В Маньчжурских степях и дебрях (сборник)

— Фю-фю-фю.
Затем повернул карабин боком, поднял его немного и склонился над ним совсем низко, почти касаясь ствола усами…
Внимание его, очевидно, привлекла теперь прицельная планка…
Лицо у него снова стало сосредоточенное.
Брови сдвинулись, кожа на широком, красном, почти кирпичного цвета лбу собралась в морщины, глаза сощурились…
Он еще ниже наклонил голову и, держа карабин в левой руке, поставил большой палец правой ногтем на прицел сбоку, возле второй зарубки…
Потом передвинул палец до четвертой зарубки…
Еще глубже, еще резче стали морщины на его лбу, брови сошлись совсем.
Вдруг он поднял голову и остановил глаза на Петьке.
— Пять и ноль — это сколько? — спросил он.
Голос у него был хриплый и грубый.
— Петька уже успел немного придти в себя.
— Как? — спросил он, в свою очередь.
Он не совсем хорошо понял, о чем его спрашивают.
— Пять и ноль… я говорю, пять и ноль…
И человек в кожаной куртке покрутил указательным пальцем над затвором карабина.
— Ну?..
Затем нахмурился и добавил, мигнув веками:
— Тут отчеканено.
— А, — сказал Петька, догадавшись, наконец, в чем дело, — это пятьсот…
Человек в кожаной куртке снова поднес карабин к глазам и через секунду снова глянул на Петьку из-под густых черных бровей.
— Пятьсот?
— Пятьсот… Только вы, дяденька, зачем?.. Вы мне ее отдайте, винтовку.
Человек в куртке опустил карабин к ноге и сейчас же, едва карабин коснулся о землю углом приклада, отсторонил его от себя и потом оглянул его сверху вниз от конца ствола до приклада.
— Хе, — сказал он, — винтовка. Какая это винтовка?
Снова он бросил короткий взгляд по карабину и снова остановил глаза на Петьке.
— Так на пятьсот?
Человек в кожаной куртке, очевидно, не был злой человек…
Правда, он говорил насмешливо и несколько пренебрежительно, но Петька видел, что в душе он ничего не имеет ни против него, ни против его винтовки.
Может-быть, он только не доверял цифрам, выставленным на прицеле винтовки.
— Отдайте дяденька…
Петька протянул к нему руку.
— Чего?..
Человек в кожаной куртке шевельнул бровями… Чуть-чуть обозначились на разгладившемся теперь лбу лёгкие морщинки.
— Я говорю, зачем она вам…
Петька все держал руку протянутой…
— Да на!..
И человек в куртке двинул было винтовкой в сторону Петьки… Сейчас же, однако, он задержал винтовку…
Даже немного нагнул ее к себе…
— Заряжена!
— Заряжена… и курок поднять.
— Можно стрелять?
— Можно, — сказал Петька хмуро и опустил руку.
Человек в куртке оглянулся кругом, поднял потом карабин к плечу и прицелился в молоденькую березку, толщиной вершка в полтора…
Он потянул за спуск, потом отпустил спуск, потянул опять и опять отпустил.
Небольшой вороненый курок сзади затвора оставался неподвижен…
— Что же это? — сказал человек в куртке, повернув лицо в Петькину сторону, и потом потрогал спуск… — Ви!.. не действует.
— Она с отказом, — проговорил Петька по-прежнему хмуро.
Он все более переставал бояться человека в куртке.
— Как с отказом?…
— Сперва спуск идет слабо, как на ниточке, а потом, как упрется, тут и спускай…
На лице человека в куртке изобразилось недоумение.
Несколько секунд он смотрел на Петьку молча, потом произнес, вздернув брови:
— Ф-э…
И выставил между зубами кончик языка.
Потом крякнул и сказал:
— Теперь чую…
Вскинул карабин, прицелился и выстрелил. Березка вздрогнула и медленно с легким треском повалилась в кусты, как подрезанная.
Петька даже сам не ожидал такого эффекта.
До сих пор ему еще не приходилось стрелять из своего карабина разрывными пулями…
Громко, почти с отчаянием он крикнул:
— Отдайте, дяденька!..
Но человек в куртке взял карабин под мышку и пошёл прочь, не особенно торопясь и не взглянув больше ни разу на Петьку, будто он никогда его и не видел, будто Петьки тут и не было.
Он шел и говорил, качая головой:
— Ну-ну…
Казалось, это он не у Петьки отобрал винтовку, а купил ее в магазине, попробовал и теперь несет домой чтобы повесить на гвоздик у себя над кроватью.
  
III
 
— Дяденька!..
Человек в куртке шел впереди Петьки также неторопливо, не оборачиваясь, и продолжал рассуждать сам с собою:
— О-о… Да… Это точно… Это можно сказать…
И качал головою.
Вдруг он остановился.
Взглянув через плечо на Петьку, он спросил:
— Ты чей?
— Чужих, — ответил Петька…
Человек в куртке пошел дальше.
Сделав несколько шагов, он опять остановился.
— Так Чужих?
— Чужих.
— Гм… А откуда?
Петька назвал свою станицу.
— Гм, — опять сказал человек в куртке.
Петька видел, как он крепче прижал карабин под мышкой. — Дяденька!..
Даже слезы навернулись на глазах у Петьки. Не отрываясь, он смотрел на рубчатый изящный задок своего карабина…
— А дяденька!
— Ну?
— Отдайте.
Человек в куртке повернулся к нему совсем.
— Значит… значит, — заговорил он и вдруг широко открыл глаза и уставился, не мигая на Петьку…
Глаза у него были большие, серые… Теперь глаза выкатились; зрачки точно сжались с боков и вытянулись немного к верху поперек белков…
Он снова вздернул брови.
— Далеко ж ты, молодчик!
И он присвистнул…
— Дяденька, — снова начал было Петька, но голос у него пресекся… Испуганно, быстро он поднял глаза и остановил их на человеке в куртке…
— Как далеко?..
Говорил он с запинкой точно заикаясь.
Человек в куртке сдвинул брови и пристально посмотрел в глаза Петьке.
— А ты не врешь?
— Чего вру?
Человек в куртке подумал немного.
— А ты где ночевал?
— В лесу…
Значит, ночи три ночевал?…
— Четыре…
Голос у Петьки был все такой же пресекающийся. Также испуганно глядели его глаза…
— Теперь шабашь! — сказал человек в куртке. — Не выйти тебе отсюда до второго пришествия.
Он помолчал немного и заговорил опять:
— Заблудился… да… понимаю… Я сам так раз заблудился вроде тебя…
Он все двигал бровями… Усы у него тоже шевелились. Морщины на лбу то разглаживались, то собирались снова.
— Охотник?
И он крякнул и пристально поглядел в глаза Петьке.
— Охотник, — ответил и Петька.
Человек в куртке опять крякнул.
— На охоту ушел?
— Да.
— За козой?
— За козой.
— А ружье потихоньку стащил?
— Потихоньку.
Человек в куртке мотнул головой.
— Знаю… все знаю…
Снова он двинул бровями.
— У отца стащил?
— Нет, у дяди.
— Ну, а я у отца… Гм…
И закрутив ус вокруг он оттянул его в сторону, потом книзу…
И сейчас же вслед за усом наклонилась, и его голова будто он притянул ее за ус.
— Гм… да… Что ж ты теперь будешь делать?
Он вскинул глаза на Петьку.
— А?
И закрутил другой ус.
— Не знаю, — сказал Петька.
Человек в куртке глядел на него исподлобья, немного искоса. Распустив и расправив ус, он закрутил его опять вокруг пальца…
— Чего?
— Не знаю, — повторил Петька, — вы говорите, далеко? — Не далеко, а опять заблудишься… Верст около ста.
— Сто верст! — воскликнул Петька.
Человек в куртке повернулся к нему спиною.
— Пойдем ко мне.
— Дяденька!..
— Сказано, пойдем….
И человек в куртке шагнул в кусты.
— А винтовка!..
И Петька увидел опять, как человек в куртке поплотней прижал его карабин под мышкой.
Немного погодя, человек в куртке сказал:
— Хорошая штучка…
— Вы меня проводите домой? — спросил Петька.
— Провожу — ответил человек в куртке, шагая по кустам.
Петька шел за ним. Ветки хлестали ему в лицо, сухие корявые сучья задевали за платье. Но он не замечал этого.
«Унесет, — думал он, — ой, унесет и бросит!»