Сад бабочек (ЛП)
У меня не было ни малейшего желания слушать их разговор. Данелли помогла мне встать с девочкой на руках, придерживая ей голову.
– Блисс, можно взять твое платье, которое с закрытой спиной?
Блисс кивнула и бросилась в свою комнату.
Мы с Данелли перенесли девочку в мою комнату, сняли с нее разорванную одежду и вымыли. Я смыла кровь с ее бедер и осторожно облила из душа, чтобы удалить всю грязь между ног. Данелли между тем согнулась над унитазом. Потом она вернулась и вытерла рот дрожащей рукой.
– У нее даже волос нет, – прошептала она.
Ни волос в промежности или под мышками, ни грудей, ни талии. Перед нами, несомненно, был ребенок.
Данелли придержала ее, чтобы я вымыла ей волосы. К этому времени Блисс принесла платье – немного великоватое, но это единственное, что подошло бы девочке по размеру и не имело открытых мест. Мы вытерли ее насухо, одели и уложили в мою кровать.
– Теперь, раз она уже здесь, думаете… – Даже Блисс не смогла закончить мысль.
Я помотала головой, осматривая руку девочки. Несколько ногтей были сломаны – она сопротивлялась.
– Они ее не тронут.
– Майя…
– Они ее не тронут.
Мученический вопль разнесся по Саду, и все мы разом вздрогнули.
Но голос был мужской, так что мы остались в комнате.
Остальные девушки испугались крика и стали собираться в моей комнате, так что мне не пришлось их прогонять. Мы понятия не имели, когда очнется девочка. Ей станет страшно, ей будет больно. Совсем ни к чему, чтобы на нее при этом пялились двадцать человек. Остались только Блисс и Данелли. Последняя держалась позади, так что ее лицо не сразу бросалось в глаза.
Только вот книжная полка на правой стене не полностью прикрывала Лионетту.
Блисс подтянула шторку перед туалетом, подняла нижний край и прижала книгами. Если знать заранее, что за шторкой что-то есть, можно было увидеть волосы Лионетты и часть ее спины. Но для этого следовало внимательно присмотреться.
Мы стали ждать.
Блисс сбегала на кухню, принесла несколько бутылок воды и по пути захватила у напуганной Лоррейн пару таблеток аспирина. Хотя его действия хватило бы ненадолго – аспирин хорошо помогал от головной боли после снотворного, – но все-таки это лучше, чем ничего.
В дверном проеме появился Садовник. Он посмотрел на стену, прикрытую шторкой, перевел взгляд на девочку и кивнул. Затем достал из кармана небольшой пульт, и через минуту по обе стороны от входа опустились стены.
– Как она?
– Без сознания, – ответила я коротко. – Ее изнасиловали. Она получила сильный удар по голове и множество других повреждений.
– При ней что-нибудь было? Вы узнали, как ее имя и откуда она?
– Нет.
Я передала ее руку Блисс и пересекла комнату. Садовник выглядел бледным и встревоженным.
– Никто ее не тронет.
– Майя…
– Никто ее не тронет. Ни крыльев, ни секса, ничего. Это ребенок.
К моему удивлению, он кивнул.
– Она будет на твоем попечении.
Данелли кашлянула.
– Она еще не приходила в себя. Может, увезти ее? Доставить в больницу или еще куда-нибудь? Она ничего не знает.
– Нет гарантий, что она не запомнила Эвери, – с трудом ответил Садовник. – Ей придется остаться.
Данелли прикусила губу и отвернулась, поглаживая девочку по волосам.
– Думаю, вам лучше уйти, – произнесла я ровным голосом. – Неизвестно, когда она очнется. Лучше бы ей не видеть в этот момент мужчин.
– Да, конечно. Скажи мне, если… если ей будет что-то нужно.
– Ей нужна мама и девственность, – съязвила Блисс. – И ей нужно домой.
– Блисс…
Она фыркнула, но замолчала, уловив предостерегающий тон Садовника.
– Скажешь, если что-то понадобится, – повторил он, и я кивнула.
Я не стала смотреть ему вслед.
Еще через некоторое время пришел Десмонд. Выглядел он совершенно разбитым.
– С ней все будет хорошо?
– Нет, – ответила я холодно. – Но жить будет.
– Слышали крик? Отец отлупил Эвери палкой.
– Ну да, ей от этого станет гораздо лучше, – проворчала Блисс. – Убирайся к черту!
