Пепел революции (СИ)

— Да так, ничего. Вы взрывы и выстрелы тут не слышали?
— Вот тебе на. И суток еще нет, как ты в Одессе, а уже взрывы. Нет, вроде не было. А что? Бежать надо из города?
— Да нет. Просто, шутник один решил порезвиться, — Кильчевский несколько раз сглотнул слюну, — а вылилось это в перестрелку и несколько трупов.
— Тебя ищут? Будут проблемы?
— Не думаю. Все произошло очень быстро, потом паника, погас свет. А посетители изрядно были пьяны.
— Милый Евгений Яковлевич, прошу тебя. Не влезай в конфликты! Тут очень много непонятного сброда, опасного сброда. Договорились?
— Договорились.
— Тут, кстати, я тебе документы подготовил. Ты теперь официальный сотрудник комендатуры! Поздравляю! Документы офицера я тебе пока делать не буду. Это и опасно, и тебе пока не нужно. Если понадобиться — сделаю.
— Спасибо, я твой должник, — откликнулся Кильчевский и посмотрел на незнакомца.
— А, да, познакомьтесь. Это мой помощник, Изенбеков. Тоже работник комендатуры.
Они пожали руки друг другу.
— А, — только и протянул Кильчевский, глядя на бледное узкое лицо человека. Он был чем-то неприятен, хотя, причин для этого особо не было.
Сели в машину.
— А комендатура неплохо здесь обустроилась, — оглядывая очень недешевый автомобиль заметил Кильчевский.
Шемаков ничего не ответил и только улыбнулся.
— Куда едем?
— Сам увидишь. К морю. Ехать долго, поэтому, можешь поспать.
И действительно, как только автомобиль выехал на улицу, неодолимый сон напал на Кильчевского. Он все осознавал, вот Шемаков дает водителю какие-то отрывочные указания, вот тот в ответ ворчит насчет дорог, и в то же время, осознавал, что точно спал.
Снились ему три старика, которые шли плотно, плечо к плечу навстречу ему. Они шли зло, резко, глаза их блестели и пытались будто сжечь его объединенной силой своего разума.
Только бы не смотреть им в глаза, внезапно понял Кильчевский, но это было невозможно. Они прошли, задели его плечом, и через мгновенье оказалось, что один уже сидит у него на спине и свешивается через голову вперед, заглядывая в лицо, второй стоит возле плеча и нос его в сантиметре от щеки Кильчевского, а третий пролет между ног и таращится снизу.
Он вскрикнул, разбросал стариков, тот, что на спине, очень долго не отцеплялся и хохотал от его бессилия.
Старики исчезли, а перед ним стояла маленькая девочка с куклой, которая неодобрительно на него смотрела.
— Дядя, а почему ты идешь?
— Мне надо идти. Если я остановлюсь, меня поймают плохие люди и сделают мне очень плохо.
— Дядя, но как ты можешь идти? — смешно наморщив носик, она показала куда-то за его спину.
Он обернулся и увидел, что далеко сзади на земле лежит что-то. Кильчевский присмотрелся и с удивлением увидел, что это человек. Потом различил, что шинель и сапоги на лежащем очень похожи на его. А потом Кильчевский понял, что это лежит он сам.
Девочка продолжала переводить взгляд со стоявшего на лежащего. Наконец, произнесла:
— Как ты можешь идти, если ты давно мертв? И внезапно захохотала сильным и низким смехом.
Его растолкали. Это был Шемаков.
— Ты чего кричишь? Кошмар, что ли? Просыпайся, приехали.
Они вышли из машины. Кильчевский огляделся, они были на каком-то диком берегу за городом. Было бы совсем темно, если бы не особо яркая луна, свет от которой отражался в неспокойном море. Под ногами захрустел песок, когда они решили немного размять ноги после длинной дороги.
— Мы чего сюда приехали? Холодно-то как.
— Кое с кем познакомишься.
— А днем нельзя было это сделать? У меня был очень непростой день, и хотелось бы выспаться.
— Выспишься потом.
