Ласточкин хвост (СИ)

Гёда бежала вверх по лестнице. По высоким крутым ступеням, которые вились бесконечной спиралью. Она так боялась опоздать, что сердце билось в груди, как безумное. Дыхание сбивалось, и воздух вырывался из лёгких с хрипами. К горлу подкатывал липкий ком тошноты. Она так боялась не успеть, что спотыкалась и падала, разбивая колени до кости. Она не знала, куда бежит. Знала лишь, что вот-вот случится непоправимое. И когда приходило это понимание, лестница обрывалась, позволяя ей упасть во тьму.
— Что ж… Сегодня мы попробуем от этого избавиться.
— Как? — Гёда посмотрела на него с нескрываемым замешательством. И толикой обиды. Если подобное возможно, то почему не сказал раньше?
— Для начала найдём прореху, — он остановился на небольшом клочке голой земли и внимательно взглянул на неё из-под упавшей на глаза светлой пряди. — Вернее, не так. Ты найдёшь прореху.
  
III
 
За окном кружились снежинки. Цеплялись за мутное стекло, рисуя на нём причудливые узоры, да так, что Гёделе, прижавшись щекой к раме, не могла разглядеть домов напротив. В камине потрескивал огонь. Не магический — самый обыкновенный, для поддержания которого требовались дрова, а не усилия разума. Лива, пригревшись, свернулась клубком на спинке кресла.
На кухне грохотала посуда. Девочка слышала, как хлопали дверцы буфета и шумела струя воды, бившаяся обо что-то жестяное. Старые часы с маятником показывали без двух минут пять. Не мог же Рейнарт затеять готовку вместо «сессии»?
Само это слово казалось ей неприятным. Отдающим какой-то болезненной стерильностью, будто едкий запах процедурного кабинета в госпитале. Слышишь его — и внутренне подбираешься в ожидании нехорошего, как перед уколом. Гёделе не боялась уколов, она просто воспринимала занятия по-своему, привычно именуя их уроками. Разве что в разы сложнее и без оценок по десятибалльной шкале.
Отвернувшись от окна, она скатилась вниз по спинке, вновь устроившись в глубоком кресле, как подобает. Капли воды, повисшие на кончиках пальцев, не раздумывая вытерла о подол. Потревоженный локтем пухлый том зашуршал страницами и шлёпнулся на пол.
Дремавшая Лива вскинула голову.
— Я так понимаю, уже прочитала вторую часть? — стоявший на пороге Рейнарт наблюдал, как она собирает рассыпавшиеся листы. — Иначе с чего бы тебе разбрасываться фамильными ценностями?
Покрутив в руках пыльную «ценность», Гёделе вернула её на полку и пожала плечами.
— А в чём смысл? Заумные тексты я могу понять — в них профессоры и академики описывают магию как науку, вроде той же физики или химии. Но какой прок от старых сказок? Это ведь… такое вообще детям нельзя читать!
Сказки для того и сочиняют, чтобы учить добру и дарить надежду на счастливый конец, а в историях Рейнарта ничего этого не было. Были жестокие короли и злобные чудища, которые пытались истребить друг друга, а мир меж тем тонул в огне и крови. И Гёделе совершенно не понимала, как эта жуть могла ей помочь продвинуться вперёд.
Скрестив руки на груди, она ждала ответа. Но Рейнарт не спешил. Опустившись на корточки, он подбросил в огонь полено. Часы тикали, а маятник летал; и всё также бились в замёрзшее окно снежинки.
— Сказки — лишь наполовину ложь, — вымолвил он наконец. — Куда как страшнее, если их принимают за непреложную истину. Есть те, кто обожествляет Королей Былого, со слепым фанатизмом стремясь вернуть то, что утеряно.
Гёделе наморщила лоб, припоминая слова, сказанные при первой встрече, когда Рейнарт стремился прогнать с порога незваную гостью.
— Искушённые магией умы всегда тянутся к новым горизонтам. К чему-то новому и неподвластному, но оттого лишь более манящему, — Рейнарт по-прежнему не мигая смотрел в огонь. — Многие из них объединяются ради достижения целей. Кто-то практикует руны, кто-то прибегает к ритуалам, кто-то… пытается прорвать Вуаль.
В комнате на долгий миг повисла тишина, а затем он продолжил, ровно и сухо, как голос на старой грампластинке:
