Лесной Охотник (ЛП)
— Скажу, что теперь ты идешь по пустыне так же, как и я.
— Да, только в нашем будущем есть существенная разница. Ты будешь военнопленным, а я снова буду работать. Там мое место, Майкл, понимаешь? — он кивком указал на небо. — Это то, что дает мне почувствовать себя по-настоящему живым. У тебя есть такое место?
Майкл нервно хохотнул. Лесной охотник забрался очень далеко от дома, подумал он.
— Никакого конкретного места, — был ответ.
— И от этого мне лишь становится жаль тебя. Все люди нуждаются в месте, которое помогает им жить по-настоящему. Это место, где их души свободны. Небо — мое место. Я считаю его красивым даже в пасмурный день, я поднимаю к нему голову, даже когда мой самолет стоит на земле. Для меня небо — это женщина с тысячей лиц, и каждое из этих лиц прекрасно. Ты женат, Майкл?
— Нет.
— Я тоже, — он коротко рассмеялся. — Как будто мне когда-нибудь захочется надеть на себя цепь! Первое, что любая жена скажет мне, будет: «не летай так высоко и быстро!», она захочет, чтобы я послушался ее, доставил ей удовольствие и был убит, как множество других пилотов с… — он помедлил, подбирая нужное слово. — С привязанностями, — закончил он и снова рассмеялся, однако на этот раз, как показалось Майклу, смех звучал несколько натянуто. — Такие, как мы, не нуждаются в привязанностях, не так ли?
— Такие, как мы?
— Любители риска. Люди, которые избрали находиться на фронте. Возьмем, к примеру, тебя. Ты работаешь в разведке. Постоянно рискуешь, разве нет? И ты ведь из тех, кто рвется вперед через шахты и рвы. Не говори мне, что ты просто носишь бумажки и сидишь за столом, я в это ни за что не поверю.
— Нет. Я не из таких.
— Человеку действия легко распознать человека действия, — со знанием дела сказал Гантт. — Это… видно по тому, как ты двигаешься. Ты уверен в своих силах даже сейчас, со сломанным плечом. И ты сделаешь все, чтобы я никогда не достиг форпоста. Ты уверен, что рано или поздно я сделаю ошибку, которой можно будет воспользоваться. Так? А я уверен, что не ошибусь. И что это говорит о нас?
— Что мы — два уверенных в себе идиота, бредущих посреди пустыни с парой глотков воды на двоих в одной фляге.
— Нет! В каком-то смысле это делает нас боевыми товарищами! Как шахматисты, понимаешь? Два человека действия вынуждены сосуществовать, чтобы выжить. Перед нами стоит задача преодоления…
— Мне кажется, ты недостаточно хорошо прикрыл голову от солнца. Тебе напекло.
— Может, и так, мой британский друг, может и так. Но я тебе вот, что скажу… Твоя уверенность в сложившейся ситуации интригует. И развлекает. Мне интересно посмотреть, что ты собираешься сделать, чтобы избежать лагеря для военнопленных. И я не сомневаюсь, что ты что-то предпримешь.
— Ты бы предпринял, — кивнул Майкл.
— Конечно! Я бы никогда не отказался от попыток. Вот, почему я говорю, что мы боевые товарищи, разве я не прав?
— Ну, раз ты так говоришь, — отозвался Майкл рассеянно: его внимание привлекло какое-то движение справа. Он посмотрел туда и заметил на белой равнине маленькую белую фигурку в грязных тряпках и в кепке цвета хаки примерно в сотне метрах от их с немцем местоположения.
— Гляди! Он снова там, — сказал Гантт, тоже заметив незнакомца. — Похоже… что это не разведчик даласиффов, в противном случае он бы на верблюде скакал. А, кстати сказать, действительно, почему нет верблюда? Если прикинуть рост, то наш друг ростом около четырех футов и шести дюймов, ведь так? Это ребенок. Маленький мальчик? Здесь, в пустыне? Один? Что он тут делает, как думаешь?
— Если тебе действительно так любопытно, — хмыкнул Майкл. — Иди и предложи ему воду.
— Отдать ему те жалкие остатки, которых не хватит нам самим? И кому из нас еще сильнее голову напекло?
— Если он из местных, то может знать, где найти воду. На самом деле, он может уже быть на пути к ней. Так что… один глоток воды, отданный на сторону, может нам существенно помочь в будущем, — сказал Майкл.
