Меч Белогора (СИ)
От Маршавина я, возможно, вернусь домой поздно. Да, и ещё надо не забыть продуктов домой купить. Сейчас уже на двоих.
Наверное, моя задумчивая физиономия с явно отсутствующим на ней выражением бодрости и начальственной уверенности привлекла к себе внимание подчинённых. В редакции незаметно повысился градус напряжения и стих уровень рабочего шума.
Говорухина, как бы невзначай, подошла к моему столу и тихонько спросила
- Сергей Николаевич, а с вами всё в порядке? Или опять какие-то неприятные новости?
Я инстинктивно мотнул головой и, оторвавшись от посторонних мыслей, вернулся в атмосферу рабочего момента.
На лице Татьяны увидел участие и отпечаток предыдущей беспокойной ночи.
В комнате вдруг стало совсем тихо. Сотрудники напряженно прислушивались к тому, что происходило за моим столом.
Да, я забылся… Все ведь ждут от меня каких-то успокаивающих слов, действий. Демонстрации владения ситуацией и уверенности в будущем. Ещё ничто не забыто и ничего не кончилось…
Сегодня вторник, на часах 17-30. Самое время сказать несколько ободряющих слов народу. Но вот о чём? Новостей-то действительно никаких нет. Что день грядущий нам готовит – я не знаю.
Из Управления Культуры пока не звонили, и придти не приглашали. Это может быть как хорошо, так и очень плохо. Оставят редакцию в старом составе, закроют газету или пришлют нового главного редактора со своей командой, пока неизвестно.
Отмалчиваться сейчас явно не стоит, нужно укрепить боевой дух коллектива, не дать людям раскиснуть и настроиться на ожидания худшего. Придется импровизировать и толкать речь.
Раньше, когда был жив Димка, во всяких торжественных или трудных ситуациях, обычно, выступал он. Говорил легко, эмоционально, убедительно.
Меня вполне устраивали вторые роли. Теперь всё изменилось…
Я встал из-за стола, обошёл Говорухину и вышел на середину комнаты, лицом к притихшим людям.
Слова нашлись как-то сами собой.
- Что, тяжело? Плохо? А кто ж вам сказал, что хорошее будет длиться вечно? Потеряли мы Халина… И нам всем очень больно. И мы ещё не знаем, что нас ждёт завтра. Но одно могу сказать. Друзья мои! Ради памяти Дмитрия Петровича, который создал эту газету, собрал тут нас всех, возился с нами, учил, вытирал нам на первых порах носы, давайте не позволим страхам и обстоятельствам победить. Покажем, что не зря Халин потратил на нас свои силы и время. Мы теперь сами можем и должны работать. Идти дальше. Доказать всем, и себе в том числе, что мы справимся, что мы - единая команда. Помните, как Дмитрий Петрович любил говорить, когда бывало тяжело, и мы зашивались с материалами, помогали друг другу?
- Один за всех и все за одного, - негромко и нестройно выдохнуло несколько человек.
- А ещё – такой хоккей нам не нужен, - добавил кто-то грустно, и все улыбнулись.
Я перевёл дух и продолжил
- Если помните, Дмитрий Петрович всегда и везде прикрывал и поддерживал каждого из нас. А теперь мы должны показать, себе в первую очередь, что он в нас не ошибался. Мы должны доказать, что достойны того дара своей души, который шеф нам оставил. Ну что? Не подведём Халина, друзья? Представьте себе, что он сейчас сверху на нас смотрит. Будем держаться вместе, и работать, как раньше?
Поднялся и зашумел укоризненный гул голосов, который обозначил отношение коллег к вопросу, дескать, как только можно предположить другое…
Женщины разволновались, на глазах у некоторых выступили слёзы.
Говорухина благодарно на меня посмотрела, приобняла на секунду, никого не стесняясь, и отошла к открытому окну.
Аллочка задумчиво почесала носик и сказала
- Ништяк!
