Конец радуг

Роберт отвернулся. Наконец выдавил:

– Красота все еще существует. Я ее верну.

Я ее отвоюю.

Шариф улыбнулся, приняв уверенность Роберта за… некую веру в перспективы человечества?

– Отлично сказано, профессор. Этого не было в вашей статье для «Каролинговского».

– И правда. – Роберт откинулся в кресле, размышляя, что, черт побери, происходит.

Шариф помедлил, словно сомневаясь, переходить ли к следующему вопросу.

– А как поживает ваш проект для университетской библиотеки Сан-Диего?

Внизу по-прежнему ни шороха. Роберт спросил:

– Вы полагаете, существует связь между моим искусством и… «Библиотомой»?

– Ну да. Не хочу показаться назойливым, но то, чем вы занимаетесь в УСД, мне кажется важным заявлением о позиции искусства и литературы в современном мире.

Возможно, это Шариф – любитель научной фантастики прощупывает, что затеял Незнакомец-Шариф. Вот бы их друг с другом стравить. Он рассудительно покивал.

– Я поговорю об этом с друзьями. Может, что-нибудь придумаем.

Кто б то ни был, его такой ответ, кажется, удовлетворил. Они договорились о новой встрече в чате, и посетитель исчез.

Роберт отключил доступ из круга друзей. Больше никаких неожиданных визитеров этим вечером.

А внизу по-прежнему никакого движения. Он добрых пятнадцать минут подсматривал сквозь стены. Да уж, продуктивный способ провести время. Займись чем-нибудь другим, идиот.

Он снял крышу дома и посмотрел вдаль через Уэст-Фолбрук. Без усиления тут было очень темно, скорей как в заброшенном городке, чем в жилом пригороде. Небо над реальным Сан-Диего светилось не так сильно, как в 1970-х. Но под реальной картинкой скрывались бесконечные альтернативные, все возможности киберпространства, какие только могло вообразить поколение Боба. Там этим вечером сотни миллионов играют. Роберт буквально кожей чувствовал – и Эпифания бы ему это при желании позволила – их ритмы и щекотку соблазна присоединиться к ним. Вместо этого он набрал команду, о которой обмолвилась Чумлиг; там и сям в Северном округе загорелись крохотные огоньки. Это были его одноклассники, по крайней мере те из них, кто делал уроки на завтра, не теряя интереса к делам остальных. Двадцать огоньков. Более двух третей класса, специфический круг убеждений, нацеленный получить высокие оценки за совместную работу. Он и не представлял, как тяжко трудятся маленькие троечники.

Роберт призраком воспарил над пригородами, направляясь к ближайшим огонькам. Он раньше не пробовал опцию «выхода из тела», предлагаемую Эпифанией. Ощущения потоков воздуха не было, движения тоже. Просто синтезированная точка зрения несется над местностью. Он продолжал чувствовать кресло под ягодицами. Но понимал, почему эту опцию рекомендуют активировать сидя. Точка зрения промчалась над долиной и спланировала на головокружительной скорости.

Он проплыл в приглашающее окно. Хуан Ороско, Махмуд Квон и еще пара детей собрались в гостиной, строят планы на завтрашний обмен с Кейптауном. Они подняли глаза и поприветствовали его, но Роберт понимал, что видят они всего лишь парящую в воздухе комнаты иконку. Он мог предстать виртуально, наверняка с не меньшей детализацией, чем обычно присутствовал Шариф. Но он лишь повисел несколько мгновений в воздухе, прислушиваясь к разговору, и…

Тревожное уведомление!

Он прервался и снова оказался в своей спальне.

Внизу Боб покинул гостиную, подошел к двери берлоги Элис и тихо постучался. Насколько мог судить Роберт, ответа не было. Спустя миг Боб вздернул подбородок и отвернулся. Роберт проследил, как он поднимается по лестнице. В коридоре прозвучали и удалились шаги. Боб постучался к Мири, как делал обыкновенно по вечерам. Они вполголоса поговорили о чем-то, Мири сказала:

– Спокночи, папа.

Роберт впервые слышал, чтобы она так назвала Боба.

Шаги Боба приблизились; он остановился у двери Роберта, но ничего не сказал. Роберт следил за ним сквозь стену, пока Боб не отвернулся и не ушел. Приватность большой спальни поглотила сына.

Роберт сгорбился за столом, оглядывая нижний этаж. Элис редко задерживается дольше Боба. Конечно, сегодняшний вечер получился особенным. Черт. Стоит собраться с духом для предательства своей семьи, как судьба всячески противится твоему бесчестному намерению. Но если даже Элис вылезет из берлоги гораздо позже, ей так или иначе понадобится в туалет. Правда ведь?

Прошло двадцать минут.

Дверь комнаты Элис открылась. Она вышла в гостиную и направилась к лестнице. В ванную на втором этаже, ядри твою мать. Она снова повернулась и стала сердито мерить шагами гостиную. Мерить шагами. В каждом ее движении чувствовались сила и выверенность, как у танцовщицы или мастера боевых искусств. Ничего общего с Элис Гун Гу, какой она представала дома: круглощекой веселушкой в бесформенном старомодном платье. Но это реальный вид. Ее реальное лицо, скованное болью и покрытое каплями пота. Что? Роберт приблизил картинку, попытался проследить ее скользящий танец. С женщины пот лил градом. Платье промокло, будто Элис долго бежала в панике.

Она была похожа на Карлоса Риверу.

Невероятно. Элис ведь ни разу не зацикливало на иностранном языке или на определенной специальности. На какой бы то ни было из ее специальностей. Он вспомнил сетевые обсуждения синдрома динамической переподготовки. Как насчет редких исключений, странных людей, способных пройти больше одного тренинга, людей, которые наращивают свои таланты до тех пор, пока не сломаются под грузом побочных эффектов? На чем именно «застревают» те, в ком запечатлены десятки моделей поведения?

Скользящий танец Элис замедлился и прекратился. Мгновение она стояла, потупив голову, плечи ее обвисали. Потом развернулась и медленно прошла в ванную первого этажа.

Наконец-то, наконец-то. А мне бы полагалось обезуметь от радости. Вместо этого он принялся крутить в мозгу выводы, к которым только что пришел. Столько маленьких загадок наконец объяснено. Кое-что самоочевидное опровергнуто. Возможно, Элис на него не охотится. Возможно, она ему враг не в большей степени, чем другие соседи по дому.

Иногда все не то, чем кажется.

Было очень тихо. В Пало-Альто, в его старом доме, все время что-то скрипело, постукивало, а порой на компьютере Боба играла спираченная музыка. Здесь и сейчас, этим вечером… гм, кое-какие звуки слышатся, дом остывает в вечерней прохладе. Стоп. В обзоре сантехники проявился активный водонагреватель. Он услышал журчание воды.

Роберт уже не впервые задумался, какое волшебство заключено в серой коробочке. Домовые церберы на нее не отреагировали. Возможно, она совсем не электронная, а механическая, пружинки-шестеренки, как в девятнадцатом веке. Но она ведь исчезла у Роберта прямо под носом. Это не визуальный фокус, а что-то новенькое. Может, коробочка отрастила лапки и шмыгнула прочь? Ну ладно, чем бы она ни была, для чего она здесь? Может, Незнакомец каплей крови не удовлетворится. Может, ему лужа крови больше по нраву. Роберт на мгновение застыл в неподвижности, шокированный этой мыслью, потом вскочил и снова замер. Я же совсем отчаялся. Если жертва сама хочет поверить лжецу, то особого правдоподобия не требуется. Незнакомец демонстративно высмеял его идею, что все эти хлопоты преследуют цель покушения на Элис. Я так отчаялся, что улыбнулся и поверил ему.

Роберт вылетел из комнаты и ссыпался вниз по лестнице. Пронесся через гостиную и затарабанил в дверь передней ванной.

– Элис! Я…


Дверь распахнулась. Элис во все глаза смотрела на него. Он сгреб ее за руку и поволок в коридор. Элис была некрупного сложения, и схватить ее ничего не стоило. Но потом она исхитрилась повернуться как-то так, что он потерял равновесие; их ноги заплелись, и Роберт приложился головой о дверную ручку.

– Что? – спросила она раздраженно. – В чем дело?

– Я… – Роберт оглянулся через плечо в ярко освещенную ванную, потом на Элис. Она была в ночнушке, коротко стриженные волосы, похоже, вымыты. Цела и невредима. Никаких луж крови… разве что под дверной ручкой натекло.

– Роберт, с тобой все в порядке? – Ее раздражение постепенно сменилось беспокойством, а к Роберту вернулась способность чувствовать затылок.

– Ага, да. Я сейчас в отличной форме. – Он вспомнил, как несся вниз по лестнице. Даже в семнадцатилетнем возрасте он не рисковал перепрыгивать через четыре ступеньки.

– Но… – начала Элис. Она, видимо, больше переживала за его душевное равновесие, чем за что-то другое.

Все в порядке, невесточка. Я вообразил, что спасаю твою жизнь, а оказалось, тревога была ложной. Он подумал, что такое объяснение вряд ли устроит Элис. Так зачем бы ему мчаться вниз по лестнице в глухой час ночи и колотить по двери? Роберт снова посмотрел в ванную.

– Я, э-э-э, мне просто на горшок приспичило.

