Гиблое место в ипотеку
Часть 22 из 36 Информация о книге
Майя поняла, что супруг всерьез разозлился, и изобразила приступ эпилепсии… Ксения замолчала. – Флору нашли? – спросила я. Ушакова покачала головой: – Нет. Все окончилось очень плохо. Девушка словно испарилась. Никаких следов. Единственное, что удалось узнать: она позвонила преподавателю и предупредила, что не придет, мол, мама заболела, педагог ей поверил. Куда Флора отправилась? – Может, она просто сбежала из дома? – предположил Костин. – Влюбилась и уехала с кем-нибудь. – В милиции так и решили, – согласилась Ксения. – Из шкафа пропали вещи, немного: пара платьев, джинсы. Уже не помню, что еще. Исчез паспорт, кое-какие мелочи, косметика! – Сбежала! – сделал вывод Костин. – Понятно, – буркнул Макс. – И больше она не появлялась? Чем же девушке так родители досадили? Или любовь ее ослепила? – Меня не спрашивайте, – поморщилась Ксения. – Она со мной не откровенничала. Но, знаете, несмотря на пропавшие вещи и деньги, мне почему-то казалось, что Флора погибла. Не спрашивайте, почему я так думаю. Не знаю. После того как она исчезла, в семье Зеленовых наступил мрак. Фил ушел из дома, перебрался в жилье, которое ему покойная бабушка завещала. Спустя время погиб Петр Филиппович. Его машина сбила. Грешно так говорить, но Филиппу повезло. Психиатр выглядел моложе своих лет, занимался спортом, не пил, не курил, любил свою работу, регулярно проходил обследование и получал вердикт: здоров. Филу бы пришлось долго ждать отцовского наследства. Майя пережила мужа, она обожала составлять завещания. Я уже говорила, что она отдавала записанную на нее дачу, например, мне, потом забирала, и наследником становился Фил. – Странно, что мать отписывала дом сыну, которого терпеть не могла, – заметила я. Ксения закатила глаза. – Это же Майя Алексеевна, все, что она делала, нельзя объяснить с точки зрения разума и логики. Начертав очередное завещание, мамаша вызывала Фила, усаживала его перед кроватью, на которой лежала, и заводила: – Сын! Я умираю. Несмотря на все плохое, что ты сделал… Ну и далее ария на тему коварства Фили с припевом о страданиях его матери. И вдруг она скончалась на самом деле, дача совершенно случайно досталась мне. А Петр Филиппович никогда не думал о том, кому отойдет его имущество, он знал, что совершенно здоров, отправляться на тот свет не собирался. Но пьяный шофер нарушил планы психиатра. Наследниками стали Майя и Филипп. У нее определенно была проблема с головой, ей объяснили, что все имущество поделено на две части, она отмахнулась: – Отстаньте! Сын обязан меня содержать. Через пару лет после кончины Петра умерла и Майя. Завещание на свою часть квартиры и всего прочего она не составила. Почему-то ее волновала исключительно дача. Но я уже неоднократно повторяла: логику в действиях тетки искать бесполезно. Итог: Филипп стал наследником отца и того имущества, на которое мать не оставила завещания. – А почему Филипп не получил диплом? – поинтересовался Макс. Ксения молчала. – В вузе что-то случилось? – спросил Вульф. Ушакова смутилась. – Ничего ужасного. Фила поймали в морге. – Поймали в морге? – повторила я. – Что он там делал? – На стипендию нельзя выжить, – начала выгораживать брата Ксения, – все студенты вечно бегают в поисках заработка. Будущие журналисты, пиарщики, педагоги легко находят подработку. Они становятся репетиторами, пишут статьи, кого-то рекламируют. А медикам что делать? Студента в клинику возьмут только на должность санитара, да и то неохотно. И когда будущему доктору калымить? Парень из педвуза после лекций объехал пару учеников, и славно. Если же он нашел кого «подтянуть» в