Они продолжали ходить вокруг машины и ждать неизвестно чего. Покурили по разу, второму, но ничего не происходило. Кильчевский уже хотел залезть внутрь и поспать, как Шемаков, вглядывающийся куда-то в темноту, произнес:
— Ну наконец-то. А то я уже начинал волноваться…
В глубине души Кильчевский лелеял детскую надежду, что сейчас к ним выйдет та девушка, которую он видел в своем сне и все, наконец, станет на свои места. Однако, как и следовало ожидать, реальность бывает гораздо прозаичнее. Им навстречу шел пожилой лысый мужчина, подозрительно их оглядывая и несущий какой-то мешок. С виду он напоминал рыбаков, которые в любое время и при любой власти выходят в море с сетями. Но что делает высокопоставленный сотрудник комендатуры зимней ночью на пустынном плаже за Одессой с этим человеком?
— Это кто такой? — незнакомец кивнул подбородком в сторону Кильчевского. Голос его оказался хриплым, как и полагается человеку, всю жизнь проведшему между мореным морем и сильными ветрами.
— Это мой друг, господин Кильчевский. Евгений Яковлевич, познакомься, это тоже мой друг, капитан Папандопулос. Капитан, запомните хорошенько лицо этого человека. Он обладает такими же правами, и вы так же отвечаете за него, как и за нас с Изенбековым.
Грек внимательно посмотрел в лицо Кильчвского и кивнул.
— Евгений Яковлевич, если когда-нибудь что-нибудь случится и тебе придется срочно покидать город. Или, — он взглянул на Изенбекова, — начнется эвакуация, найди капитана. Можешь полностью ему довериться, он сможет тебя переправить куда надо. Принес? — обратился он к греку.
Тот молча протянул сверток. Шемаков взвесил в руке.
— Остальное?
— Остальное через неделю. Сам понимаешь, было слишком много, а время сейчас сложное. Где-то война только закончилась, где-то еще продолжается. Все будет в лучшем виде.
Тот кивнул. Грек развернулся и зашагал обратно в темноту.
— Садитесь в машину, нечего морозиться. Не хватало еще заболеть.
Сели в салон и машина вырулила на обратный путь в город. Сна как не бывало. Кильчевский решил кое-что уточнить.
— А кто это был?
— Ты что, все прослушал? Капитан Папандопулос, мой друг. Теперь и твой друг тоже.
— А днем где-то в городе мы не могли с ним встретить?
— Он не бывает в городе. Только сегодня прибыл. Обычно, он… в других местах.
— Ясно. То, что ничего не ясно. А он кто, рыбак?
— Если он и рыбак, то попадаются ему исключительно золотые рыбки. Он контрабандист в одной ипостаси. Исполнитель деликатных поручений наших высших властей в другой. А в третьей… мой друг. Он мне очень обязан и я ему доверяю.
— Ты рассчитываешь на него, если красные войдут в город?
Тот ничего не ответил, но к величайшему изумлению Кильчевского подал голос Изенбеков:
— Знаешь, господин Евгений Яковлевич. Ты мне не нравишься. Извини меня, конечно. Ты появился только сегодня, а уже Спиридон тебе рассказал много того, чего не стоило. Ясно же было сказано — капитан наш друг, и если с нами что-то случится, или начнется бунт в городе, или что-то еще, можешь ему довериться, он знает, что делает. А ты все выспрашиваешь и пытаешься докопаться до всего.
Это была настолько жесткая и неожиданная отповедь, что Кильчевский не нашелся, что ответить и промолчал. Так в тишине доехали до города и остановились в одном грязном дворике.
— Здесь нам нужно расстаться, Евгений, — сказал Шемаков. У нас есть еще другие дела. Завтра делай что хочешь, только у меня личная просьба к тебе. Не влезай в истории, прошу. Тут я больше беспокоюсь о себе. Ты большой мастер устраивать представления на ровном месте, а последнее, что мне нужно, чтобы ко мне было привлечено внимание высоких чинов контрразведки и армии.
Ты нам завтра особо не нужен. Можешь погулять, сходить в кино, сходить к мадмуазелям. Если понадобишься, мы тебя найдем. Но старайся особо не мелькать. Адью!
Дверца захлопнулась, и автомобиль укатил по неосвещенным переулкам южной столицы России. Изрядно сбитый с толку необычной ночной поездкой Кильчевский постоял немного и побрел вдоль домов по направлению, как ему казалось, к своему дому. Эта часть города была совсем ему незнакома, и сперва надо было дойти до центра, откуда легко можно было сориентироваться.