Главарь отморозков

Но это все меня интересовало мало, мысли и предстоящие серьезные дела упорно гнали вперед. Я проскочил мимо скалы и сразу углубился в слегка темноватый и сыроватый воздух ущелья. Хотя здесь и не было ручья, который течет по дну многих ущелий, сырость воздуха все равно присутствовала. Из опыта я знал, что в таких ущельях бывает одинаково сыро и в начале лета, и глубокой осенью. Устраивать привал по графику было рано, и поэтому я на ходу вызвал по связи рядового Стукалова и дал команду запускать «беспилотник». И только в тот момент, когда на мониторе своего «планшетника» увидел себя и всю группу, я дал команду на привал.

Получасовой привал прошел быстро, но мне и моим бойцам вполне хватило времени на восстановление. Мы двинулись дальше. На следующем привале устроили себе обед, хотя время, как казалось по продолжительности светового дня, приближалось к ужину. Темное время суток – это всегда традиционное время основной работы спецназа ГРУ. Может быть, еще и поэтому на нашей эмблеме изображена летучая мышь.

После обеда я увеличил темп передвижения. Но спешил напрасно. Мы прошли только около трех километров, когда наш разведывательный дрон, летящий впереди нас на пару километров, показал, что в ущелье, прямо посреди его, горят несколько больших костров. Менты остановились на привал. Вероятно, и ночевать намеревались здесь же. Но ушли они далеко. Я, признаться, даже не рассчитывал, что они сумеют так основательно углубиться в горы, думал, что у них дыхания не хватит на такой долгий маршрут. При этом я вполне отдавал себе отчет, что уже завтра утром картина будет совсем другая. После сегодняшней нагрузки завтра ноги ментов откажутся ходить, и вообще они будут еле шевелиться. Болеть будут все мышцы тела, от кончиков пальцев на ногах до затылка. Ведь в полиции никогда не тренируются так, как у нас в спецназе. Зато в своих бойцах я был уверен. Они и завтра будут бодрыми и боеспособными, в отличие от ментов, которые сегодня шли, как я думаю, только опираясь, как на костыль, на волю своего командира, который послал их сюда. Какова же должна быть цель, если они так себя не жалели, наверное, она достаточно велика. Но у меня в голове не укладывалось, как могут стать великой целью четверо ликвидаторов ФСБ, поскольку служба ликвидаторов, как и в ГРУ, должна быть чрезвычайно закрытой службой. Наверное, и у МВД такая служба существует, выполняя свои функции.

Однако я не большой любитель ломать себе голову над вопросами, которые не разрешались логическим путем. Информации в данном случае откровенно не хватало. Может быть, еще и это ощущение подспудно остановило меня от варианта с допросом четверых ментов, оставшихся около машин у входа в ущелье. Так порой случается. Иногда не пожелаешь по какой-то причине что-то делать, а потом только начинаешь понимать, что тебя остановило. Подсознание сработало. Приказало сначала разобраться и лишь потом действовать.

А разобраться я имел возможность только одним путем – путем вызволения из плена полковника Лущенкова. При этом вызволять его следовало так, чтобы, по возможности, обойтись без жертв со стороны его пленителей. Но и в этом случае надежда на правдивую информацию была весьма относительной, хотя полковник при личной встрече показался мне человеком серьезным и не склонным изворачиваться. Даже одно то, что он в одиночку попытался задержать большие полицейские силы, имея только крупнокалиберную снайперскую винтовку, говорило о его честности. Бесчестный человек не способен к самопожертвованию, это психологами давно доказано. И его способность к самопожертвованию вызывала уважение.

Я смотрел в монитор «планшетника» и наблюдал, как сгущаются сумерки над лагерем ментов. Потом наш «беспилотник» внезапно покинул место и двинулся в нашу сторону. Но до нас не долетел, для чего-то зависнув на повороте ущелья. Я присмотрелся, но ничего увидеть в сумраке не сумел и переключил камеру на инфракрасный режим. Тут все стало ясно. Менты ждали преследования и выставили засаду на скалах. Или просто для порядка выставили часовых. Четыре человека, по двое, расположились на двух противоположных стенах ущелья, отыскав удобные места на скалах. Скорее всего, на каждой стене сидит по пулеметчику и автоматчику. Засада была выставлена на всякий случай, или о нашем присутствии уже знали – это значения, по большому счету, не имело. Значение имело другое. Если раньше я намеревался обойтись без жертв при попытке освободить полковника Лущенкова, то теперь это было невозможно.

