Ловушка для солнечного зайчика (СИ)
Они долго гуляли по парку, любовались причудливыми статуями, изображающими мифологических героев. Кормили лебедей в огромном пруду, отрывая от краюхи хлеба небольшие кусочки и кидая им. Интересно было наблюдать с какой гордостью эти птицы принимают корм, как важно они склоняют свои длинные шеи и берут размоченный мякиш клювом, сколько грации, при этом в каждом их движении.
Они очень много разговаривали, сразу обо всем. Но это и сблизило их когда-то — легкость беседы. Они сразу нашли общий язык, как только перестали ссориться тогда, на стоянке. Уже тогда они поняли, сколько между ними общего. Наверное, поэтому и тянулись невольно друг к другу первое время. Но до поездки к маме Шура и не думала, что их отношения со Славой могут перейти на новый уровень.
Все изменилось с наступлением сумерек. Шура начала заметно нервничать. Все чаща она переспрашивала Славу, упуская нить беседы. В конце концов не вытерпела, повернулась к нему и сказала:
— Поехали домой, прямо сейчас.
— Нет, — так же твердо заявил он. — Мы останемся тут ночевать. Я намерен выяснить, что с тобой происходит.
— Но ты этого все равно не поймешь, — взмолилась она.
— А вот это мы и проверим. Пойдем, — схватил он ее за руку и потянул к домику. — Там мне легче будет за тобой следить.
— Слав, пусти… Ну хочешь, оставайся тут, а я доберусь на попутках…
— Господи, да когда уже ты поймешь, что я не хочу нигде оставаться без тебя?! — он лишь крепче сжал ее руку и ускорил шаг, так что она едва за ним поспевала.
Ужин им опять принесли в домик. Слава расплатился с официанткой и запер дверь, положив ключ в карман брюк. Все это время Шура стояла у окна, глядя не темнеющую улицу и не произнося ни слова.
— Пойдем есть, — позвал он, не переставая тайком за ней наблюдать.
Она молча сидела за столом, пытаясь делать вид, что ест. Но он-то видел, что кусок ей в горло не лезет. Чем темнее становилось на улице, тем чаще она хмурилась, на него не смотрела вообще.
— Шура, давай поговорим.
— О чем? — бросила она на него мимолетный взгляд. Показалось ему, или в нем действительно блеснула злоба?
— О тебе…
— Оставь меня в покое! — прокричала она, бросая вилку в тарелку и вскакивая из-за стола.
Она снова вернулась к окну, за которым уже не было видно ничего, кроме отражающейся в стекле комнаты.
Он испугался ее реакции. Сейчас она напоминала помешанную, и он уже не знал, чего от нее можно ждать.
Осторожно приблизился к ней сзади и положил руку на плечо. В ту же секунду она отскочила от него, как ошпаренная и забилась в угол.
— Не трогай меня, не трогай… — бормотала Шура, сползая по стенке на пол и сжимаясь в комок. — Не трогай меня…
Он совсем растерялся, глядя на нее. Одно он понял точно, что она полностью погрузилась в себя, и вряд ли у него получится до нее достучаться. Первый раз за все время он подумал, а надо ли ему это? Не проще ли жить дальше и делать вид, что ничего не произошло?
— Поехали домой, — голос его прозвучал так устало, что он даже сам испугался. — Там тебе будет легче.
На следующий день Слава сказал, что ему срочно нужно вернуться в город, какие- то неотложные дела требуют его присутствия.
— Я могу за тобой приехать в конце недели, — предложил он Шуре. Но как она не пыталась, поймать его взгляд так и не смогла. Он старательно не смотрел в ее сторону.
— Не нужно, доберусь на автобусе.
— Как скажешь. Спасибо вам за все, Галина Сергеевна. У вас замечательный дом и самые вкусные блины.
Когда он смотрел и говорил с мамой, в голосе его звучала неподдельная теплота. Шуре стало до такой степени обидно и больно, что на глаза навернулись слезы. Чтобы никто не заметил их, она тихонько вышла из комнаты. Никто за ней не пошел. Она закрылась у себя, упала на кровать и разрыдалась. Слышала, как хлопнула дверца его машины, и заурчал, исчезая в дали, мотор. Уехал, и так лучше для них обоих. Только почему же до такой степени больно в области сердца?
Все потихоньку становилось на круги своя. Немного тяжеловато было втягиваться после недели отдыха. Привыкла к отсутствию режима — спи, до скольки хочешь, засиживайся хоть до утра… Да и городская загазованность после деревенских просторов казалась удушливой. Но Шура знала, что такое настроение временное. Не первый раз она ездила к маме в отпуск и возвращалась потом в город.
— Шурочка, ну ты стала еще красивее, — встретила ее Вера Павловна в первый после отпуска рабочий день. — Загорела-то как!
После отъезда Славы, Шура почти целыми днями пропадала на пляже. Погода держалась отличная, и она использовала эту возможность, чтобы напитаться витамином Д и немного загореть. И неизменно она вспоминала его, как они были на этом пляже вместе. Тогда они не намеренно выбрали это уединенное место, куда редко кто забредает. Оставшись одна, Шура специально ходила именно на дикий пляж. Она пошагово вспоминала тот день, начиная с момента, когда он разделся и окунулся в воду. Что она тогда испытала? Непреодолимую тягу — ей захотелось немедленно присоединиться к нему, чтобы оказаться рядом. А потом… когда он впервые поцеловал ее? Она же едва не лишилась рассудка, такой шквал эмоций захватил. А потом начался дождь и все испортил.
Уже пошла вторая неделя, как она вернулась из деревни и вышла на работу. А Славу за все это время Шура не видела ни разу. Каждый день, в обед ждала, что откроется дверь, и он, как обычно, позовет, но ничего не происходило. И вечерами она не сталкивалась с ним на стоянке. Даже Вера Павловна заметила как-то:
— Что-то Слава совсем пропал. Уехал что ли куда-то?
Может и уехал. Такую мысль Шура тоже допускала. Только раньше, исчезая из города, он ей непременно об этом сообщал, как и о том, когда планирует вернуться. В этот раз что-то ей подсказывало, что избегает он ее намеренно.
Шура не могла избавиться от мыслей о Славе. Она буквально замирала, когда вспоминала его поцелуи и прикосновения. Испытывала томление. Мысли улетали далеко-далеко. И она мечтала о повторении. В такие моменты работать было особенно тяжело. Трудно сосредоточиться на формуляре читателя, когда вспоминаются самые романтические периоды жизни.
Еще Шура прекрасно понимала, что именно она должна сделать первый шаг к примирению, попытаться наладить с ним отношения. Ведь стоит только подняться на второй этаж, Слава всегда по утрам в офисе. Поговорит с ним, попросит прощения за свое поведение, и, возможно, все станет как раньше. Только вот именно как раньше она и не хотела. Теперь она уже не могла воспринимать его исключительно, как друга. А дать большего тоже не в состоянии. Что еще ей оставалось, как молча страдать и пестовать воспоминания?
В конце второй недели, когда Шура уже смирилась с потерей единственного друга, она заметила на стоянке его машину. В первый момент даже остановилась в растерянности, увидев Славу за рулем. А потом непредсказуемая реакция заставила свернуть ее в сторону, противоположную от остановки, в надежде, что он ее не заметит. Она и сама не понимала, почему поступила именно так. Чувствовала, как сильно бьется сердце в груди, как рада она даже мимолетной встрече, как приятно видеть его до боли знакомое лицо с вечно взъерошенной шевелюрой… Но продолжала бежать, словно за ней гонится свора собак.
Даже когда услышала сигнал клаксона рядом с собой, Шура не остановилась. И лишь увидев поравнявшуюся с ней машину Славы, поняла, что бегство не удалось, и он ее заметил.
— Садись, подвезу, — распахнул он переднюю дверцу, притормаживая у тротуара.
Первой реакцией была отказаться, несмотря на переполнявшие ее радость и волнение. Скорее всего, он заметил это по ее лицу, потому что тут же произнес:
— Садись, кому говорю. Тут нельзя парковаться.
Что бы не выглядеть еще глупее в его глазах, Шура подчинилась.
— Куда едем? — спросил он, не глядя на нее, когда она устроилась на сидении и захлопнула дверцу.
Обидно было слышать полное отсутствие дружелюбия и заинтересованности в его голосе. Не хотелось думать, что он случайно оказался в это время на стоянке. Куда приятнее было размечтаться, что он специально дожидался ее, но к чему тешить себя несбыточными мечтами. Да и подло это по отношению к нему.