Лесной Охотник (ЛП)
Бушен согласился на это, решив, что его «София» действительно может в этом нуждаться в свой последний миг.
— Я сделаю их такими красивыми, — пообещал Кустис, просияв. — Что вы по-настоящему влюбитесь в эти глаза!
Они ждали на палубе, пока торпеду принесут из комнаты, освещенной тусклыми лампами, где воздух нагревался от сварочной горелки, где блестел ярко-синий шлифовальный станок, чтобы придать мелким деталям идеальные характеристики. Достаточно ли идеальные? Никто не мог сказать этого наверняка.
Майкл с палубы наблюдал за работами, ведущимися в носовой части группой других членов экипажа.
Бушен перегнулся через борт. Не было никакой необходимости выкрикивать команды, потому что люди и так знали, что сражаются за свою жизнь, делая все с достаточным энтузиазмом, и эта проклятая работа выполнялась ими, как самая добросовестная из всех, которую они проводили за всю жизнь.
Примерно через час должен был начаться рассвет.
Бушен спустился ниже, чтобы узнать, есть ли у акулы зубы.
Майкл услышал, как к нему приближается девушка. Никто даже не смотрел в ее сторону, пусть она и была едва ли не единственной женщиной на этом борту. Мариэль остановилась рядом с Майклом, когда тот перегибался через помятый фальшборт. Когда он посмотрел на нее, она быстро и нервно улыбнулась в ответ, а он ответил ей с поклоном. В ту же секунду Майкл заметил в другой стороне Билли Бауэрса, который явно наблюдал за девушкой. Он приближался.
Что ж, третий лишний, подумал Майкл и направился прочь. Он сделал шаг назад, и лишь после этого увидел, как Билли молча берет за руку Мариэль, а она так же молча отвечает ему тем же. Майкл задался вопросом, насколько же мощным чувством должна быть любовь, раз она пересиливает даже инстинкт выживания? А как же иначе, раз этот роман вспыхнул на почти тонущем корабле в условиях смертельной морской погони! Может быть, искра была брошена из кузницы Вулкана, подумал он. Упала на землю и зажгла все вокруг своим ослепительным светом, чтобы указать друг на друга юноше, несущему на руках девушку с красивыми глазами и светлыми волосами, а девушке — указать на него? Может быть, у них и есть будущее, предначертанное им искалеченным богом, подумал Майкл. По крайней мере, он надеялся, что это было так.
Когда забрезжил рассвет, торпеда была выкачена на тележке. Вслед за катившими ее членами экипажа шел капитан Бушен, Пауль Вессхаузер, двое инженеров, механик, электрик, операторы насоса и обычные моряки. Торпеда была чуть более трех метров в длину и, возможно, полметра в диаметре. На ее пулеобразном конце торчало три металлических штыря. Ее выкрасили в желтый пестрый цвет в сочетании с черным, но оставили специальный белый участок, чтобы на нем можно было писать. Каждый, кто работал над созданием торпеды, должен был нанести на нее свое имя. А после то же должны были сделать и оставшиеся члены экипажа.
— Давайте, — подбодрил своих людей капитан Бушен. — Походите и пишите свои имена, — он держал банку с водонепроницаемой краской, сидя рядом с тележкой.
Люди подходили и писали свои имена снова и снова, пока капитан вдруг не встал и не подошел с банкой краски к Майклу.
— Подписывай, — сказал он.
Это был приказ.
Майкл опустил кисть в краску, нашел чистое место на участке и попутно отметил, что люди писали не только свои собственные имена, но и имена раненых и убитых. Ему в глаза бросились буквы, составившие имя, отзывавшееся наибольшей досадой: Энам Кпанга.
Он вздохнул и вывел: Майкл Галлатин, а затем опустил кисть обратно и передал банку капитану, который добавил свое имя возле самого детонатора.
Переносной подъемник был закреплен в носовой части. Тяжелые тросы поддерживали торпеду, которая — Майкл в этом не сомневался — весила в районе пятисот фунтов. Если что-то пойдет не так, эта взрывоопасная акула пойдет на самое дно Северного Моря. Требовалась ювелирная осторожность в этой операции, потому что, если бы торпеда потеряла равновесие и закачалась на тросах, ее вес переломал бы кости всех участвующих в ее перемещении и уничтожил бы спасательные шлюпки. К тому же, никому не хотелось, чтобы торпеда сдетонировала, ударившись о «Софию», хотя Вессхаузер и заверял Майкла и Бушена, что его детище рассчитано на то, чтобы сдетонировать только при скорости в пять узлов и выше.