утренние часы, то спокойно прогуляет лекцию. Просто попросит старосту отметить его присутствие. Подумаешь, не услышит второкурсник разглагольствований профессора на тему германского эпоса, и что? Никто еще не умер от того, что не слышал про «Песнь о нибелунгах». У журналиста, компьютерщика, репетитора – у всех возможна частичная занятость и удаленная работа. А у санитара? Тому надо приехать рано утром, отпахать смену. Следовательно, в этот день он на занятия не пойдет. Не знаю, какие порядки в медвузах сейчас, но когда учился Зеленов, прогул приравнивался к измене родине. Не явиться в институт будущий врач имел право, только если он умер. Остальные причины, какими бы важными они ни были, в расчет не брались. Профессор Курбанов, руководитель курсовой Фила, любил повторять: – Вы пили, гуляли всю ночь, заработали похмелье. Проспали лекцию о болезнях горла. Что скажете на приеме больному с ангиной? «Прости, дядя, не знаю, как тебя лечить, продрых лекцию?» Собираешься ничего не делать в вузе? Зачем в медицинский поперся? Ступай в журналисты. Им образование вообще не нужно. Фила, покойного отца которого профессор хорошо знал и уважал, Курбанов пристроил в морг на особых условиях. Зеленов приходил вечером, ночью спал в подсобке. Иногда, если кого-то привозили, он принимал тело. Около полугода было так. Потом на него нажаловались, дескать, санитар уродует неопознанных мертвецов. Это сошло бы ему с рук. Да у одной девушки без документов отыскались родители. Они в ужас пришли, увидев, что у бедняги с лицом. Филиппа призвали к ответу, он признался: – Хочу стать пластическим хирургом, заниматься ринопластикой и всем прочим. Настоящего пациента мне не доверят, на ком руку набивать? И его взашей выгнали из института. Ксения махнула рукой. – Нет бы соврать что-нибудь: «С каталки упала. Шкаф ей на лицо свалился. Не виноват, простите». Его, конечно, под зад коленом пнули бы, но и все. А он правду сказал. И началось! Семья покойной такие телеги накатала! Повсюду отправили, и в институт тоже. Курбанов посоветовал Филу взять академический отпуск. Я на брата до невозможности разозлилась. Столько лет трудной учебы! Тренироваться, видишь ли, ему надо! На кошках мастерство оттачивай! Филипп осел дома. А потом он познакомился с Робертом. Ксения посмотрела на бутылку с водой, которая торчала из подлокотника. – Можно мне угоститься? – Конечно, – радушно согласилась я, – пейте на здоровье. – Кто такой Роберт? – спросил Макс. Ушакова открутила пробку. – Непризнанный гений, великий художник, режиссер, драматург. – Един во многих лицах, – подвела я итог. – Точно, – кивнула Ксения, – не знаю, где они встретились, но сразу нашли общий язык. Роберт тихий, слова лишнего не скажет. Фил ему под стать. Брат впервые обрел друга и просто влюбился в него. Не лучшим образом приятель на него влиял. По мнению Роберта, творческая личность не должна ежедневно работать. С десяти до шести пашут только лошади и те, у кого таланта нет. Гений же творит по вдохновению. У Роба идея вызрела: создать театр живых покойников. – Кого? – оторопела я. – Люди умерли, а потом ожили и играют на сцене, – объяснила Ушакова, – они все такие… э… слегка червями попорченные. – Странноватая и жуткая идея, – заметил Вульф. – Роберт хотел взять труп и оживить его? Типа зомби? Интересно, как он собирался это проделать? Ушакова сгорбилась. – Рассказываю по порядку. Мне они сообщили, что Зеленов написал пьесу, Роберт был в восторге от нее. Они найдут помещение, установят оборудование, отыщут артистов и начнут репетировать. Играть будут мертвецы. Живых людей загримируют под трупы. Натурально так! Потом поинтересовались моим