Вся симпатия к нему тут же испарилась.

– Не стану тебя задерживать, Роберт.

Она развернулась и пошла к лестнице.

– Элис, ты в порядке?

Это Боб с верхней ступеньки. Роберт не отважился посмотреть туда, но живо представил себе личико Мири. Заходя в ванную и запирая дверь, он услышал усталый ответ невестки:

– Не переживай, это всего лишь Роберт.



Роберт несколько минут просидел на унитазе, пока дрожь не отпустила. Возможно, тут и вправду бомба, но если она сейчас взорвется, не пострадает никто, кроме виновника.

Но бомба не взорвалась, не обнаружил он и коробочки, из-за которой разыграл всю комедию. В библиотеку придется возвращаться с пустыми руками. Ну и что? Подумав, Роберт поднялся и уставился на себя в заднее зеркало. Удостоил отражение кривой усмешки. Может, подсунуть им подделку? Заметит ли это Томми? Что же до Таинственного Незнакомца, то… вероятно, чары его рассеялись, и с ними все надежды Роберта.

Он вдруг посмотрел на противоположный комод. Там! Вдали от нагромождения вещей лежала серая коробочка. Когда Элис ушла, ее там еще не было. Он потянулся к ней, пальцы коснулись теплой пластмассы. Это не иллюзия. Это тайна куда большая, чем все примочки, с которыми он уже более-менее пообвыкся.

Он сунул коробочку в карман и тихо вернулся к себе в спальню.





17

Альфред вызывается добровольцем




Гюнберк Браун и Кейко Мицури, высшие офицеры соответствующих служб. Вас за этой парочкой следил еще с их университетских времен. Он знал о них больше, чем те когда-либо предполагали. Он был очень стар, обладал очень хорошими связями и извлекал из этого преимущество: в определенном смысле именно он определял развитие их шпионских карьер, хотя ни сами Гюнберк с Кейко, ни их организации не догадывались об этом. В измене ЕС или Японии их упрекнуть было невозможно, однако Альфред понимал их так хорошо, что мог тонкими намеками направлять к желаемой цели.

Он так думал, и он все еще надеялся, что это так. Тем не менее безжалостный трудоголизм двух молодых коллег стал величайшей угрозой его планам. Например, сегодня…

– Да, да, безусловно, риски есть, – говорил Вас. – Мы это знали с самого начала. Но оставлять серьезный проект ЛТМП без присмотра еще опаснее. Мы обязаны выяснить, что творится в лабораториях Сан-Диего. И план «Кролик» нам в этом поможет.

Кейко Мицури покачала головой.

– Альфред, у меня давние связники в разведке США. Они не мои агенты, но бесконтрольному военному проекту спуску не дадут. В такой ситуации я бы им свою жизнь доверила. Я советую проинформировать их, очень неформально, и посмотреть, что они раскопают в лабораториях Сан-Диего.

Альфред подался вперед.

– А доверила бы ты им свою страну? Потому что именно об этом идет речь. В худшем случае окажется, что в Сан-Диего не просто разрабатывают ЛТМП, но и что проект вдобавок пользуется поддержкой высокопоставленных чинов американского правительства. Тогда все усилия твоих друзей пропадут втуне, поскольку их начальство насторожится и улики будут уничтожены. При расследовании настолько серьезной угрозы мы просто обязаны действовать самостоятельно.

В той или иной форме этот спор повторялся не раз после барселонской встречи. Сегодняшняя его итерация будет определяющей.

Кейко откинулась в кресле и раздраженно пожала плечами. Она декларировала более-менее реалистичный вид: тридцатилетняя женщина за столом где-то в Токио. Одну стену кабинета Васа Кейко трансформировала по своему вкусу, с минималистской мебелью и панорамным окном, выходящим на Токио.

Гюнберк Браун повел себя не так хозяйски, а просто занял одно из свободных кресел в кабинете Альфреда. Несомненно, Гюнберк рассчитывал, что влияние ЕС позволяет ему выразить подобное легкое недовольство. С Гюнберком сегодня не исключены реальные трудности, но пока что немец просто слушал.

Хорошо же. Альфред распростер руки.

– Я искренне полагал, что мы этот вопрос в Барселоне уладили и нашли благоразумное решение. Разве мы не добились успехов? – Он жестом обвел раскиданные по столу биографические отчеты. – У нас в распоряжении умы и руки – от всех можно правдоподобно откреститься, и никто не подозревает, что мы ими манипулируем. Фактически значимость всей операции совершенно недооценивается участниками. Вы в этом сомневаетесь? Вы полагаете, что американцы раскусили прикрытие нашего расследования?

Молодые люди покачали головами. Кейко даже позволила себе чуть завистливую усмешку.