Наверное, из своего лексикона она не смогла подобрать более подходящего слова, и было непонятно, относилось ли это к моей речи или к чему-то другому. Но, в принципе, это было в данный момент совсем неважно…
- Вы правильно сказали, Сергей Николаевич. Главное - нам нельзя раскисать. Жизнь продолжается, каждое утро наступает новый день, и каждый день что-то происходит. И не всегда хорошее, - задумчиво проговорила дизайнер-верстальщик Лена Дерябина, невысокая полноватая женщина средних лет.
- Ладно, дамы! На сегодня всё. По домам!
Сотрудники зашевелились, задвигались, торопливо начали собираться, выключать компьютеры и скоро комнаты опустели.
Теперь в редакции осталось только двое мужчин: неженатый я и женатый водитель Вовкарабочее место которого было за рулём, и потому он в течение дня появлялся среди нас нечасто – обеспечивал мероприятия, развозил тюки газет, выполнял поручения. Остальные работники: четыре журналистки, верстальщик-дизайнер, корректор, курьер, бухгалтер и ответственный секретарьбыли дамами и, в основном, моложе меня.
Теперь придётся научиться ладить со всеми без помощи Халина.
На часах почти шесть. Пора и мне закругляться. За полчаса я закончил оставшуюся сегодняшнюю текучку: просмотрел письма, несколько заметок от читателей и пару интервью, взятых нашими журналистками у местных мастеров народного тврочества. Что-то поправил, что-то выкинул в корзину. В общем, всё, как обычно.
Затем я убрал бумаги в ящики стола, закрыл окна, запер отремонтированные двери и отправился домой. По пути зашёл в «Форт» и набрал продуктов.
Глава 12
Оля выглядела гораздо лучше, чем утром. Похоже, она успела выспаться и привести себя в порядок.
Я выгрузил пакетыс едой на кухне, и мы с Любимовой быстренько перекусили. Мыть посуду я на этот раз предоставил гостье. Сказал, что мне нужно уехать по делам, вернусь поздно. Поэтому пусть меня не ждёт и ложится спать, когда захочет.
После этого я поехал на встречу с Маршавиным.
В здании ВИОГЕМ-а офис профессора я нашёл без труда. У секретарши Игоря Леонидовича, кроме приятного голоса, оказалась и весьма приятная внешность.
Худощавую, симпатичную женщину с волосами цвета красной меди, уложенными в короткую причёску, с тёплыми карими глазами и мягкими плавными движениями, звали Инной Владимировной. Одета она была в белую блузку и чёрную юбку. На грудиприколота небольшая красивая брошь, похожая формой на редкую бабочку с россыпью разноцветных искрящихся камней на крылышках.
В приёмной-предбаннике на полу, у входа, лежал чистенький и влажный половичок, о который я автоматически тщательно вытер ноги.В комнатушке стоял диван для посетителей, рядом столик с разложенными на нём чайными принадлежностями, кресла, несколько металлических офисных стульев, большой фикус в кадке и красивый сервант с какими-то статуэтками и посудой. На стенах висели репродукции картин с пейзажами, дипломы, грамоты.
Инна Владимировна сидела за столом у выключенного компьютера.
Мне стало неудобно. Явно, что из-за моего визита пришлось задержаться и секретарше.
Я поздоровался и извинился за то, что доставил хорошим и занятым людям столько неудобств из-за своих личных проблем.
Кабинет Игоря Леонидовича оказался довольно большим, но уютным. Через приоткрытое окно в комнату лился свет угасающего дня и слегка задувал свежий ветерок.
На полу лежал мягкий тёмно-коричневый ковёр, в котором утопали ноги. У стен стояли диван, с десяток стульев, несколько шкафов, стенка с книгами, телевизором, видеомагнитофоном и DVD-проигрывателем.
У окна, в середине помещения, чуть в стороне от Т-образного письменного стола хозяина кабинета, располагалась пара кресел, между ними устроился журнальный столик, на котором были расставлены вазочки с конфетами, печеньем, сахаром и пара чашек с ложечками.
Меня ждали.
Из-за письменного стола поднялся и подошёл ко мне крепкий мужчина ростом чуть выше среднего. Был он кряжист, крепок на вид, энергичен и чем-то сразу располагал к себе. У меня появилось странное ощущение, что его глаза лучились каким-то тёплым светом. Ладонь, протянутая для пожатия, оказалась большой и очень сильной.