Экзамен первокурсницы

Ответа на этот вопрос не было.

Надевать одной рукой платье оказалось не легче, чем снимать его. Только-только притихшая боль снова дала о себе знать. Платье оказалось велико, а про туфли горничная забыла, хотя забрала сапоги, и теперь я ходила босиком по пушистому ковру и снова злилась. Злиться проще, чем бояться.

Аппетита не было, и ужин стоял почти нетронутым. Я в сотый раз отодвинула занавеску и в сотый раз посмотрела на белую Эо[8] и пустынную улицу. Ничего не изменилось. В конце концов я достала книгу с полки, надеясь хоть немного отвлечься. На беду, это оказался все тот же сборник уложений по этикету, только более старое издание. Стук в дверь раздался как раз в тот момент, когда я потянулась за второй книгой, и она полетела на пол.

Девы, я действительно напугана. Что угрожает мне в этой комнате?

Стук повторился, а потом дверь распахнулась. На пороге стояла простоволосая и босая герцогиня в светлом домашнем платье. Совсем как я.

– Есть разговор. – Она шагнула в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. На лице Дженнет был тот же страх, что и на моем, словно я смотрелась в зеркало. Не тот ужас, от которого бежишь сломя голову, а всего лишь испуг, сродни тому, что испытываешь, сворачивая в коридор и натыкаясь на темную фигуру; в первый момент ты не можешь сообразить, кто это: брат или призрак дедушки.

– Что… что случилось?

– Пока ничего. – Она выдохнула. – Свет в коридоре не горит, хотя слуги так и бегают. И как видят в такой темноте? Пока дошла, чуть не поседела. – Она натянуто рассмеялась. – Говорю, как моя бабка.

Я подняла книгу и положила на стол около подноса с давно остывшим ужином. Присутствие герцогини в моей комнате странным образом успокоило, по крайней мере, бегать из угла в угол и каждую минуту выглядывать в окно больше не хотелось. То, что в одиночестве казалось едва ли не естественным, сейчас виделось совершенной глупостью.

– Что ты думаешь об этой Цисси? – вдруг спросила девушка.

– Ничего не думаю. – Я пожала плечами, вспоминая целительницу, но вместо этого перед глазами появился выгибающийся Мэрдок. – А почему я должна о ней думать?

– Потому что она любовница князя, – выпалила Дженнет и, надо отдать должное, покраснела, в первый раз на моей памяти.

– Даже если и так, что с того?

– Ты очень умело притворяешься дурочкой.

– Ты тоже, – парировала я.

Целую минуту мы смотрели друг другу в глаза, а потом герцогиня примирительно добавила:

– Мы не с того начали. Я знаю эту Цисси. – Дженнет скривилась. – Вернее, не я, а маменька. Десять лет назад о ней судачил весь двор. Цецилия Оройе, она не просто южанка, она родом из степи за Саламандской пустошью. Кажется, одна из дочерей тамошнего князя или хана, не знаю, как они там называют местных царьков. Владений с ноготок, а в князи лезут.

– Тебе не нравится она сама или ее происхождение?

– Все вместе, в комплекте, так сказать. Она совершенно не уважает наши законы. Представь себе, приехала учиться на целителя, хотя зачем это ей, ума не приложу, каждый день копаться в грязи… бррр… – Герцогиню передернуло.

А я снова вспомнила метавшегося на кровати Мэрдока, кровь на покрывале и искаженное от боли лицо. Грязь – это кровь, пот, слезы? Именно так. Что же меня задело? Выражение «копаться в грязи» или тон, которым это было сказано? Но ведь если бы целительница этого не делала, сокурсник мог и не дожить до рассвета. До сих пор нет уверенности, что доживет. Интересно, а нас известят, если Мэрдок умрет? Надо было приказать информировать о любых изменениях. Или попросить.

Разве человек – это грязь? Я вспомнила оборванца, что украл у Гэли сверток. Он куда больше подходил под это определение. А Мэрдок? Не подходил? Говорят, что кровь у всех одинакового цвета…

Я вновь посмотрела на герцогиню. А ведь она даже не хотела никого оскорбить. Она на самом деле так думала. И самое неприятное, что до этого разговора я считала так же.

– Уж не знаю, где ее увидел князь и что разглядел, только он надумал ни много ни мало – жениться. Скандал был знатный, но остановить князя оказалось некому. Старый правитель уже лежал в усыпальнице, молодой к советникам особо не прислушивался. И по всему выходило – быть чужестранке княгиней. Если бы не авария на дирижаблях и не изуродованное лицо князя. Ни один целитель не смог излечить ожоги. Ходили слухи, что молодой правитель расколотил все зеркала во дворце, прежде чем сбежать в Запретный город.

– Очень занимательно.

– Занимательное началось позднее, – не поняла моего сарказма Дженнет. – Эта Цисси взяла и бросилась вслед за женихом, хотя ей не раз и не два говорили про эту землю, про исход людей, пожалели дурочку. Про силу князя наверняка тоже поведали. В нее Цисси уверовала или в свои чувства, неведомо, но не послушала никого. Уехала следом и не вернулась.

– История любви, достойная баллады? – Я присела на низкую кушетку, положив опухшую руку на колени. Одно хорошо: разговор с Дженнет придал моей тревоге совершенно другое направление. Теперь я боялась не за себя. Вернее, не только за себя – за Оуэна, а еще… за Мэрдока. Нет, я не испытывала того ужаса, который заставлял выплескиваться силу огня, как в тот момент, когда опасность угрожала Крису, но все же… Я испытывала нечто иное и пока не знала что.

– История для доверчивых дурочек, что верят мужчинам до принесения брачных обетов, – отрезала герцогиня, отходя от двери. – Посмотри на нее сейчас. Кто она здесь? Не жена, не вдова, постельная девка, не больше.

– Пусть так, какое мне должно быть до нее дело?

– Князю пора жениться, – высказалась сокурсница. – На него давят советники, Академикум и даже серые. Сильнейшему роду нужен наследник.

– Думаю, с этим и без нас разберутся.

– Хватит притворяться глупее, чем ты есть. Ты прекрасно поняла, к чему я клоню. Князю нужна родовитая невеста. Угадай, чье имя назовут первым?

– Твое.

– И твое, – не осталась Дженнет в долгу.

– А еще Алисии, Мерьем и двух десятков дворянок.

– Они второй сорт, – скривилась герцогиня. – Мы первые, наши роды древнейшие, и если бы род Муньеров не выродился, то, будь в нем дочь брачного возраста, она бы стояла рядом.

– Ты словно зачет по генеалогии сдаешь. Пожалуйста, скажи, зачем пришла?

– Князю пора жениться. И я… – Она собралась духом и выпалила: – И я хочу стать княгиней.

– Девы в помощь.


– Ты не понимаешь! Как я могу что-то предпринять, зная, что у него сейчас эта девка? Это оскорбительно, словно я заняла очередь за какой-то… какой-то… – Герцогиня не могла подобрать слово. – Хозяйкой этого дома должна стать я!

– Что? – Я вскочила. – Ты собираешься остаться здесь? – Неужели магия этой проклятой земли уже начала действовать? Я была уверена, что если что-то и случится, то случится вдруг, по щелчку пальцев, а не так… так…

– Хватит говорить глупости, – отрезала девушка. – Я собираюсь стать княгиней и давать балы в Эрнестале. Поэтому повторяю свой вопрос: что ты думаешь об этой Цисси?

– Ничего, – снова ответила я. – Я о ней вообще не думаю.

– Понимаю, – задумчиво сказала Дженнет и вдруг села на соседнюю кушетку. – У меня к тебе предложение: заключим мир, пока не избавимся от этой целительницы, а потом как сам князь решит. Идет?

– Поправь меня, если что-то не так поняла. – Здоровой рукой я разгладила оборку платья. – Ты предлагаешь сообща избавиться от целительницы, а потом предоставить князю возможность выбрать жену? И как ты представляешь это «избавление»? Убьем ее, а тело прикажем прикопать во дворе? Или утопить в реке? Что ты хочешь с ней сделать?

– Не знаю. – Герцогиня дернула плечом. – Может, ей денег дать?

– А у князя ты ничего спросить не забыла? – Дженнет открыла рот, но я остановила ее взмахом руки. – Ты хоть представляешь, во что собираешься впутаться? Ты собираешься оспорить волю князя, а эта Цисси, как ты говоришь, здесь именно по его воле. Целых десять лет. Пусть не жена, не вдова, но она рядом с ним.

– И что ты предлагаешь? – Она нахмурилась.

– Лечь спать, вот что. Вряд ли князь возьмет в жены девушку, которая сует нос в его дела.

– А ты язва, девка змеиного рода. – Дженнет встала, скрестила руки на груди. – Хочешь отправить меня спать, чтобы самой…

– Договаривайте, леди Альвон. – Я выпрямилась. – Что я, по-вашему, намереваюсь сделать? Прогуляться до спальни князя? Вы это хотели узнать?

– Я этого не забуду, Астер, – зло сказала девушка, подходя к двери. – А когда стану княгиней… – Она не договорила, вышла в коридор и хлопнула дверью.

– Девы, – проговорила я в пустоту и потерла глаза руками, хотя горничная… Моя горничная Лиди категорически запретила это делать, чтобы не портилась кожа, да и рука снова заболела. Странный день и не менее странная ночь, которая еще не закончилась. Как там рассказывала жрица? Забьются в какую-нибудь нору и дрожат от страха, под утро забудутся коротким сном, а просыпаются с четким желанием обосноваться в этом благословенном краю.

Ну, в нору мы уже забились, от страха дрожим. Я, по крайней мере, дрожу. Что осталось? Осталось заснуть.

Я села к столу и открыла книгу. Нет, спать я не собиралась. Даже если это очередное уложение этикета.

