Черные купола. Выстрел в прошлое

Латыш скептически поглядел на него.

— Должен… наверное, проедет. Это же танк все-таки…

— Хм, должен! Ладно, рискнем.

Отправив в лагерь телегу, еще раз пробегаюсь по заминированным танкам. Взрывчатку на это дело потратили всю и даже добавили несколько снарядов из боезапаса «КВ». Жаль его, но что мы можем тут поделать? Отремонтировать? Немцы, даже располагая для этого всеми возможностями, и то не смогли. А уж нам-то… да еще и под угрозой появления новых фрицев? Нет уж, тут я ничего поделать не могу…

Хотел с него горючее слить, но тут уже фрицы раньше постарались. А жаль! Не помешала бы нам и солярка. Пара бочек с бензином стояла недалеко от палаток. Быстро перелив полбочки в баки «Т-26», мы навьючили остальные ему на корму. Боя впереди не предвиделось, так что можно было не комплексовать на этот счет.

Осторожно проверяю ловушки. Мы заминировали натяжными взрывателями, которые предусмотрительно захватил с собою Демин, башенные люки уцелевших танков. Прочие постарались заклинить изнутри. Детонирующим шнуром соединили между собою все заряды. Так что, в какой бы танк фрицы ни полезли — мало не будет! Смотрю, следов вроде бы не осталось… Детонирующий шнур упрятан в густой траве так, чтобы его никто случайно не задел. Благо что все танки стоят рядом — немцы притащили свои машины поближе к «КВ», недалеко от которого и поставили свои палатки. Не представляю, как бы мы прокладывали детонирующий шнур метров даже и на пятьдесят — у нас его просто не было так много.

Еще раз оглядываю все внимательным взглядом. Труп часового стоит, подпертый жердью, около одного из танков. Даже винтовку мы ему оставили. С дороги и не разглядеть, живой он или нет. Будем надеяться, что ни у кого не возникнет желания проверять лагерь ремонтников раньше времени. А мы успеем к этому моменту исчезнуть в лесах…

Оглядываюсь на свой танк. Гришанков нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Волнуется? Ну да, все остальные уже больше чем полчаса как уехали и скоро уже должны свернуть с дороги в лес. Пора и нам, неча тут больше делать. Дорогу Гришанков знает, так что сажаю его в башню, пусть показывает. Заодно и к пулемету поближе будет. Показываю ему, как поворачивать башню и стрелять из спаренного пулемета. На всякий случай загоняю в казенник пушки снаряд. Вероятность встретить тут танк ничтожна, поэтому заряжаю орудие осколочным.

Пока возился, успел даже согреться слегка. Холодновато уже по ночам… Бойцы вон в шинелях ходят, а у меня ее нет. Ввиду этого с чистой совестью прихватизирую немецкий танковый комбинезон. Может, и не танковый, но удобный и теплый. Самое то, в нем получше, чем в шинели. Не так сковывает движения. Да и не люблю я шинель. Как-то вот не привык..

Ладно, пора.

Лезу за рычаги.

Танк завелся сразу, выплюнув из выхлопных труб облако черного дыма. Легкий ветерок потащил его вперед, на секунду закрыв мне обзор.

С непривычки я рванул вперед слишком резко, и движок заглох. Снова завожусь и выжидаю пару минут — пусть двигатель прогреется.

Так, теперь плавненько… Плавненько не вышло, танкист из меня неважный. Слышу, как наверху матерится Гришанков, видать, приложился при рывке. Спрашиваю в шлемофон: «Как ты там?»

— Нормально…

— Не сильно приложился?

— Терпимо.

— Ты уж извини, я танкист никакой!

Он что-то ворчит, но я уже сосредоточенно смотрю на дорогу и пропускаю его слова мимо ушей.

Худо ли бедно ли, но несколько километров мы проскочили достаточно быстро. Я уже начал прикидывать, что делать, когда догоню телегу. Может, перегрузить с нее часть трофеев? Быстрее лошадь пойдет.

Накаркал…

Говорили же мне умные люди — загад не бывает богат! Неча раньше времени шкуру неубитого медведя делить!

На крутом повороте я, видимо, слишком уж резко повернул, вот и слетела у танка гусеница. А может, это ремонтники ее так хреново натянули? Да не должны вроде бы… Немцы все-таки… Аккуратисты.

Поминая вслух царя небесного и всю его рать, вылезаю на улицу.

Лязгает башенным люком Гришанков.



Нет, немцы тут ни при чем.

Сломался палец, и трак рассыпался.

Вот же мать твою!

Как этот ремонт делают настоящие танкисты, я видел. Именно поэтому оценивал свои шансы на успех как весьма незначительные.

На вопросительный взгляд пулеметчика кратко поясняю ему ситуацию. И все вытекающие из этого наши действия.

Ладно, делать нечего — беремся.

Нет, все отпущенное нам на сегодня везение мы, похоже, исчерпали. Спустя почти час после начала ремонта — воз и ныне там. Уже выглянуло солнце, и нам стало тепло. Даже жарко.

