Бассейн с крокодилами

– Ну не дура ли! Опять кофе пила?

Я оставила их разбираться и поехала в Ложкино. Дома на меня первой налетела Маруся. Подпрыгивая на месте, она тут же принялась выкладывать новости. Получила пятерку по литературе, зато биологичка поставила двойку абсолютно ни за что. Кирюша Когтев утащил у Мани ластик, а Манюша не осталась в долгу и влепила ему учебником по голове… Вот оба и получили по «лебедю».

– Ну разве это справедливо? – ныла девочка. – При чем же тут биология? Ставь неуд по поведению! Не видать мне в четверти пятерки!

– И правильно, – вступил в разговор Кеша, – в школе следует получать знания, а не балбесничать. Я в твоем возрасте сидел смирно и имел одни «отлично».

Чтобы не расхохотаться, я быстренько набила рот творогом. Почему-то все старшие братья и папы в детстве непременно получали золотые медали. Но, как правило, это неправда. Помню, в конце девятого класса Кеша радостно влетел на кухню и громко объявил нам с Наташкой:

– Ура! Каникулы!

– Как закончил? – спросила Наталья.

– Без троек, – радостно объявил отпущенный на свободу ребенок.

Мы переглянулись. Успехи в течение года не предвещали такого блестящего результата.

– Давай дневник, – велела Наташка.

Через секунду, увидав отметки, мы остолбенели. В клеточках и в самом деле не нашлось ни одной тройки, только красивые двойки с изогнутыми шеями. Внизу пара строк: «Переведен в десятый класс, чтобы побыстрее от него избавиться».

Но в выпускной год Аркашка вдруг взялся за ум и, к нашему удивлению, получил вполне приличный аттестат. Наверное, просто повзрослел.

– Где все? – переменила я тему.

– Зайка поехала с Нюсей в магазин, у нее ведь даже белья с собой нет, – ухмыльнулся Аркадий. – В общем, обе мои жены при деле. Оксана спать легла, а Денька на кухне чешет Черри. Лучше туда не ходить, ругается страшно…

Дениска учился в Ветеринарной академии и профессию «собаколога» выбрал по велению сердца. С самого раннего детства тащил в дом щенков и бездомных собак. Годам к четырнадцати освоил нехитрые процедуры – стрижку когтей, измерение температуры… Мог принять роды и сделать укол… Наши собаки просто обожали его. Став студентом, Денька посерьезнел и, входя в дом, первым делом проверяет состояние их ушей и шерсти. И тут же начинает плеваться огнем. Дело в том, что питбуль, ротвейлер и мопс – короткошерстные животные. Вымыл их, высушил – и все. Йоркширица Жюли обладает длинной роскошной шерстью. Каждый вечер Серафима Ивановна, вооруженная специальными расчесочками и щетками, причесывает любимицу, затрачивая на процедуру около часа. А вот несчастная пуделиха Черри носится по дому вся в колтунах. Домашним недосуг рыться в ее на удивление густой шерсти. Примерно раз в три месяца парикмахерша, горестно вздыхая, совершает процесс превращения Черри из заросшего полкана в «голую ложкинскую собачку».

– Это не стрижка, а бритье несчастного животного, – причитает мастерица, – ну хоть раз в недельку чесаните беднягу.

Но все пропускают ее мольбы мимо ушей. Единственный человек, мужественно берущий в руки щетку-пуходерку, – Денька. Правда, разрезая и вычесывая спутанные клоки шерсти, он употребляет отнюдь не парламентские выражения.

На следующий день я проснулась почти в темноте и сладко потянулась. Наверное, солнце еще не вылезло – часов шесть, не позже. Когда я была преподавателем, приходилось вставать в семь, и я очень любила, открыв ночью глаза, сообразить, что подниматься еще рано и впереди пара часиков безмятежного отдыха. Однако странно, время раннее, а чувство такое, будто я великолепно выспалась. Кинув взор на будильник, я слетела с кровати. Стрелки показывали десять! Отчего такая темень?

Раздернув занавески, я выглянула в сад. Серые тучи низко нависли почти над самой землей. Осадков пока никаких, но, очевидно, скоро над Москвой разразится то ли пурга, то ли дождь…

На похороны Игоря собралось совсем немного народа. Да и судебно-медицинский морг не располагал ни к каким прощаниям. Несколько помятого вида мужиков в грязных белых халатах споро запихнули самый обычный, обтянутый ситцем гроб в автобус, и тот помчался в Николо-Архангельский крематорий. На боковых сиденьях ритуального транспортного средства скорбно сидели незнакомые люди: пожилая женщина в платке, девчонка лет пятнадцати, мужчина на вид моложе Игоря и опухшая то ли от слез, то ли от выпитой водки Алиса. В крематории к катафалку подошел благоухающий дорогим одеколоном Виталий. Он положил в гроб роскошный букет белых хризантем, пышный и абсолютно неуместный. С такими цветами отправляются замуж, а не на тот свет.

