Ласточкин хвост (СИ)
— Твою мать!..
Размахнувшись, он запустил пустую пачку в мусорный бак. Костяшки чиркнули по выступу кирпичной стены. Боль отрезвила на какое-то время, и Нилс, пересилив досаду, зашагал прочь.
Мимолётная боль не шла и в сравнение с той, что разрасталась внутри — под нагрудным карманом, где покоилась взятая под шумок со стола фотокарточка.
III
Они нашли его в тот же день, стоило Нилсу по старой привычке заглянуть в «подвал» к Якобу.
Сидя за липким от потёков столом, он с отвращением разглядывал кружку. Душное облако сигаретного дыма висело в зале белёсым туманом. Из противоположного угла доносилась скрипучая мелодия электрофона. Пластинку всё время заедало, и весёлая компания напротив взрывалась недовольными возгласами. Тогда бедняжка Лита спешила с кухни, чтобы поправить головку звукоснимателя. Выглядела она в этот день лучше обычного — даже густой слой помады, напоминавший об уличных девицах, не портил милого личика.
— Что-то вы невеселы, менэйр Йонссен, — склонившись над его плечом, она протёрла столик. — Быть может, принести чего-нибудь?..
— Покрепче? — Никлас усмехнулся.
Если бы алкоголь мог помочь, он наверняка напился бы до беспамятства. Чтобы встать на следующее утро с тяжёлой от боли головой и обнаружить, что по пьяни ему приснился дикий сон. Что никакой повестки не было в помине, как и разговора с полицаем.
— Хотя, знаешь что, — после секунды раздумий он протянул официантке мятую купюру достоинством в два дена. — Принеси-ка рюмку горючего, дорогая. Сдачу оставь.
Сверкнув белозубой улыбкой, Лита взяла деньги и, покачивая широкими бёдрами, скрылась за занавеской. Запахи, что доносились с кухни, смешивались с дымом: цыплёнок с овощами и жареный бекон, — любимое блюдо завсегдатаев. Однако Нилсу кусок не лез в горло. Отвращение было настолько острым, что, казалось, текло по жилам вместе с кровью.
От тягучих и безрадостных мыслей его отвлекли шаги, что замерли совсем рядом. Никлас сощурил правый глаз, смерив взглядом двоих господ. Те почти синхронно подняли шляпы.
— Не возражаете? — стоявший слева отодвинул стул и опустился напротив, не став дожидаться разрешения. К нему тут же присоединился второй, деловито бросив пиджак на спинку. О том, кем являлись новые посетители, не догадался бы только тупой. А тупым себя Нилс не считал, несмотря на фермерское прошлое.
Он только и успел, что пожать плечами. В это время как раз подоспела официантка с рюмкой на подносе.
— Спасибо, Лита.
— Всегда пожалуйста, менэйр Йонссен, — поймав заинтересованный взгляд Левого, девица разулыбалась.
— Эвелита, верно? Прекрасное имя, — тот подмигнул ей, не оставшись в долгу. — Принесите, Эвелита, нам с коллегой две чашки чёрного кофе. Одну без сахара. И сливки отдельно, если можно.
— Всё будет в лучшем виде, менэйры, — кокетливо хлопнула она ресницами и исчезла. Две пары глаз оказались прикованы к Нилсу.
Правый потянулся к карману и, выудив сигарету со спичками, неспешно закурил. Левый изящным жестом балаганного фокусника протянул ему корочку.
— Позвольте представиться: Рудольф Моритс, следственный отдел ДМБ, — слова прозвучали так буднично, словно старый друг решил встретиться в забегаловке, поделиться свежей сплетней. Вот только друзьями они не были и вряд ли могли стать.
— А это мой напарник…
— Дитрих ван дер Гасс, — тот, что сидел справа, стряхнул пепел в пустой стакан. Голос его звучал надтреснуто — как будто ржавым гвоздём водили по стеклу.
Информация познавательная, но Нилс мог обойтись и без этого. Клички он запоминал гораздо лучше имён. Когда-то папаша Йонссен разводил на ферме породистых кобелей. Большую часть детства Нилс провёл рядом с псинами, выучив повадки до мелочей, и прямо сейчас сидевшие перед ним ДМБ-шники напомнили ему о прежних временах.
Тот, что слева, был похож на холёного ротвейлера. Чёрные волосы старательно зачёсаны назад, дорогой костюм с иголочки и какой-то поганый парфюм, разлитый в воздухе, от которого у Нилса засвербело в носу. Может, с дамами трюк и проходил, а ему было плевать на аристократические замашки с пожарной башни. Ничего, кроме раздражения, следователь Моритс у него не вызвал.
С Ван дер Гассом дела обстояли иначе. Этот скорее был бульдогом, прошедшим через бойцовую яму. О том говорили многократно ломаный нос и белёсый шрам, пересекавший угол рта. Закатанные до локтей рукава открывали широкие запястья с вязью татуировок, которые навевали мысли о Свинцовом квартале или Мёртвой гавани. Намётанного глаза хватило, чтобы понять: внешняя расслабленность обманчива. Бульдоги преданы хозяевам до тех пор, пока те их кормят. Но стоит только гневу захлестнуть разум, как не пройдёт и секунды, а мощные челюсти уже сомкнутся на вашей глотке. Из всех зверюг эти были самыми опасными — Никлас знал не понаслышке.
— Не возражаете, если перейдём прямо к делу? — на запястье Левого блеснули золотые часы, и Нилс с трудом удержался, чтобы не присвистнуть. Вместо этого лишь сдержанно кивнул. — Лейтенант де Лим передал нам запись вашего разговора.
— И?
— И кое-что любопытное нам удалось из него вынести, — взгляд Моритса потерял дружелюбный оттенок, которым блистал первые пару минут. — Нам необходимы подробности, менэйр Йонссен. Об изначальной причине вашего разрыва с сестрой. Видите ли, вы — важный элемент этой головоломки и ценный источник информации — всё равно что кинематическая цепь для механизма, если вам будет угодно. У вас ведь инженерное образование, я прав?
— Какое это имеет отношение?..
— К Рине? Самое прямое. Я лишь пытаюсь объяснить, что без вас нам будет сложнее продвинуться в расследовании.
Кофейник с чашками опустился на стол, и Моритс одарил Литу очередной улыбкой, померкшей спустя мгновение.
— Если вы, уважаемые, решили, будто я утаил что-то от полиции, то сильно заблуждаетесь. Вместо того чтобы ходить по кругу, вы бы лучше применили свои магические фокусы там, где нужно, — лебезить перед кем-либо Никлас не привык, и потому совет прозвучал излишне резко, когда он подался вперёд.
— Сядь.
До сих пор молча куривший ван дер Гасс сделал пасс рукой, и Нилс почувствовал, как мышцы сковывало онемением. Так обычно случалось после сна в неудобной позе, когда любое движение причиняло боль.
— Какого?.. — вопрос захлебнулся на полуслове, когда он осознал, что воздух не проходит в лёгкие.
— Не усложняй, Ник, — щелчком отбросив окурок, Правый уставился прямо на него. — Просто смотри в глаза, и скоро всё кончится.
«Разбежался, сукин сын!»
Нилс тщетно попытался вдохнуть, разевая рот, как выброшенная на берег рыба. Как назло, соседний столик был пуст, а орава алкашей не замечала ничего дальше собственных рож. Волна отвращения вновь захлестнула с головой — на сей раз он проклинал себя за беспомощность, хуже которой для Йонссена не было ничего. Следом за ней пришли страх и недоумение: не дадут же ему помереть прямо посреди бара? Или дадут? Что для грёбаных колдунов закон, если они пользуются людьми, как вещью?
Вцепившись в край стола, он с трудом поднял голову. Тёмные, как два клятых колодца, глаза ван дер Гасса смотрели спокойно и сосредоточенно. А вот лицо начало расплываться в цветную кляксу, когда густой воздух подёрнулся рябью.
…Он стоит на пороге своей развалины в Юст-Зейне. Мелкий дождь стучит по козырьку, выбивая осеннюю симфонию по черепичной крыше. Чёрный купол зонта скрывает от него Рине: только стройные ноги в кричаще-алых туфлях замирают прямо посреди огромной лужи.
— Тебе не обязательно уходить, ты ведь знаешь.
— Я больше не могу так, Ник. Не могу… здесь, — её голос заглушает раскат грома, и Рине вздрагивает, сжимается, будто становясь ещё меньше.
На ней — голубое ситцевое платье, надетое совсем не по погоде, но Никлас молчит. Ей уже двадцать, а он мало похож на курицу-наседку. Даже ручку чемодана она сжимает решительно: потащит до остановки сама, лишь бы только не просить о помощи. Упёртая, как ослица, и гораздо больше похожая на отца, чем хотела бы.