— Это что-то вроде… учений. Каждый открывает свою сторону магии и выбирает отличный от других путь. Но иногда за теми, кто оказывается успешнее, встраивается очередь из последователей. Среди студентов подобное пресекают на корню, но никто не диктует практикам, что им делать после выпуска.
— Это как ёлочные игрушки, — выдохнула Гёделе и тут же испугалась, что произнесла это вслух.
Оторвавшись наконец от созерцания пламени, он смерил её взглядом.
— Поясни.
— Ну, основы магии, состоящие из форм, — это новогодняя ёлка. Её покупает каждый. А потом наряжает, как может. У кого-то стеклянные игрушки, у кого-то гирлянды из картона, а у самых богатых — огоньки.
Метод аналогии, который Рейнарт так любил при объяснении сложных вещей. Ей хватило и пары месяцев, чтобы невольно его перенять, начав мыслить в схожем ключе. И, судя по одобрительному кивку, очередное сравнение вышло сносным.
— А теперь представь, что кто-то несёт ель обратно в лес, чтобы отыскать пень и оживить дерево.
— Это плохо?
— Это глупо и противоестественно.
Рейнарт поднялся с пола, отряхнув брюки.
— Так что до завтра ты читаешь сказки и читаешь вдумчиво, — с нажимом повторил он. — Чтобы наш разговор из монолога превратился в конструктивную дискуссию. А сейчас… подожди минуту.
— Откуда вообще все эти книги? — крикнула она вдогонку, когда тот скрылся за дверью.
— Достались в наследство от деда.
Наставник вернулся, неся в руках глубокую чашку с водой, больше напоминавшую таз, и стараясь не расплескать её на ходу.
— Он что, был собирателем легенд?
— Физиком-теоретиком, на самом деле, — видя её недоумение, он довольно кивнул. — На протяжении долгих лет занимался проблемами механики: всей этой ерундой с сохранением энергии и однородностью времени, но потом… Потом появилась она.
— Он тоже был волшебником? — девочка заёрзала в кресле, почувствовав, что нащупала важную ниточку. О своей родне Рейнарт прежде не упоминал ни разу.
— Он был исследователем. А изучать других гораздо легче, чем себя, — что-то в его лице неуловимо изменилось, и нить оборвалась, не успев натянуться.
Гёделе разочарованно потянула носом. Единственное, что она знала о ван Адденсах на сегодняшний день, это то, что вот уже несколько поколений семья владела домом номер восемь в переулке Ваасрихт. О том, что у Рейнарта не было ни братьев, ни сестёр, она лишь догадывалась. Он не любил распространяться о прошлом, обходясь лишь общими словами, да и то, когда этого требовала тема занятия.
— Ударь, — почти приказал он, вернувшись к тазу с водой, который стоял теперь на низком столике перед Гёделе.
— Зачем?
Вопрос вылетел сам собой, прежде чем девочка прикусила язык. Ей следовало помнить, что глупых заданий не бывает. Бывают глупые вопросы.
— Просто ударь ладонью по воде. Это так сложно?
Насупившись, Гёда закатала рукава. Как бить? Ладонью или ребром? Сильно или чуть-чуть? Почему она вообще об этом думает? Это ведь такая мелочь, зачем усложнять? Проклятье!
Рейнарт смотрел выжидающе. Разозлившись на саму себя, она поспешно шлёпнула выгнутой ладошкой по зеркальной глади. Брызги разлетелись в стороны, и Гёделе отпрянула.
— Фу, ледяная же!
— Смотри на рябь, — тут же скомандовал Рейнарт, оставшись равнодушным к её жалобе, — и говори всё, что видишь.
— Воду, — буркнула она, вытирая щёку, — которая плеснула через край.
— А что теперь?
Прошло несколько мгновений, прежде чем Гёделе смогла с уверенностью произнести:
— Теперь всё стало по-прежнему. Поверхность воды разгладилась. Это снова какая-то хитрая аналогия?
— Это Вуаль, — Рейнарт кивнул, придвинувшись чуть ближе, — та тонкая грань, что отделяет воду от воздуха, которым наполнена эта комната. От всего мира.
— И я только что разорвала Вуаль?
— На краткий миг — да. Иногда магическое воздействие оказывается настолько сильным, что направленный поток шрафта просто вспарывает завесу, как твоя ладонь. И тогда брызги, принадлежащие чужому миру, проникают в нашу реальность.