Но это оказалась книга о чирийском металле, сухие выдержки, цифры, коэффициенты, года изобретения, портреты бородатых магов и оружейников.

«…Свойства стали, названной впоследствии «чирийской», по названию горного хребта, что проходит сквозь Разлом, или «черной», по цвету, что приобретает металл, отличаются от любых других, наносимых на оружие с помощью зерен изменений. Доподлинно известно, что к оным относится повышенная плотность структуры, металл становится практически неразрушимым (исключения – см. таблицу температур плавления для доменной печи). Второй приобретаемой особенностью закаленного в Разломе металла является способность узнавать «руку, его держащую» и оставаться неподвластным никакой иной силе…»

Я подняла голову от пожелтевших страниц. Показалось, или по коридору только что кто-то прошел? Прислушалась. Вроде тихо. Даже если и прошел, что с того? Это не мой дом, и его обитатели не обязаны отчитываться о каждом шаге. Мало ли чем заняты слуги – камин надо затопить или золу прибрать.

«…Впервые черный металл был взят на вооружение элитных войск при Симеоне Третьем, а до того дня оставался привилегией знати…»

И до сих пор остается по большому счету. Элитные войска – это вам не набор рекрутов из деревень. Именно из этих элитных войск впоследствии возник институт серых псов.

«…После прорыва дюжины демонических созданий на Траварийскую равнину в тридцатом году от образования Разлома была отмечена исключительная разящая способность металла супротив созданий тьмы…»

За дверью что-то тихо зашуршало, словно кто-то разворачивал покупки, упакованные в новенькую хрустящую бумагу. Или провел когтями по деревянной створке. Я вскочила, выставила перед собой книгу, будто щит. Стул упал. Все звуки исчезли, остались только мое дыхание, стук сердца и колебание пламени свечи. Огонь – мой друг, способный в любой миг протянуть свою разрушающую руку помощи.

Минута уходила за минутой, тишина оставалась тишиной, больше не было никакого хруста, и я медленно опустила книгу, которую сжимала все это время.

– Нет, это совершенно невозможно. До утра я просто сойду с ума, – прошептала тихо, положила книгу на стол, взяла со стула пояс с рапирой и ингредиентами. Стараясь не думать о том, как это будет расценено слугами или князем, с трудом одной рукой застегнула его поверх домашнего платья. Пора заканчивать с истерией.

Легко сказать – пора заканчивать, на деле же я несколько минут топталась перед дверью, прежде чем решилась потянуть за ручку и, затаив дыхание, выглянуть в коридор. Там никого не было. Лишь колышущаяся за кругом света темнота. Значит, Дженнет не соврала, светильники уже погасили. Я вернулась в комнату и взяла подсвечник. Качнувшееся пламя вернуло мне уверенность.

Дерево пола оказалось на удивление теплым и приятным для босых ног. Я оставила дверь открытой, вышла в коридор и прислушалась. Поскрипывали половицы, трещал фитиль свечи, где-то за стенами завывал ветер. Я подняла свечку выше – коридор был пуст.

Несколько метров, что отделяли эту часть дома от той, в которой поселили парней, я проделала на цыпочках, оглядываясь через каждый шаг. И лишь остановившись перед нужной дверью (кажется, нужной, в темноте они все казались одинаковыми), оглянулась на все еще открытую дверь своей спальни. Эфес рапиры стукнулся о ручку. Звук показался мне оглушительным и вместе с тем немного знакомым, как то царапающее касание. Неужели кто-то так же стоял перед моей дверью? Кто-то с оружием, которое скребло по дереву?

Я торопливо постучала. Никто не ответил. Постучала снова и потянула дверь за ручку…

А вы замечали, как нормы поведения, прививавшиеся с рождения, растворяются в темноте и тревоге?

В комнате горел свет. Мэрдок лежал на кровати, до пояса укрытый одеялом, грудь перетягивали белые повязки. Целительница, еще минуту назад сидевшая в кресле у кровати, вскочила. И за миг до того, как она узнала меня, в ее глазах я увидела… Нет, даже не страх – я увидела готовность сражаться.

– Леди, – проговорила она едва слышно, убирая правую руку за спину.

– Простите за вторжение. – Я подошла к постели сокурсника. В желтоватом свете его лицо казалось восковым. – Скажите, как он?

– Жив, – ответила целительница. – Рану на ноге я зашила, если не тревожить, быстро заживет, а там уж будет зависеть от него. Сможет разработать мышцу – станет ходить лучше прежнего, начнет жалеть себя – останется колченогим. Сломано три ребра, но внутреннего кровотечения нет, просто разбит нос и выбито два зуба, потому шла кровь изо рта. Грудную клетку я перетянула, в ближайшее время будет больно дышать, но если не добьют, выживет.

– К-к-кто добьет? – не поняла я.

– Это я образно. – Она натянуто улыбнулась и добавила: – Даю вам слово, я отсюда никуда не уйду и никого к больному не подпущу. Буду сидеть до утреннего дирижабля.

– Спасибо… Утреннего дирижабля?