– Что он с ней сделал?
– Что, по-твоему, он мог с ней сделать? Пригласил на чай?
– Десмонд, – я не стала продолжать, пока он не посмотрел мне в глаза. – Вот на что способен твой брат. Но в этом замешан каждый из вас. Поэтому сейчас тебе не следует здесь находиться. Я понимаю, что сейчас ты сам себе противен и нуждаешься в сочувствии, но я не хочу, чтобы рядом с этой девочкой был хоть один мужчина. Тебе лучше уйти.
– Я в этом не участвовал!
– Участвовал, – отрезала я. – Ты мог предотвратить это! Если б ты сообщил в полицию или освободил кого-то из нас, чтобы мы сами сообщили в полицию, Эвери не смог бы ее похитить, не избил бы ее, не изнасиловал бы. Она не оказалась бы здесь. Но теперь это будет повторяться снова и снова, пока она не умрет, еще совсем юной. Ты допустил это, Десмонд, позволил этому произойти – так что принял в этом самое непосредственное участие. Если ты никак не собираешься ей помочь, то я не хочу тебя здесь видеть.
Десмонд уставился на меня, шокированный моими словами. Потом молча развернулся и ушел.
Неужели репутация важнее, чем жизнь ребенка? Важнее, чем все наши жизни?
Блисс посмотрела ему вслед и взяла меня за руку.
– Как думаешь, он вернется?
– Мне без разницы.
В какой-то мере это была правда. Я слишком устала, и у меня уже не было сил раздумывать о никчемности Десмонда.
Примерно в два часа ночи девочка наконец-то пришла в себя. Боль обрушилась на нее волной, и она застонала. Я присела на кровать и взяла ее за руку.
– Не открывай глаза, – я старалась говорить мягко и не повышать голоса, как учила меня Лионетта. Прежде я никогда над этим не задумывалась, но с этой девочкой следовало проявить мягкость и настойчивость. София, наверное, сразу бы заметила разницу. – Я приложу тебе к лицу мокрую тряпку, чтобы снять боль.
Данелли отжала тряпку и протянула мне.
– Где… что…
– Я все тебе объясню, обещаю. Сможешь проглотить таблетку?
Она заплакала.
– Не надо, пожалуйста! Я буду смирной, обещаю, я не буду сопротивляться!
– Это всего лишь аспирин, поверь мне. Я хочу лишь помочь.
Я приподняла ей голову, положила в рот таблетку и дала запить.
– Кто вы?
– Меня зовут Майя. Я была похищена теми же самыми людьми. Но я не позволю им вновь причинить тебе вред. Они тебя не тронут.
– Я хочу домой.
– Знаю, – прошептала я, прикладывая тряпку к ее глазам. – Знаю. Мне жаль.
– Я хочу видеть, прошу вас, дайте мне открыть глаза!
Я заслонила ей глаза и убрала тряпку. Даже при таком слабом свете девочка заморгала. Глаза у нее были разного цвета: один – голубой, другой – серый; на радужной оболочке голубого были два пятнышка. Я сдвинула руку так, чтобы она могла видеть меня, и при этом ее не слепил свет от лампы.
– Так лучше?
– Больно, – пожаловалась она. Слезы стекали ей на волосы.
– Я знаю, милая. Знаю.
Девочка перевернулась на бок и положила голову мне на колени, обхватив руками за талию.
– Я хочу к маме!
– Знаю, милая, – я склонилась над ней, так что мои волосы рассыпались вокруг нее, словно заслоняли от всех опасностей, и крепко обняла, стараясь при этом не причинить боли. – Мне жаль.
Джилли на тот момент исполнилось одиннадцать. Эта девочка была примерно того же возраста, может, на год старше. Но мне по-прежнему было больно вспоминать дочерей Софии. Эта девочка была такой маленькой, такой хрупкой… Не хотелось думать так же о маленькой храброй Джилли.
Она плакала, пока снова не уснула. А когда проснулась через несколько часов, Блисс принесла нам фрукты.
– Лоррейн не приготовила завтрак, – шепнула она мне и Данелли. – Зулема и Вилла говорят, она всю ночь просидела на кухне, уставившись в стену.
Я кивнула, взяла банан и присела рядом с девочкой.
– Вот. Ты, должно быть, проголодалась.
– Не то чтобы, – ответила она жалостливо.