– Максимовских!

– Я! – отозвалось в наушниках.

– Ко мне…

Сам я шел впереди своей небольшой колонны, и младший сержант быстро догнал меня. Пришлось остановиться, снять с подставки «планшетник» и показать снайперу.

– Четыре человека… – определил он, чаще, чем я, встречающийся с инфракрасным прицелом и сразу воспринимающий изображение. – Наверняка с ночными прицелами, иначе смысла в этой засаде нет.

– Отработаешь?

– Костюм позволяет оставаться для них невидимым, товарищ старший лейтенант. – Толик вытащил из нагрудного кармана маску, снял шлем, натянул маску на голову, а шлем надел сверху, после чего из другого кармана вытащил перчатки из той же ткани, поглощающей лучи поиска и не выпускающей тепло тела наружу. Маска и перчатки входят в комплектацию снайпера. – Разрешите приступать?

– Приступай. Можешь по связи не докладывать. Отработаешь, просто выходи навстречу. Я сейчас всю связь в ущелье заглушу… Соколянский! Понял?

– Понял, товарищ старший лейтенант…

Старший сержант шел неподалеку от меня, и я, на ходу оглянувшись, увидел, как он снимает с плеч лямки рюкзака лейтенанта Неумыволнова, в котором находился прибор. Свой рюкзак, чтобы было удобнее, старший сержант перевесил на грудь.

В наушниках что-то зашелестело.

– Соколянский! – позвал я.

Ответа не последовало, значит, связи не было. Я посмотрел в монитор «планшетника» – он был черным. Проводив взглядом быстро уходящего в темноту Максимовских, я обернулся и подозвал к себе Соколянского. Старший сержант заспешил, держа рюкзак с аппаратурой РЭБ перед собой и стараясь не стучать по нему коленями, отчего идти пришлось вразвалочку. Внешне это выглядело забавно.

– Побудь рядом. Как только Максимовских вернется, «глушилку» выключи.

– Понял, товарищ старший лейтенант.

Как-то мы сразу не предусмотрели, что отключение связи одновременно выключит и мою связь с «беспилотником». Но это неудобство временное. Хорошо еще, что «глушилка» достаточно простая, не отключает все электропитание вокруг. Слышал я, что есть такие штуки, что в радиусе трехсот километров отключают не только связь, но даже аккумуляторы у автомобилей и танков, и все прицелы, тоже работающие от аккумуляторов, и лазерные дальномеры, и снайперские метеостанции с баллистическими калькуляторами[17], и вся армия стоит без возможности двинуться и приступить к боевым действиям. Причем эта установка может работать не по полному кругу, а секторально, выбирая только определенные необходимые направления. В таких условиях и наш снайпер потерял бы преимущество своих прицелов. Но он не потерял. Мы приближались к повороту, когда на свежую тропу в середине ущелья вышел навстречу нам младший сержант со своим «винторезом» и помахал рукой, показывая, что путь свободен. Соколянский тут же остановился, раскрыл рюкзак, и через секунду в наушниках опять послышалось слабое шуршание. Дело было сделано, и ни один часовой теперь не сумеет предупредить ментов о том, что им «на хвост» сел спецназ…

Я не стал звать старшего сержанта, а просто посмотрел в монитор. Инфракрасная камера показывала четыре распростертых тела, лежащих под стенами. Мне было интересно, все ли видели в нашем базовом лагере бойцы группы технической поддержки, и я попытался вызвать лейтенанта Хачатурова, но с ним связи не было. Мы ушли уже слишком далеко, и стены ущелья создавали естественный экран для простой связи на короткой дистанции. А вызывать на связь майора Колокольцева ради выяснения таких мелочей не хотелось. С Колокольцевым связь осуществлялась по другому каналу, кажется, вообще спутниковому.

– Товарищ старший лейтенант! – позвал меня младший сержант Городовников, командир третьего отделения.