— Осторожно! Осторожно! — предостерег Бушен, когда лебедка, опускающая торпеду, пришла в движение. — Следите за тросами! — приказал он операторам подъемников. А затем громче. — Господи! Не так быстро!
Торпеда, все еще прикрепленная к кораблю, была помещена между двумя лодками и после отправлена в нужный отсек клетки, несколько человек в водолазных костюмах нырнули в холодные воды Северного моря, чтобы довести работу до конца. Оператор лебедки следил за тросами, чтобы не позволить им оборваться и отправить торпеду на огромную глубину.
Затем водолазы помогли направить торпеду в стальное гнездо. Инструменты были переданы обратно в лодки, зажимы были затянуты. Закончив работу, водолазы показали знаком сигнал успеха, и тросы можно было отцеплять. Теперь торпеда покоилась на глубине метра под водой.
Спасательные шлюпки подобрали водолазов, и экипаж, вернувшись со своей опасной миссии отправился в столовую, где мог согреться и выпить кружку горячего кофе.
Майкл оценил проделанную работу и понял, что она была хороша!
Теперь «София» была готова стать охотницей.
Через густой туман начали пробиваться ничтожные лучики серого света. Бушен приказал членам экипажа занять свои места и приготовиться к действию. Майкла он позвал за собой на мостик. В рубке он настроил режим хода на «полный вперед», и корабль принялся набирать скорость, подпрыгивая на волнах. Русский радист в своей рубке тем временем пытался по методу триангуляции определить положение объекта, от которого исходили помехи.
Майкл старался разглядеть что-либо впереди, но видел лишь туман и море.
— Тридцать градусов на левый борт, — объявил радист. Бушен повторил его команду и скорректировал курс. Затем, через несколько секунд прозвучала новая директива. — Правый борт, двенадцать градусов.
— Правый борт, двенадцать градусов, — повторил Бушен. Рулевое колесо было повернуто вправо, и Майкл уставился на стрелку корабельного компаса — та передвинулась.
Туман все еще не рассеивался…
По своим древним карманным часам Майкл отмерил двадцать минут, когда русский снова выкрикнул:
— Правый борт, восемь градусов!
Капитан повторил команду, и судно вновь поменяло курс, после чего стрелка компаса снова отклонилась. «София» пробивала себе путь сквозь мягкие призрачные облака тумана. От напряжения у Майкла засосало под ложечкой. Он вытащил револьвер из-за пояса, но не с конкретной целью, а лишь с надеждой придать себе уверенности. Если его земляк просчитался, «Копье» запросто может ударить по «Софии» первым, наведя свои пушки так, чтобы стрелять в упор.
— Держите ровно, — скомандовал русский.
— Ровно, — повторил капитан. Его пальцы, сомкнутые на рулевом колесе, побелели.
Соленый ветер подул в лицо Майкла через выбитое стекло, и в этом порыве чувствовался корабельный запах: смесь нефти, бревен, старой смазки, обожженного металла, немытых тел и тонкий, сырой запах страха.
На секунду ему показалось, что он вспотел в своей клетчатой рубашке, однако почти сразу пришло осознание, что это не пот щекочет кожу, а волчья шерсть пробивается наружу на спине и груди. Зверь просыпался внутри него, ведомый переплетениями древних уз, недоступных современному человеку. По счастью, Майкл был достаточно опытен в приручении этого дикого животного, поэтому сумел вновь заставить свое звериное нутро уснуть. Шерсть послушно втянулась в зудящие, раздраженные поры. Однако часть сознания волка не желала засыпать окончательно, подначивая Майкла либо к тому, чтобы сорваться и бежать, либо к тому, чтобы пометить территорию, и он невольно вспомнил, что чувствовал то же самое после того, как убил Октавия Злого в бродячем цирке. Застряв между миром зверей и людей, он поддался инстинкту и оставил за собой лужу мочи в комнате убитого, а после — убежал, как и положено зверю.