Палец мы отыскали. И не один. Нашлась также и кувалда, и все прочее, потребное для ремонта. Но вот натянуть гусеницу вдвоем… как мы ни пыжились, так и не сумели.

Бли-и-и-н!

Обидно-то как!

Швыряю на землю кувалду. Танк придется бросить, из нас еще те ремонтники.

— Ладно, Олег, лезь за пулеметом и прочим добром. Собираемся в темпе и уходим отсюда.


Он сокрушенно кивает мне и лезет в люк. Слышу, как он там чем-то позвякивает.

Он?

Чем это?

У Олега ведь не десять рук? Или позвякивает что-то еще?

Резко оборачиваюсь назад…

По дороге походным шагом движется колонна немецких солдат…

Это позвякивает и шуршит их амуниция.



«…Вот тут, незаметно, под самый конец, на тоненьких ножках подкрался песец…»

Почему-то именно это полузабытое уже выражение профессора Марченко сейчас всплыло в моей голове.

Немцы идут со стороны деревни, куда вчера ехали обозники. Лагерь ремонтников они не проходили. Надо полагать, и про исчезновение термосоперевозчиков они еще не знают. Иначе не были бы столь спокойны, вон даже боевого охранения у них нет.

Мне от этого, впрочем, ничуть не легче.

Башня смотрит в сторону леса, пока еще Гришанков ее повернет… А на корме танка приторочены две бочки с бензином… и до немцев метров пятьдесят. Не успеть. Даже если он и свалит несколько человек, пусть и десяток-другой, оставшиеся фрицы все равно смогут быстро развернуться и забросают танк гранатами. Это не «КВ», с тем пехоте пришлось бы возиться долго. Да и солдат тут человек шестьдесят. Не менее двух взводов.

В лес рвануть? С двумя пистолетами против такой оравы немцев? Самоубийство. Догонят, зажмут — и каюк. А Гришанков? Из танка вылезти он уже не успеет, а отбиваться в нем долго… об этом я уже думал.

Наклоняюсь к люку.

— Олег! Фрицы! Много! Сиди тихо и даже не дыши! Не вздумай стрелять — сожгут моментом, у нас на корме триста литров бензина. Сгорим, как свечки.

— Понял, командир, — глухо прозвучало из глубины танка. — Но уж если сюда полезут — взорву все к чертовой матери! У меня граната есть, Демин дал.

— Полезут — рви! Все — теперь молчок!

Вытаскиваю из люка ветошь и обтираю ей грязные руки. Бросаю ее на край люка, теперь, чтобы заглянуть в танк, надо будет отодвинуть в сторону эту пропахшую бензином и выпачканную маслом кучу тряпок. Будем надеяться, что пачкать руки фрицы не захотят.

Немцы уже близко. Чуть сбоку колонны шагает офицер. Вот с ним и поговорим…

Делаю несколько шагов и спохватываюсь, на мне нет пилотки, да и шлем остался в танке. Я его снял, когда мы с Гришанковым возились с гусеницей.

Какая там у немцев строевая стойка в таком случае?

— Что у вас произошло? — сухо спрашивает обер-лейтенант.

Все правильно. На мне немецкий комбинезон, на ремне кобура с «парабеллумом», хорошо, что я успел передвинуть ее на немецкий манер. Правда, сапоги русские, но штанины комбинезона у меня поверх сапог, так что это не очень-то и видно. Вот офицер и принимает меня за своего.

— Ефрейтор Густлов, герр обер-лейтенант! — выпаливаю одним духом, вытягиваясь и прижимая ладони к бедрам. Так, по-моему, в кино немцы делали?

Офицер воспринимает это как должное.

Уже хорошо, стало быть, не лоханулся я со строевой стойкой.

— Что случилось, ефрейтор?

— Перегоняю трофейную технику для дальнейшего восстановления в ремонтно-восстановительный батальон, герр обер-лейтенант! Сломался палец трака, поэтому танк не может двигаться дальше.

— Откуда вы здесь, ефрейтор?

— Осмелюсь доложить, герр обер-лейтенант, несколькими километрами далее наша группа производит инвентаризацию и мелкий ремонт подбитых машин. Там остались еще три танка. Два наших и один тяжелый танк противника. Эти машины пока не готовы к транспортировке. А вот этот танк нам удалось отремонтировать. По крайней мере он может… мог самостоятельно передвигаться.

— Почему вы один, ефрейтор?

— Какой русский в здравом уме полезет на танк, герр обер-лейтенант? Да и ехать мне оставалось всего десять километров. Кто мог предполагать, что русские делают пальцы для траков такими хрупкими?

— Русские, ефрейтор, бывают всякие… Могут и на танк полезть. Неразумно это, ехать, пусть даже и на танке, в одиночку.

— Виноват, герр обер-лейтенант!

— Ладно… — машет он рукой. — Мы можем вам чем-то помочь?

— Буду вам крайне признателен, герр обер-лейтенант! Если ваши солдаты помогут мне натянуть гусеницу, то я ни секунды не задержусь в этом проклятом лесу! Трех-четырех человек для этого вполне было бы достаточно.