– Слушаю, Слава…

– А это ущелье что, обитаемое?

– Судя по картам – нет. Спутниковая съемка полугодовая. Разве что позже что-то построили. А с чего ты взял?

Младший сержант просто так вопросов никогда не задает. Если задает, значит, вопрос имеет какой-то смысл.

– Я к тропе присматриваюсь. Она хорошо утоптана, здесь, видимо, многие ходили. И сегодня тоже.

– Уверен?

– Вполне. Я начал присматриваться, когда еще светло было. Сейчас с инфракрасным прицелом смотрел. Следы по-разному светятся. Есть свежие, есть старые, едва заметные. Инфракрасный прицел для этого хорошо приспособлен.

– Молодец! Хорошо используешь достижения техники, – похвалил я. – Принимаю к сведению твои данные. Но это значит, что мы на верном пути. Сначала прошла банда Великого Шайтана вместе с эмиром Шерханом, их преследовали ликвидаторы, ликвидаторов преследуют менты, а мы – ментов. Все последовательно.

– А старые следы? – не понял мою мысль Городовников.

– А ты думаешь, Великий Шайтан зашел в первое попавшееся ущелье и не знает даже, куда идет? Я не соглашусь. Возможно, это ущелье имеет выход в соседнее, а соседнее тянется до Грузии. А потом через Грузию дорога доводит до Турции. Оттуда Шайтанову оружие поставляли. И сам он туда со своими людьми на лечение ходил после ранения. Правда, это несколько лет назад было. Но, надо полагать, он и позже тропой пользовался. По крайней мере, оружие и боезапас получает часто. Да и деньги оттуда же, я слышал, ему идут.

Я не успел закончить, потому что к нам вышел взводный снайпер и показал сложенные на тропе два ручных пулемета с ночными оптическими прицелами и две винтовки «ВСК-94», тоже с ночной оптикой и с глушителями. Он поддел ногой оружие и пояснил:

– Не стал оставлять. Найдет кто-нибудь, бед натворит…

– Сними затворы, закопай и камней сверху наложи, – приказал я. – Прицелы с аккумуляторами забери, а все остальное пусть валяется…

Городовников был не только лучшим во взводе следопытом, он и в маскировке всегда был лучше и изобретательнее других.


– Как прошло, Городовников? Они тебя не видели?

– Они спали, товарищ старший лейтенант. И никогда больше, уверен, не проснутся… До того устали. Натурально – до смерти их загнали…

Между тем как только мы прошли поворот и засаду, устроенную в этом месте, наш «беспилотник» снова ушел вперед и опять завис над лагерем отряда ментов. Видимо, рядовой Стукалов со своим окружением контролировали ситуацию, а младший сержант Варкухин подсказывал, что требуется мне показать. Менты в лагере, кажется, готовились к ночлегу, уверенные, что засада на повороте ущелья никого к ним с этой стороны не подпустит. Видимо, и в другую сторону ушли такие же сдвоенные посты. Но отстреливать их пока необходимости не было. Пусть себе спокойно выспятся. Устали после такого продолжительного марша, наверное, смертельно.

Как бы то ни было, свою задачу мы должны выполнить и освободить полковника Лущенкова…





Глава восьмая




Я посмотрел на часы.

Минут через двадцать, согласно моим расчетам, наш «беспилотник» должен был нас покинуть – его аккумулятор отнюдь не отвечает характеристикам вечного двигателя, но на смену ему должен прилететь второй, именно так мы договаривались с лейтенантом Хачатуровым. Тогда же лейтенант показал мне, как переключить программу с камер одного «беспилотника» на камеры другого.

Мы залегли рядом с лагерем. Передо мной был выбор дальнейших действий. Можно было сразу попытаться найти и освободить полковника Лущенкова, а можно было и дождаться смены дронов, чтобы смена не попала на момент, когда будет производиться нападение на лагерь ментов. Хотя там, на месте, мне будет без разницы, какие камеры показывают дислокацию противника. Но я не знал, наступит ли во время смены «беспилотников» какой-то «слепой момент» и сколько этот «слепой момент» продлится, поэтому остановил свой отряд, дав команду на отдых. Предпочел дождаться следующего дрона. Лагерь ментов уже был хорошо виден своими кострами, и всех рассмотреть можно было в бинокль, что я сразу и попытался сделать для поиска в этом небольшом лагере полковника Лущенкова.

Чтобы мне не мешал прямой свет костров, я отошел от тропы к одной из стен, приказав старшему сержанту Соколянскому вставить индикатор оптических систем. Вполне возможно, что менты будут контролировать свои тылы, если не слишком надеются на своих часовых. Но индикатор не показал наблюдения за нами, значит, можно любоваться стоянкой спокойно.

Прижавшись плечом к скале, я поднял бинокль и стал сосредоточенно исследовать лагерь. Не пропустил даже мелочей. Видел, как командир – средних лет мент из старших, похоже, офицеров, с погонами, прикрытыми бронежилетом и разгрузкой, давал команды на ночь, причем, судя по жестам, вполне дельные. Мне показалось, что он потребовал собрать разбросанную по всему лагерю упаковку от сухих пайков и закопать где-то в стороне. И через минуту я убедился, что приказано было именно это. Приказано, но не выполнено. Разорванные упаковки и прочий мусор были собраны в пластиковый пакет, отнесены в сторону и заброшены за скалу. А я отчетливо видел, как командир показывал на лопатку на поясе мента, видимо, дежурного. Но тому копать не хотелось. У меня во взводе за такое «выполнение» приказа подчиненный долго бы на беговой дорожке дыхание переводил перед следующим многокилометровым забегом.

Среди ментов спальный мешок имел только один командир. А ночи в горах традиционно холодные. Я наблюдал, мысленно поругивая мешающий тепловизору костер, как какой-то молодой услужливый мент, чуть не кланяясь, расстилает спальный мешок своему командиру, а под него предварительно наложил целый помост из еловых лапок. При этом услужливый мент не догадался сделать так, как делают спецназовцы, ночуя зимой в лесу. У нас полагается разбросать угли потухшего костра по прогретой земле и в этом месте делать настил из еловых лапок. Так, на прогретой земле, не замерзнешь до утра. А спальный мешок – защита от холода весьма условная. Но ментов этому никто не учил. Они не проходили спецкурс по выживанию. Отдав еще несколько непонятных мне распоряжений, командир улегся спать. Теперь в лагере распоряжался другой офицер, помоложе возрастом и званием вроде пониже. Этот вообще словами не пользовался, предпочитая им брезгливо указующий указательный палец. Он жестом подозвал к себе другого молодого мента, тем же указующим пальцем приказал, как я увидел, захватить с собой пакет с сухим пайком из коробки и двинулся в сторону от костра. Теперь мне было удобнее все видеть, костер не мешал и не бликовал в тепловизоре моего бинокля. Под охраной двух стоящих, видимо, чтобы не уснуть, ментов сидел на земле полковник Лущенков. Ему расстегнули наручники и дали пакет с сухим пайком. Тепловизор не давал возможности рассмотреть лицо Лущенкова. Побои на нем наверняка присутствовали, как и на всем теле, да и контузия после взрыва гранаты и града камней под скалу должна быть, состояние духа у Лущенкова, вероятно, не лучшее. Я сам себя спрашивал уже несколько раз – зачем ментам нужен живой Лущенков? Потом предположил, что, скорее всего, полковник рассматривается, как причина для предъявления своих условий остальным ликвидаторам, своего рода живой инструмент шантажа. И сам полковник, наверное, так же предполагал, что не добавляло ему хорошего настроения.

Итак, полковник Лущенков был найден. Осталось самое простое – освободить его. Задать ему несколько вопросов, а потом вместе с ним найти четверых оставшихся ликвидаторов. Но до этого необходимо было дождаться смены «беспилотника».

Как только «планшетник» дал сигнал о присутствии второго дрона, я сразу переключился на него. Камеры двух «беспилотников» были абсолютно идентичны – что в управлении, что в углах обзора. При этом мне оставалось только радоваться, как аккуратно и с пониманием задачи ведет «беспилотники» рядовой Стукалов. Я сразу подумал, что необходимо будет по возвращении отметить роль оператора в рапорте. Рядовой выполнил боевую задачу на «отлично». Ведь боевая задача – это не обязательно стрельба по противнику, у нее много составляющих. Не окажись Стукалов таким сообразительным, и не вернись он «беспилотником» к повороту ущелья, мы имели бы возможность прозевать наличие засады. И попасть на место, когда менты еще не успели заснуть. Тогда посты подняли бы по тревоге весь отряд. Конечно, это кардинально положение вещей не изменило бы – как неумело воюют менты, я уже видел, тем не менее, потери у нас были бы вероятны. Возможно, и немалые. Кроме того, пропал бы эффект неожиданности от нашего появления, и возникли бы большие трудности с освобождением полковника Лущенкова. А это в данный момент казалось мне наиболее важным действием. Я почему-то начал относиться к полковнику так, словно он был бойцом моего взвода, который попал в плен к противнику. И ментов я уже начал всерьез считать противниками, хотя недавно еще думал, что мы делаем с ними часто общее дело.

Рядовой Стукалов теперь водил свой дрон над всем небольшим ментовским лагерем, и я внимательно изучил возможные подходы. При этом пользоваться мне пришлось только инфракрасной и тепловизионной камерами, оставив простую в бездействии, в темноте ущелья она была абсолютно лишней. Такая нагрузка существенно сокращала время работы «беспилотника», и нам требовалось действовать быстро. Просчитав в голове все варианты, я скомандовал:

– Соколянский, Максимовских! За мной! Остальные выходят на дистанцию кинжального прострела и занимают позицию. Только страховать. Без необходимости не стрелять. – И, добавив: – За старшего остается Городовников, – шагнул на темную тропу…



«Планшетник» по-прежнему находился у меня на груди, но я подвесил на ремни крепления платформы специальную занавеску из плотной ткани, чтобы гаджет светящимся монитором не выдавал меня ночью. Конечно, было слегка странно наблюдать себя со стороны, причем не в видеозаписи, что тоже иногда кажется странным, а в режиме реального времени. Но «беспилотник» был, несомненно, весьма удобным помощником в боевых операциях. Камера опережала нас метров на двадцать, а мы располагались только с самого края монитора. Нас объектив захватывал, как я понял, умышленно, чтобы мы могли лучше ориентироваться в темном ущелье. Спасибо тому, кто подсказывал Стукалову. А если никто не подсказывал, то самому ему большущая от нас благодарность.

Мы втроем быстро вышли на требуемый рубеж, который я определил заранее, залегли там и прислушались. Ни из лагеря ментов, ни тем более из нашего временного лагеря не доносилось ни звука. Что касается моих подчиненных, то это было естественным, и меня не удивляло, я сам обучал своих бойцов оставаться невидимыми и неслышимыми во время боевой операции. Что же касается лагеря ментов, то там, в моем понимании, что-то было не так. Они не должны ждать опасности, а полная тишина как раз и создается в момент такого ожидания. Наконец кто-то в стороне, ближе к левым скалам, громко захрапел. И тут же отозвался более легким и заливистым храпом другой мент. Потом кто-то громко, с акцентом, выматерился. И от другого костра раздался голос:

– Да заткните кто-нибудь ему глотку башмаком!

– Лучше камнем. И потяжелее… – добавил кто-то и хохотнул своей глупой шутке.

Я убрал с груди свой «планшетник», взял его в руки, накрыл той платформой, на которой он стоял, чтобы светом монитора не выдать себя, и пополз с тропы в правую сторону. Пополз как раз в том месте, которое еще раньше наметил для себя. Путь, понятно, лежал туда, где двое часовых охраняли полковника Лущенкова. Мой заместитель и командир третьего отделения ползли позади меня так же неслышно. Дважды за этот короткий путь я переворачивался, ложился на бок и, свернувшись улиткой, рассматривал монитор, на котором было видно и меня, и моих помощников, и полковника Лущенкова, и его часовых, один из которых, кажется, спал. Пусть спит. Обидно бывает просыпаться и чувствовать, что тебя сейчас убьют. Мне так один дагестанский бандит говорил. А вот умереть во сне, не познав ни огорчения, ни испуга, это – очень легкая смерть.

Полковник Лущенков, как и второй часовой, похоже, не спал. Его физическое состояние должно было быть более тяжелым, чем у ментов. Их только усталость за ноги цепляет, а у Лущенкова еще раны и контузия. Кроме этого, естественное беспокойство и за свою судьбу, и ответственность за своих товарищей.