мнением. Я решила не комментировать затею с покойниками, ответила: – В Москве много театров, большая часть из них еле выживает. На плаву держатся лишь те, которым государство помогает. Роберт вполне разумно объяснил: – Мы в столице поставим спектакль, устроим шикарную премьеру, затем поедем с ним по провинции. Москва перекормлена зрелищами. А небольшие города мечтают о свежем глотке театрального искусства, да никто им его не дает. В каком-нибудь Усть-Медвежатинске аншлаг нам обеспечен. Мы не гордые, готовы везде выступать. Слова парня показались мне не глупыми, но я предупредила: – Денег вам не дам, нет их. – Не надо, – ответил Роберт, – у меня есть небольшой капитал. Мануйлов на самом деле снял какой-то подвал, меня пригласили посмотреть на него. Ну, совсем мне не понравился. Темное, мрачное помещение находилось на окраине Москвы, ранее было дешевым клубом, потом он прогорел. Грязь, вонь, незатейливый дизайн, тараканы там ходили знатные. Одна радость – расположено в паре шагов от метро, и район, где будущий очаг культуры находился, спальный, там не было никаких развлечений. Расчет был на то, что местный люд от скуки в театр повалит. Фил объяснил: – Сначала просто так к нам заглянут. Ну, куда им еще в субботу двинуть? Посидят в зале, увлекутся пьесой, начнут регулярно ходить. Ксения посмотрела на меня. – Как вам этот бизнес-план? Глава 25 – Не могу считать себя завзятой театралкой, – ответила я, – не знаю, как такое учреждение с нуля развивать. Но предполагаю, что театр стоит на трех китах: актеры – режиссер – репертуар. Люди не будут постоянно ходить на один спектакль. Нужен портфель пьес, придется регулярно удивлять зрителя, знать, на какую публику можно рассчитывать. Знакомишь народ с классикой? С одной стороны, это удобно – Антон Чехов и Александр Островский написали много прекрасных пьес. Проблема с авторами отпадает. Но используя исключительно такой репертуар, лишаешься части зрителей. – Согласен, – подхватил Костин, – надо, чтобы были постановки на любой вкус. Обязательно одна эпатажная, где кто-то из главных героев без трусов по сцене носится. Эка невидаль – обнаженная попа! У каждого человека она есть. Но журналисты мигом устроят галдеж и лай в интернете, начнут ругать-хвалить театр, где показали нечто необыкновенное – обнаженную задницу. Народ из чистого любопытства повалит в зал. Как только шум в СМИ стихнет, ставь новую пьесу. На сей раз надо выпустить актрису-пенсионерку топлес, в одних стрингах. – Почему пожилую? – изумился Макс. – С точки зрения мужчины, да простят меня не юные дамы, предпочтительнее смотреть на молодое тело. – А с точки зрения пиара театра лучше сработает бабулька, – возразил Володя, – вот тут пресса просто с цепи сорвется. Ужас, ужас, зачем нам это показывают, актриса с ума сошла, режиссер геронтофил. – Костин, похоже, ты не тем делом занимаешься, – рассмеялся Вульф, – вы правы, с одним спектаклем театр не поднять. Ксения кивнула. – Я была того же мнения. Но молчала, понимала, что Фил наконец-то обрел друга. Оба увлечены одной идеей, у Роберта есть деньги. Ну и ладно. Говорить им, что театр потребует огромных вложений? Зачем? С другой стороны, они же не собираются основать МХАТ. Сами покрасят в подвале стены, поставят штук тридцать дешевых пластмассовых стульев, договорятся с людьми, которые считают себя великими лицедеями, но их учиться на актеров не взяли. Займутся чистой воды самодеятельностью. Она во все времена была популярна, ничего дурного в ней нет. Отдушина для тех, кто занят скучной работой, тоскует по творчеству. Ушакова замолчала. – Произошло нечто непредвиденное? – предположила я. Ксения допила воду из