Они продолжили путь в молчании, но Рольф Гантт явно пребывал в тяжелых раздумьях и вел внутренний спор с самим собой.
Ветер чуть поутих и уже не швырял песок в лицо так яростно, но солнце, казалось, стало только жарче. У Майкла пересохло во рту. Он полагал, что температура воздуха сейчас должна была уже перевалить за сто десять градусов, и разгоряченная пустынная земля только усиливала ощущение жары. Тем не менее, он вспотел, и это было хорошим знаком. Вот когда пот перестанет выделяться… тогда уже стоит беспокоиться.
— Ну, хорошо, — сказал, наконец, Гантт. — Скажи ему, что у нас есть вода.
Майкл резко остановился, Гантт также замедлился и даже отошел назад на пару шагов. Движущаяся по песчаной равнине фигура замерла и посмотрела в их сторону.
Майкл вновь окликнул его на тамазигхском и туарегском языках. Никакого ответа не было.
— Подними флягу, — сказал Майкл, и Гантт повиновался. Тогда Майкл обратился снова. Его голос прокатился по молчаливой равнине, и тишина поймала его слова на полпути.
Ответа не было. Фигура мальчика просто стояла и смотрела.
— Он не подойдет, — Гантт открыл флягу и позволил себе сделать всего один глоток, после чего немного задержал воду во рту и лишь потом проглотил. — Держи.
Майкл отпил. Сейчас даже такая теплая и противная вода показалась ему божественным нектаром, как только коснулась пересушенного рта. Он последовал примеру немца, чуть сполоснул рот скудным глотком, а затем нехотя проглотил. Гантт забрал флягу и вновь закрепил ее на ремне.
— Идем, — сказал он.
В течение следующего часа фигура держалась от них все так же примерно в ста метрах и ближе не подходила. Они вышли на настоящую площадь, состоявшую из песчаных дюн, выраставших в огромные волны. То, что выглядело лишь грудами черного щебня, разбросанного повсюду, на деле было опаснейшим убежищем рогатых гадюк и трехдюймовых скорпионов — этих обитателей местных краев видеть доводилось уже не раз. А также Майкл и Гантт видели следы, начинающиеся между камней и ведущие к одной из самых больших дюн. Кто-то шел впереди них.
Маленькая фигурка тем временем исчезла из виду.
Когда попутчики достигли вершины первой дюны — что было тяжким испытанием вне зависимости от того, насколько в хорошей форме человек находится — они заметили примерно в двух сотнях метров перед собой человека. Он носил черные сапоги и желто-коричневую одежду, вокруг головы оборачивался темно-зеленый платок. Он упал, встал, затем снова упал и снова поднялся, пытаясь продолжать путь.
— Боже мой, — тихо сказал Гантт. — Мне кажется, это… это Хартлер. Мой второй полот. Он носит на голове шарф, который подарила ему жена, — ас поднял руку и сложил ее трубкой, чтобы позвать своего друга.
Перед самым окриком кусок черного щебня ударил Гантта в правое плечо. Практически в тот же момент Майкл заметил шестерых человек на верблюдах, показавшихся из-за дюны и окруживших второго пилота. Хартлер упал на колени. У всех шестерых были винтовки, и один из них, похоже, полагал себя лидером этой группы — человек в ярко-красной робе и такой же яркой куфие. Он нацелил свое оружие прямо в голову Хартлеру.
— Пригнись, — тихо сказал Майкл Гантту, который уже и без того начал опускаться на песок. Майкл лег на живот — осторожно, стараясь не потревожить травмированную руку. Оба спутника наблюдали за происходящим, понимая, что попали на территорию активных действий даласиффов.
Двое других мужчин обвили веревки вокруг Хартлера. Один из верблюдов издал блеющий звук, напоминавший суровый смех, и двое других присоединились к нему, словно зайдясь в горячем споре. Жуткий звук продолжался, пока короткий кнут не урегулировал разногласия животных.
Человек в темно-красной робе и куфии выстрелил Хартлеру в голову с близкого расстояния. Зеленый шарф упал на землю. Как только винтовка была опущена, Гантт заметно вздрогнул. Хартлер завалился вперед, его тело положили поперек двух верблюдов и отослали прочь.