В темноте я снял с шеи ремень приспособления для переноски «планшетника», а при приближении к часовому вообще его выключил. Хорошо, что выключается он, в отличие от бытового собрата, сразу и без звукового сопровождения. Передал свой гаджет в надежные руки старшего сержанта, показал Максимовских на спящего часового, а сам неслышно двинулся в сторону бодрствующего. Часовой ничего не услышал, не увидел и не почувствовал. Но что-то ощутил полковник Лущенков. Он даже голову от груди оторвал, вслушивался в то, что происходит за его спиной. А за его спиной лежал я и ждал, когда часовой отвернется и начнет зевать. В каждой руке у меня было зажато по палочке нгивара.

И он тут же зевнул, причем настолько протяжно, что я вполне успел встать и нанести прицельный боковой удар палочкой нгивара сбоку в верхнюю линию скулы. В период с ноля часов до двух ночи в июньскую луну этот удар был бы смертельным, а сейчас он просто «выключил» сознание часового на несколько часов. Но, когда к парню сознание вернется, у него еще почти сутки не будет шевелиться язык.

Я бросил взгляд в сторону. Второй часовой лежал на боку, а младший сержант Максимовских уже вытаскивал затвор из его автомата. Я точно так же поступил с автоматом своей жертвы и только после этого, шагнув за камень, остановился перед полковником Лущенковым, который даже не обернулся на звуки ударов. Он ничего не видел в темноте, хотя я, к ней привычный, увидел сильно рассеченный лоб полковника и опухоль, нависшую под глазом и на переносице.

– Спецназ ГРУ? – тихо спросил Лущенков.

– Так точно, товарищ полковник, – так же тихо ответил я.

– Я знал, старлей, что ты придешь и выручишь. Так же и сам Сомов сказал, когда меня оставлял. Приказал все перетерпеть до твоего прихода.

Это была похвала. И она мне понравилась. Профессиональную работу оценили профессионалы, даже просчитали ее заранее.

– Помогите товарищу полковнику встать, – распорядился я, забирая из рук старшего сержанта свой «планшетник».

Соколянский прощупал пояс моего часового на спине, нашел футляр для наручников и ключ в нем. Все наручники имеют ключ одной конфигурации. А я уже подумывал, где найти канцелярскую скрепку, чтобы снять наручники, но она мне не понадобилась. Сержанты сняли наручники, помогли полковнику встать и, выполняя команду, которую я дал отмашкой руки, повели его к тропе. Сам Лущенков ходил очень неуверенно. Видимо, его сильно «поломало» камнями под скалой. Да и видел он из-за заплывших глаз откровенно плохо.

Я не пошел за ними, а прижался плечом к скале и включил «планшетник». Наш дрон по-прежнему держался над местом, и камеры работали, хотя вот-вот на мониторе должна была загореться красная лампочка. Но тогда, я надеялся, прилетит на смену первый «беспилотник», которому уже должны были поставить аккумуляторы из запасного комплекта. Этих комплектов, как говорил лейтенант Хачатуров, было у каждого по три, включая дроны самолетного типа. Но они в ущелье будут слышны, разве что работать им придется на большой высоте. А это не позволит видеть многие мелочи. И подзарядить аккумуляторы в горах негде.

Я внимательно осмотрел весь ментовский лагерь. Тревоги мы не подняли. Внутренних часовых менты не держали, надеясь на внешних и не понимая, насколько эта надежда слаба. Убедившись, что все в порядке, что тревоги и погони не последует, я двинулся вслед за сержантами, ведущими полковника. Мои два отделения уже были рядом, готовые прикрыть при необходимости наш отход. Но такой необходимости не возникло, и я жестом показал направление, куда всем предстояло двигаться. Но по внутренней связи предупредил, хотя понимал, что это лишнее:

– Проходим прямиком через лагерь противника. Менты устали от своего перехода. Спят непробудным сном. Добивать не будем. Пусть пока живут. Максимовских! Вперед! Где-то должны еще спать часовые. Обеспечь им невозможность проснуться. Выдвигаемся!