это существо привлекло кровопролитие.
— Так и было, когда я посетил их собрание, они как раз… Словом, я полагаю, вы можете забрать идола, господин. Если честно я немного неуютно чувствую себя рядом с ним, — поежился Эйнар.
— Да, конечно, ты прав, — Малик показал слугам, и те принялись упаковывать статую.
Вернувшись в таверну, Эйнар вошел в хозяйский зал, где пировали его товарищи, и бухнулся на лавку. Он схватил кусок пирога и принялся молча поглощать его, с торжествующим видом глядя на Сигмара и Хенрика. Немая сцена затянулась, тут контрабандист не выдержал и, достав из-за пазухи два кожаных кошеля, кинул их на стол:
— Поздравляю, брат, мы стали богаче на три тысячи талеров.
Последовали возгласы, объятия, поднятые кубки и требования принести еще вина. Попутно Эйнар делил добычу:
— Так, Хенрик, нам с тобой поровну, по полторы тысячи, еще я не могу обделить Сигмара, он сильно выручил меня на дороге, поэтому из своей доли я выделю ему полторы сотни талеров. А уже завтра утром мы пойдем их тратить. Поездка нам предстоит опасная, а значит, тебе нужен доспех покрепче, опять же ни щита, ни меча у тебя нет. Так, что еще? Брат, обеспечишь нам провиант в дорогу?
— Без проблем, все самое лучшее, — согласился тавернщик.
— Я решил, что в Сураву мы отправимся на лодке. Завтра поищем подходящую в Речном квартале или у причалов. Еще, я так думаю, стоит нанять трех-четырех бойцов, времена неспокойные, врагов много, а прикрытие у нас есть.
— Какое прикрытие, зачем? — вмешался Северин в рассуждения Эйнара.
— Ну, ты же не собрался всем и каждому рассказывать про Малика и его задание, а объяснить местным чего ты приперся в их деревню, да еще и с воинами, придется. Именно на этот случай Малик выдал мне грамотку, что мы с тобой расследуем пропажу путников в Суравском маркграфстве, ищем разбойников по заданию самого Никифора, словом железное прикрытие, так-то.
— А каков твой план, в общем? — поинтересовался солдат.
— В общем, приедем — на месте разберемся. Ну а так, я думаю…
Их совет продлился до полуночи и уже изрядно уставший Сигмар поднялся к себе наверх. Он сел на свою соломенную кровать и оглядел комнату. Затянутые бычьим пузырем узкие окна, масляный светильник у двери, который коптел и чадил, покрывая потолок пятнами сажи. Северин встал, потянулся и снял с себя рубаху. Поотжимавшись и отработав несколько ударов, он встал перед окном, через дыру в котором проникал поток свежего, ночного воздуха. Он размышлял о произошедших событиях и грядущих вызовах:
— Сигмар Северин, порученец дуки Никифора. Пожалуй, это звучит лучше, чем рядовой Северцев. Хотя ставки в этой игре высоки, как нигде. Но разве у меня есть выбор? Бежать? Нет, ведь куда бы я ни пошел, этот Атмар найдет меня. И тогда все, конец, потому что я знаю уже слишком много.
Решив прервать поток безрадостных мыслей, Сигмар прибег к проверенному средству и попросту завалился спать, даже не раздеваясь.
В этот самый момент, Малик с князем оглядывали трофей, занявший свое место в коллекции правителя. Колдун с жаром доказывал Атмару:
— Мы почти у цели, вся свита в сборе, осталась лишь центральная фигура, Жнец, и древняя легенда воплотится в реальность, — он нараспев прочитал, — отнимающий жизнь, да дарует ее, насылающий болезни, да избавит от них.
Атмар слушал, медленно прохаживаясь вдоль каменных изваяний. Хотя они изображали разные сущности, с первого взгляда становилось понятно, что вышли они из-под руки одного мастера. Смеющийся, пузатый обжора, олицетворяющий чревоугодие, крылатая демоница, сжимающая своими когтистыми лапами пышную грудь, чьи рубиновые глаза заглядывали в самые потаенные уголки человеческих желаний, покрытый струпьями, гниющий демон, склонивший голову и исподлобья смотрящий на посетителя. Всего восемь фигур, изображающие семь грехов и демон, насылающий болезни. В коллекции Атмара не хватало одной статуи — правителя этих демонов. Жнеца, несущего с собой смерть, горе и разруху. Наконец, Атмар заговорил: