Восточный рубеж (ОКДВА против японской армии)
Евгений Горбунов
ВОСТОЧНЫЙ РУБЕЖ
ОКДВА против японской армии
Вместо предисловия
Дальневосточный регион всегда привлекал пристальное внимание политиков, дипломатов, военных и, конечно, разведчиков. События на огромной территории от Байкала и Владивостока до Токио всегда влияли на мировую политику и учитывались не только в политических салонах и дипломатических кабинетах, но и в генеральных штабах и разведывательных центрах крупнейших мировых держав. Всё, что происходило на просторах этого региона, учитывалось в Москве, Токио, Лондоне, Париже и, конечно, в Вашингтоне.
После эвакуации японских оккупационных войск из Владивостока в 1922 г. и подписания Пекинской конвенции 1925 г. между Советским Союзом и Японией были установлены нормальные дипломатические отношения. Заработали посольства и консульства, начали развиваться торговые отношения, и вроде бы ничего не омрачало мира и спокойствия в этом регионе.
Но, несмотря на внешнее благополучие, тайная война между разведками: нашими военной и политической и японской продолжалась, не утихая ни на один год. Тайный фронт не знал перемирия. Даже тогда, когда дипломаты обеих стран демонстрировали друг другу и мировому сообществу своё миролюбие, сражения тайного фронта были в полном разгаре. И воевали не только разведки. Тайные сражения велись и в генштабовских кабинетах, когда на стратегические карты наносились стрелы сокрушительных ударов по воображаемому противнику. И это было характерно не только для японского генштаба, который стремился переиграть позорный финал дальневосточной оккупации 1918–1922 гг. и смыть пятно с мундира «непобедимой» японской армии. В Москве, после оккупации Маньчжурии и наращивания сил своей дальневосточной группировки войск, тоже готовились к тому, чтобы смыть позор проигранной русско-японской войны и вернуть всё утерянное: южный Сахалин, Курилы, КВЖД и доминирующее влияние в Северной Маньчжурии.
Готовились серьёзно и основательно. Создавали военно-промышленный комплекс в Дальневосточном регионе, чтобы во время будущей русско-японской войны не зависеть от перебросок по единственной Транссибирской магистрали. Авиационные заводы в Комсомольске-на-Амуре и в Иркутске, также как и крупнейший судостроительный комплекс в том же Комсомольске, тому примеры. На создание военно-промышленного комплекса в оккупированной Маньчжурии Москва отвечала созданием такого же комплекса на Дальнем Востоке. Чтобы обезопасить себя от возможных налётов японской авиации на Транссиб, во второй половине 1930-х началось проектирование и строительство Байкало-Амурской магистрали. Так же, как и в Маньчжурии, в глухих таёжных районах подальше от любопытных глаз агентуры японской разведки развёртывалось строительство складов для мобилизационных запасов на год ведения дальневосточной войны. В общем, с нашей стороны делалось то же самое, что и по ту сторону Амура и Уссури. И ответ на вопрос, актуальный и для Москвы и для Токио: у кого больше сил и средств и кто сильнее в Дальневосточном регионе, должны были дать разведки. Японская разведка активно действовала на советской территории. Обе наши разведки, политическая и военная, покрыли густой агентурной сетью Маньчжурию и Корею и стремились проникнуть на японские острова. На этом участке сражения тайного фронта были в полном разгаре и в 1920-х, и в 1930-х гг.
От разведчиков не отставали и стратеги в генштабах Токио и Москвы. Различные варианты японского плана «ОЦУ» — плана нападения на Советский Союз — хорошо известны историкам. Советские оперативные планы, планы разгрома Квантунской армии и захвата северной Маньчжурии, известны меньше. Но все эти планы, а их варианты разрабатывались регулярно на каждый год, были наступательными. Оборона в чистом виде, то есть отсиживание за Амуром и Уссури и системой наших пограничных укреплённых районов не предусматривалась. Только вперёд в глубь Маньчжурии — на КВЖД и Харбин. Такое оперативное планирование было характерно в московском генштабе не только для дальневосточного региона, но и для наших южных соседей: Афганистана, Ирана, Турции. Так что Япония в середине 30-х не составляла исключения. Ударные группировки тяжёлой дальней бомбардировочной авиации — Авиационные армии особого назначения (АОН) — были развёрнуты в середине 30-х в европейской части страны и нацелены против западных соседей. Но точно такая же группировка АОН была развёрнута на Дальнем Востоке и нацелена на столицу островной империи.
Тяжёлые бомбардировщики ТБ-3 могли взлететь с аэродромов около Владивостока, долететь до Токио, ПВО токийского района в те годы была очень слабой, отбомбиться и вернуться обратно. Для граждан Советского Союза наличие такой группировки было одной из важнейших военных тайн. Но для японского генштаба и для генштабов крупнейших мировых держав наличие АОН у Владивостока никогда не было военной тайной, как и то, что наличие такой армии было одной из составляющих наступательных, а не оборонительных планов Советского Союза на Дальнем Востоке.
Автор считает, что сражения на тайном фронте между тремя разведками, военными ведомствами двух стран и их генеральными штабами в 20-х и 30-х гг. велись на равных. Дипломатия обеих сторон прикрывала дипломатическим флёром подготовку к войне, сосредоточение крупных группировок, диверсии, террор, действия разведок на территории друг друга. Япония была грозным хищником. Но таким же хищником был и Советский Союз, который готовил большую войну в дальневосточном регионе не только для того, чтобы вернуть потеряное в начале века, но и для того, чтобы урвать кусок, который никогда не принадлежал Российской империи.
* * *25 февраля 1926 г. японские города оделись в траурный наряд. Умер император Японии Иосихито. Ушла в прошлое эра Тайсё. На престол вступил молодой император Хирохито. Началась новая эра — эра Сёва. Нового императора, приступившего к осуществлению государственных дел, нужно было посвятить во внешнеполитические и экспансионистские планы империи. Эту задачу взял на себя премьер-министр Японии Танака, правительство которого пришло к власти весной 1927 г.
Барон, отставной генерал, премьер-министр Гиити Танака занимал одновременно и должность министра иностранных дел. Он принадлежал к древнему самурайскому роду и как потомственный самурай, гордящийся своей родословной, хранил приверженность к прошлому, стремился умножить славу воинственных предков. Превыше всего он ставил военную профессию и клан, к которому принадлежал. Послужной список генерала был обычным для самурайского рода. Кадетский корпус и первый офицерский чин, служба в войсках и учёба в академии генерального штаба. После академии военная служба за пределами империи — в Китае и Корее. Затем участие в войне с Россией, опять служба, новые воинские звания и ордена с экзотическими названиями. И вот он уже военный министр и возглавляет интервенцию на Дальнем Востоке…
Отдав более сорока лет военной службе, генерал вышел в отставку, занявшись политической деятельностью. Он становится председателем партии сеёюкай, самой правой и реакционной партии в империи, опиравшейся на круги японской аристократии и крупного капитала. Эти агрессивные круги и выдвинули отставного генерала на пост премьер-министра, сделав его вторым человеком в стране после божественного императора.
В июне 1927 г. премьер-министр созвал конференцию по делам Востока. Проводили её за закрытыми дверями под покровом непроницаемой тайны. Пригласили членов кабинета, некоторых дипломатов, служивших в Китае, а также высокопоставленных военных: командующего Квантунской армией, начальника генерального штаба и руководителей военного и морского министерств. И, конечно, на совещании присутствовали представители крупнейших концернов и банков, заинтересованные в «освоении» богатств Востока, и в первую очередь Китая. На конференции высказывались различные предложения, пожелания, планы. Всё сказанное необходимо было систематизировать, обобщить и, сгладив возникшие противоречия, объединить в план внешнеполитической экспансии. Этим и занялся генерал-премьер, составляя свой знаменитый меморандум.