бутылки. – Становление театра шло медленно. Сначала организаторы нашли возрастных исполнителей. Трех тетушек от сорока до семидесяти лет общим весом в тонну. «Девушки» горели энтузиазмом, были готовы работать бесплатно, притащили из дому необходимый реквизит: мебель, посуду, разные тряпки. Они и занавес сшили, и вместо гримеров-костюмеров работали. В коллективе был и мужчина, супруг одной из актрис. Но главная роль – девушка восемнадцати лет! Худенькая дама даже на пятом десятке может за такую сойти. Соответствующая одежда, грим, прическа. Спектакль всегда условность. Но бабулька шестьдесят второго размера никак в этом случае не прокатит. Роб дал объявление в газете, ему стали звонить, интересоваться, сколько заплатят актрисе, узнавали, что копейки, и бросали трубку. Роб приуныл, и вдруг! Откуда ни возьмись, появилась дама лет сорока. Стройная, с деньгами, одна беда, лысая. Бедняга проходила серьезное лечение, из-за «химии» потеряла волосы, брови, ресницы. Чтобы она постоянно не думала о смерти, психолог посоветовал ей осуществить мечту юности, заняться делом, о котором она грезила в подростковом возрасте. Хорошо помню, что ее звали Сусанной. Понятное дело, в детстве она мечтала стать актрисой. Ну и пошла бродить по театрам, проситься на роль хоть со словами «Кушать подано», только бы на сцену выходить. Да везде ее гнали, и вдруг она увидела объявление Роба и примчалась. Сусанна вложила большие деньги в постановку, еще она привела своих родителей, профессиональных гримеров. Они прорву лет проработали на «Мосфильме», потом их уволили, дескать, им за семьдесят, уже старые, дайте дорогу молодым. И все у Роба с Филом стало складываться. Поскольку события пьесы разворачивались в пятнадцатом веке, потребовалась соответствующая одежда. Сначала ее хотели заказать в мастерской, узнали цену и отбросили эту идею. Решили нанять портных, это тоже было очень дорого. Вознамерились взять костюмы напрокат, так их пот от суммы прошиб. В конце концов Фил решил, что сам справится, почитал кое-какую литературу и сшил наряд. Тот получился дивной красоты, потому что Филипп старался от души. Вот так брат получил первый опыт производства старинного платья. В конце концов настал день премьеры. Ксения повернула голову и заглянула мне в глаза. – Вы же понимаете, что зрителями в основном стали родственники, друзья и соседи актеров. Фил попытался пригласить прессу, но ни один журналист не явился. По району развесили афиши, пришло несколько человек со стороны, почти весь зал заполнился. Открылся занавес, началось первое действие. Я приехала в театр загодя, Фил ко мне кинулся: – Родители Сюзи гении, посмотри, какие покойники! Посмотрела я на старушек-актрис, и меня чуть не стошнило: натуральные мертвецы. Кое-где из-под кожи кости торчали, трупные пятна на открытых участках тела. Лучше не буду описывать. Гримеры потрясающе поработали. Устроилась я в зале, занавес открылся, на сцену вышла… Флора. Я чуть со стула не свалилась. Один в один сестрица Фила. Волосы, макияж, форма носа. Я чуть не заорала от ужаса, ошалела прямо. Потом пришла в себя, сообразила, что такое впечатление возникло из-за волос, они были как у Флоры, остальное – не похоже. Ни рост, ни фигура, ни черты лица. Просто первая реакция на увиденное. Но она меня ошеломила. Ксения поежилась. – Минут через двадцать народ стал зевать, переговариваться шепотом, затем началось массовое бегство. Ну кто станет весь вечер смотреть на женщину, которая сидит на стуле и безостановочно вещает непонятно что? Изредка на сцене появлялись старушки, они переходили из одной кулисы в другую, по дороге останавливались и выли голодными волками: