Фея

— В общем, я хотела сказать спасибо, — я сделала паузу; было сложно говорить ему подобные вещи. — За то, что спас от унижения и падения.

Миша смотрел на меня с удивлением. Его почти черные глаза уставились на меня с немым непониманием. Но он ничего не говорил, а продолжал слушать. Журнал стукнулся обложкой о стол — выпал из его рук.

— Когда падаешь, — я отвела взгляд и сглотнула, — то коленям очень больно, и ладоням тоже. Зависит все от того, как сильно тебя толкнули. Но все эти толчки не должны стать истреблением. И тебе за это спасибо, — я смотрела в пол. Я боялась поднимать взгляд, так как с глаз капали слезы прямо на ботинки.

Я не заметила, как попала в теплые объятия.

Ненавижу плакать на виду. Чувствую себя жалкой. Но я так давно не выплескивала эмоции, что не могу остановиться.

— Хей, мелкая, все хорошо, — я слышала его мягкий голос; в нем не слышалось какой-либо насмешки или угнетения, нет. Я чувствовала тепло, добро. С его уст буквально лилась успокаивающая мелодия, обволакивающая меня.

Я стала успокаиваться и отодвигать его от себя.

— Я хотела сказать, что в знак благодарности, жду тебя в семь у себя на ужин, — я улыбнулась и поспешила уйти, убирая с лица улыбку и уже не вытирая капающие слезы.





Поведение




минус на минус плюс я клянусь,

мы с тобой — идеальная пара

ты любишь радость, я люблю грусть

значит, зачем-то так надо

После благодарственного ужина я стояла в черном обтягивающем платье и мыла посуду на кухне. Я все обдумывала: все — до мелочей. Как так вышло, что он заступился за меня. Что с ним случилось? Поспорил с кем-то? Да неужели? Тогда все, конечно, ясно — все становится на свои места, если он решил, что добьется выигрыша.

Мне жутко хотелось курить, руки дрожали, в груди что-то сжалось. Интуиция говорила о чем-то, но о чем?

Столько мыслей крутилось в голове. К счастью, ужин прошел на ура. Мы нормально поговорили о том, что тревожило. Точнее — я. Я была просто шокирована таким поведением капитана корзины.

Я вздрогнула. Его теплые руки опустились на мои немного оголенные плечи. Тепло разлилось по телу. Будто электрический разряд прошелся по всему телу сверху до низу. Было до жути приятно, но не спокойно.

Миша развернул меня за талию и легонько поцеловал. Я оторопела. Ощущала, как мыльная вода бежала вниз по рукам к рукавам платья. Пребывала в полном шоке, ожидая чего угодно, но не этого.

Это был он самый. Момент, который разрушил всё: стену, выстроенную мной для ограждение от всех бед, забор из колючей проволоки, которая всегда приводила меня в чувства. Но только не сейчас…

***

В тот вечер он ушел, больше ничего не сказав и не попрощавшись. Просто на просто хлопнул дверью, забрав куртку и оставив после своего ухода аромат одеколона. Бесполезно было что-то думать, говорить или оправдываться. Таким поспешным поступкам никогда не находят оправдания. Но… для чего?

Вот любят же мужики заморочить бабам голову, чтоб последние ее себе ломали! И поспешно удаляются из поля зрения, больше ни о чем не оповещая, даже через друзей.

Прошла неделя после этого вечера.

Я сидела дома и ела фисташковое мороженое в попытке найти посмотреть какой-нибудь фильм или сериал, который отвлек бы меня от всего. Благо реферат и презентация были сданы Марине Алексеевне, и оценка получена. Девять из десяти — довольно-таки неплохой результат для истории теории. К реферату я готовилась три дня и три ночи, а этими вечерами просто повторяла лекции, читала книги или смотрела в экран ноутбука в перерыве.

Этот год был явно полегче, чем предыдущий.

Раздался звонок в дверь. Я сидела на первом этаже и переключала каналы за неимением идей чем бы таким интересным заняться в час ночи, когда осталась одна дома. Кажется, развлечения на ночь появились. Что ж, неплохо, неплохо.

Открыв дверь, я увидела на пороге свою подругу. Вид у нее был не из лучших: растрепанные, спутанные волосы, потекший макияж у глаз, размазанная помада, порванный капрон, полупустая бутылка вина в руке и разорванный рукав футболки. Я была в ужасном шоке.

Я не имела привычки напиваться, как она. Немного выпить можно, если это какой-то праздник или вечеринка. Но если это проблема, которой себя накрутила Александра — смысла напиваться как такового нет. Просто накрутила.

— Батюшки, ты видела себя в зеркале вообще? — моему изумлению не было предела. Хорошо хоть обувь не испортила, что очень удивительно.

Что-то невнятно проговорив, она чуть не упала, проходя в квартиру и пытаясь сходу разуться. Мне пришлось помочь ей, ведь кто, как не я, поможет это благоверной даме снять полусапожки на шпильке и умыть.

Честно говоря, я думала, если поведу Сашу умывать, ничего не случится. Но это не так.

Подруга стала всячески вырываться. Ее фраза о том, что ей нравится ее нынешний «мейк-ап», меня добила, и я рассмеялась в голос.

Выглядела она, конечно, не лучшим образом, но, если бы добровольно умылась, моментально бы посвежела. Похоже, ее устраивал бардак на лице и голове. Впрочем, и в голове у нее был беспорядок, как и у меня.

Я усадила подругу дней моих суровых и стала расчесывать. Саша постоянно кряхтела и кричала от боли, которую ей приносил гребешок. Что поделать? Сама виновата!


Я умыла ее, причесала и дала теплую темную пижаму.

Для полного убеждения в ее медленном и верном протрезвлении стоило ее сводить на балкон. Да и мне хотелось курить. Я открыла дверцу и вздрогнула от настигнувшего меня сквозняка. Я сняла со стула олимпийку и застегнула ее до конца, втолкав на балкон подругу. Подожгла «Красный Честерфилд» черной зажигалкой и сделала тягу.

Постепенно Саша начала приходить в себя, но не до конца. Выглядела она не очень, но лучше, чем когда пришла: мешки с синяками под глазами, искусанные губы и печальный взгляд.

Такое скверное состояние у нее было в четырнадцать, когда Саша потеряла любимого пса. Он был бультерьером прекрасной черной окраски. Такой добрый и ласковый пес. Но сейчас случилось что-то другое.

Я посмотрела на шатенку сожалеющим взглядом и снова затянулась.

Неоновый Город кипел, играл и развлекался. Неоновый Город по ночам не спит, не засыпает и не просыпается. Он постоянно жив, в движении. Огни светофоров, вывески магазинов, фонари — все это освещает ночную тьму и привычный туман. Город всегда был таким, сколько его помню. Постоянные парки развлечений, кинотеатры, театры, аллеи, скверы. Всё, абсолютно всё оживало с приходом ночи. И люди — люди тоже оживали.

Ярко-красный окурок тлел в коллекционной пепельнице, которую мне однажды передарил брат. Огонек медленно затухал в этой темноте и на этом холоде. Дым шел от окурка сильный и явный. На фоне всех огней города — окурки были лишь маленькими точками, словно красными звездами на необъятном ночном небе.

— Я никогда не была такой злой и раздосадованной, — она опустила глаза в кафельный пол, обнимая себя за плечи. Саша замерзла, ей нужно было в комнату. Но она не совсем проветрилась. Еще пару минут. Вашенская подняла голову на меня, но свой взгляд предпочла увести, чтобы не стыдиться еще больше.

— Ничего; все хорошо, если ты понимаешь, — я хотела пошутить, но это было бы очень отвратительно — шутить над человеком, которому больно. Особенно, если этот человек — самый близкий и родной. Я подожгла еще одну сигарету, нервы ужасно сдают. Тяга, еще одна и еще, и еще, еще. Мы молчали обе еще с минуту. Но на второй сигарете я остановилась.

Я не сразу заметила, что ее соленые слезы капали на кафель. Черт! Только не здесь и не сейчас! Я подошла к ней, взяла в руки лицо и вытерла большими пальцами слезы. Ненавижу, когда плачут. Нельзя плакать, просто нельзя. Слезы до хорошего не доводят, алкоголь тоже.

— Хватит лить слезы, пошли в комнату, заболеешь еще.

Этих моих слов хватило, чтобы на минуту успокоить ее и вернуть в тепло.

Не знаю, как с остальными, но меня холод всегда успокаивал. Все застывало на лице: эмоции, чувства. На холоде этого не замечают. Холод не преследуют.