Пожилая женщина с рыданиями кинулась на грудь того, что осталось от Игоря. Желтое восковое лицо, заострившийся нос, руки почему-то сжаты в кулаки, а на лбу белая бумажная лента с молитвой. Вот уж не подумала бы, что Марков верующий, хотя, наверное, отпевание заказал кто-то из родственников…

Полная тетка с равнодушным взглядом произнесла пару дежурных фраз о скорби и горе. Потом полозья запищали, и гроб погрузился в бездну, где телу Игоря предстояло стать горсткой пепла. Есть в обряде кремации какая-то безнадежная жестокость!

Молодой мужчина подошел к нам с Виталием и пригласил на поминки. Оглядев жалкую кучку родственников, я с тяжелым сердцем согласилась и пошла к «Вольво».

– Погоди, – крикнул Орлов, – садись ко мне, я за автобусом поеду!


Я вздохнула. С неба сыпал то ли дождь, то ли снег. Завывал бешеный ветер, холод стоял немыслимый – впрочем, на погосте всегда пробирает дрожь. Если начну вновь прикидываться бедной журналисткой, придется потом ехать выручать свой автомобиль. К тому же там сотовый, сигареты и все документы вместе с кошельком. Маркова уже нет, в детективном агентстве мне не работать, так что Орлову придется сказать правду. И, чувствуя, как пронизывающая стужа забирается под юбку, я резко ответила:

– Сама за рулем. Ты езжай первым, а я следом…

Увидав, как «безработная» влезает в «Вольво», Виталий был поражен.

В небольшой стандартной трехкомнатной квартирке громоздился накрытый стол. Вокруг суетились две женщины – помоложе и постарше. Подхватив горячий блин, я моментально проглотила его. Терпеть не могу жареные куски теста, но в желудке что-то противно дрожит, а горячая еда снимет это мерзкое ощущение. Впрочем, больше я все равно ничего не смогу съесть. В качестве угощения предлагались салат «оливье», холодец, красная и черная икра, семга, осетрина и еще тройка неизвестных, щедро залитых майонезом салатов. Я не ем такую еду из-за ее жирности и повышенного содержания холестерина. Но тут, на мое счастье, внесли отварную картошку и стали наполнять рюмки.

Через полчаса стало ясно, кто есть кто: пышная женщина Варвара Степановна – мать Игоря, мужчина – его брат Андрей, девочка Зоя – дочь Андрея и моложавой дамы Нины, а еще одна женщина – Софья Евгеньевна – просто подруга матери.

Пили быстро и много, даже ребенку налили бокал отвратительного портвейна. Мы с Виталием поднимали стаканы с минеральной водой. Первой напилась Алиса. Скорее всего водка просто упала на старые дрожжи, и вдову оттащили в спальню. Оставшиеся, окончательно забыв повод, по которому собрались за столом, загорланили «Ой цветет калина».

Я вышла на кухню и закурила возле форточки. Надо же, проводить Маркова в последний путь не пришли друзья, хотя, может, их просто не было?

– Не было у него друзей, – прозвучал голос за спиной, и я поняла, что Виталий каким-то образом услышал мои мысли.

– Странно, – ответила я.

– Ничего подобного, – возразил Виталий. – Полно людей, у которых не то что приятелей, даже знакомых нет. А Игорек, царство ему небесное, свободное время на баб тратил. Вот если их всех обзвонить и пригласить, тогда и квартиры не хватит. Только я этого делать не стал из-за Алисы.

– Ты хорошо знал Игоря?

Виталий пожал плечами.

– В душу к нему не лез, про работу не спрашивал. Так, общались порой за бутылочкой.

Мы помолчали, потом Орлов с заметной завистью добавил:

– У тебя шикарный «Вольво». Дорогая тачка для безработной журналистки. Или, прежде чем потерять работу, ты служила на посту главного редактора «Нью-Йорк таймс»?

Я выбросила окурок в форточку и рассказала мужчине все. Виталий обалдело уставился на меня.

– Ну знаешь ли! Вот это пердимонокль, как говаривала моя бабушка.

В душе я удивилась, до чего мы похожи. У меня тоже была бабушка, употреблявшая это выражение. Совершенно невероятная женщина – азартная картежница и шулерша. Она проигрывала довольно крупные суммы, и дедушка запретил ей брать в руки карты. Бабуля не растерялась и начала играть на бегах. Дедушка озверел, но сделать ничего не мог. Супруга трудилась стоматологом, имела дома «подпольный» кабинет и отлично зарабатывала. Правда, частенько по вечерам раздавался телефонный звонок, и дедуля, чертыхаясь, ехал к неизвестным людям, на квартире у которых играли «в лото». Звонок означал, что бабуся в очередной раз проиграла все до копейки и ее нужно было привезти домой.

– За что мне такое горе?! – ворчал старик. – Ненормальная женщина, даже имя у тебя мужское.

Что правда, то правда. Бабушкин отец ухитрился поругаться с настоятелем церкви. Вроде бы они не поделили какие-то деньги… Во всяком случае, когда прадед принес крестить младенца, зловредный поп, порывшись в святцах, ехидно заявил, что родилась девочка в день святого Афанасия и поэтому быть дитю – Афанасией.

– Побойся бога, – взмолился молодой отец, – нет такого женского прозванья!

– Значит, будет, – не пошел батюшка на попятный, – не хочешь – крестить не стану. Можешь ехать в город.


Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. 
Купить недорого с доставкой можно здесь.