В гостиной свет шел только от телевизора, который показывал ситкомы или отечественные сериалы. На диване я раскидала подушки и клетчатый плед еще до прихода Александры. На стеклянном столике стоял сок и шоколадные конфеты. Вечером при свете плазмы тут было хорошо и эстетично, но не днем. Белый диван был в беспорядке, созданном из пледа и подушек, журнальный столик был завален едой для просмотра, на тумбе стояли диски, очки, пульты, колонки. Все это было ненужным и лишним, но таким уютным и нежным.

Она рассказала все по порядку, от начала и до конца, как есть. Ее лицо после каждого предложения искажало невыносимую боль, которую она, как говорила, не могла передать словами. Но Саша передавала ее именно словами. И эмоциями.

— Я никогда не думала, что отношения могут приносить такую боль. Я просто шла к тебе с выпивкой и сладостями, потому что очень хотела тебя увидеть и рассказать о некоторых новостях, — Саша шмыгнула носом и вытерла мокрые щеки салфетками, которые я ей достала. — Я шла по дворам в семь вечера, — сама знаешь, что уже темно, — и увидела две крутые тачки. Думаю, откуда в этом районе такие дорогие машины, и стала присматриваться. Лучше б этого не делала, — шатенка посмотрела на меня таким взглядом, который рассказывал мне все. — Артур. Он стоял с ней. С той, о которой клялся забыть. Он говорил, что любит только меня, что она полная сука и шмара. Просто целовал ее, как когда-то меня. Я решила разобраться, так как со стороны смотрелось это, будто эта курица на Артура налетела. Я подхожу, приглядываюсь, а он лапает ее. Я подохренела, если честно. Взяла ее за волосы, выкрутила руку и сказала ей все, что думаю. Припечатала ее пару раз лицом в капот его машины. Так когда я уходила, она меня развернула, порвала футболку, разбила почти все бутылки и стала наезжать, — только сейчас я заметила Сашину порванную и опухшую нижнюю губу и пару царапин на плече. М-да, женские драки никогда до хорошего не доводят. У меня задергался правый глаз. — Она меня ударила в живот и в губу. Ну я ее в ответ! Шпилькой на ногу наступила и в бедро ударила, — я рассмеялась в голос, а Саша со мной. — В общем, в пакете остались две целые бутылки: одной я разбила ему фару, а вторую почти всю выпила.

— Да уж, пожалуй, приключений на улице сегодня хватит. Ну, а коли ты притащила полбутылки вина, у меня есть еще бутылочка. Все-таки такой успех нужно отметить. Или напиться, чтоб на время забыть весь этот ужас и этого урода.

Время шло, а вино из бутылок выпивалось. Мы смотрели мелодрамы в слезах, комедии в диком ржаче, детективы с интересом, документалки с изумлением. Просто теряли (или проводили) время за телевизором. В конце концов, допивая последнюю бутылку, мы пришли к выводу, что все мужики — козлы, и прощенья им нет.

— А твой Артурчик — самый настоящий урод! — подытожила я, икая. Красное вино в голову сильно не давало, но я чувствовала легкое опьянение.

Я не помню, как мы заснули и когда, но точно помню свой сон. Он был такой реалистичный. Будто у меня были другие жизненные обстоятельства, другие цели и планы, другие люди. И я в нем была совершенно другая: не такая, как в реальности. Впрочем, про реальную себя во сне я конкретно забыла. Будто меня такой, какая я сейчас есть, и вовсе не существует.

***

Игра в баскетбол смотрела на меня всегда с презрением, как и я на нее. Никогда не любила, никогда не играла, никогда не признавала. Помню, Илья жил баскетболом лет с семи, как только увидел игру на стадионе. Какие-то мальчики постарше играле на площадке в Школе Олимпийского Резерва, набивая мяч. Ну, а я как настоящая пятилетка (да еще и маленькая стервочка) ела сладкую вату и хмыкала. Ну не нравилось мне это. Для брата баскетбол был жизнью. И сейчас он им живет.

Мы следили за матчем в спорткомплексе. Саша все пялилась на новенького баскетболиста из первого звена. Он был симпатичным, но явно не моим типажем: высокие четкие скулы, темные вьющиеся волосы и черные глаза. Телом он особо не отличался: высокий, худощавый, но немного рельефный.

Как говорил Илья, эта игра за победу должна была вывести их в таблицу на соревнования высшего уровня — Высшая Лига. Что-то о ней я слышала, но мельком и далеко не своими ушами. Мне лишь говорили, что Высшая Лига — это очень крутой уровень мастерства, но я никогда не видела такой серьезной подготовки к районным соревнованиям.

Мяч стучал об пол. Жуткий звук свистка и отвратительное скольжение кроссовок по полу. В ушах конкретно звенело. Я заткнула уши наушниками и включила какой-то плейлист. Забавно наблюдать за жестокими спортсменами на важной игре под «Паровозик из Ромашково» или какую-то японскую девчачью рок-группу. Ну или под Скорпионз и Киркорова. У меня даже поднялось настроение, и я поделилась этим с Сашей, которая не могла оторвать глаз от новенького. Кажется, он со второго курса журналистики, и, вроде бы, его зовут Жорик.

— Тебе не кажется, что ты запала на него? — почти прокричала я, чтоб Вашенская меня услышала. Бывают же такие вопросы, которые нужно задать в самый неподходящий момент.

— Кажется, да, — она с каким-то немым восхищением наблюдала за новеньким, почти не отвлекаясь от его движений. Я закатила глаза и цокнула. Обратив внимание на то, как Жора подмигнул Александре, я хихикнул и продолжила наблюдать.

Гул в большом зале стоял невыносимый. Я не хотела отвлекаться от игры, так как желала понять всю суть баскетбола, но мне это было просто не дано.

Я вышла из жуткого зала и зашагала в сторону фонтанчика. Пить и хотелось, и не хотелось одновременно. Я лишь мечтала отвлечься. На пару секунд или минут — не знаю. Но пришла я сюда только ради одного: поддержать Илью, своего родного человека, для которого эта и последующие игры будут очень важными. Родители вечно заняты и не могут ему сделать такой подарок. Но я же клялась быть всегда рядом.

Когда я снова взобралась на трибуну рядом с подругой, то Саша стала что-то рассказывать, но я ее совершенно не слушала. Я слушала только отзвуки мяча о пол зала. С одной стороны этот звук очень бесил, но с другой — помогал отвлечься. Впрочем, я и сама не знала, от чего мне нужно отвлекаться.

Взгляд случайно зацепился на Смирнове. Половина университета сохнет по нему. У девушек только и есть тема — Смирнов, местный мачо и секс-символ. Но если разобраться на чистоту, то кроме красивой мордашки и денег родителей у него ничего нет. Но на самом деле я многого о нем не знаю. Например, о его реальных заслуженных достижениях. Каким он был до баскетбола, до встречи с моим братом в средней школе, до университета, до почти профессиональных игр в баскетбол? Я столького не знаю о нем, но уже смею судить. Мой брат хорошо разбирается в людях, и вряд ли бы он имел такого лучшего друга, как Смирнов. Миша подмигнул мне и продолжил играть.

Это было так странно. Я замерла, упершись ладонями в лицо. Знаете, в фильмах часто такое бывает, когда в какой-то напряженный или радостный момент мир вокруг главной героини замирает или попросту перестает существовать, отбивая ритм сердцебиения? Вот сейчас я чувствовала тоже самое.

***

Я не знаю, когда я очнулась, но оставшуюся игру я всего на всего пропустила, уйдя в себя и потерявшись в пространстве и времени. Я будто потеряла точку соприкосновения с планетой, сознательно потерявшись в дебрях пустоты. Это было моей главной ошибкой, когда я, снова задумавшись, пропустила предупреждение и споткнулась о порожек. Вот нигде так не могу опозориться как в клубе!

Они выиграли. Они выиграли эту чертову напряженную игру для выхода в турнирную таблицу города. Быть лучшими — для них как настроение. Они всегда и во всем лучшие, несмотря ни на что. Это будто у них в крови, хоть все баскетболисты двух звеньев разные с разными точками зрения и мнениями. Но их сближала команда.

За пару лет прогулок в их компании я поняла только одно: они все, как дружная семья без крови, статусов и материальных ценностей. Да, им нравились доступные девочки, выпивка, жесткие сигареты, но это было просто общим «интересом» между ними. Сплачивало их совсем-совсем другое.

Мы прибыли в вип-зону, где прошли особый фейс-контроль. Я на таких вечеринках была не раз, но оставалась не на долго.

Сегодня же вечеринка была по двум поводам: победа «Тигров» и канун Хэллоуина. Если честно, то я не особо воспринимала Хэллоуин, как праздник. Но чаще всего после матчей баскетболистов закатывали вечеринки, где существовала тематика веселья. Но на Хэллоуин люди выряжались, кем хотели. У девушек были стандартные костюмы «проститутки» или «шлюхи», а у парней «рыцари» и «мушкетеры». Но я ошиблась.