Кровь и почва

Да… задачка мне: об стену убиться. Но когда не умирать все одно день терять.

Я вытянулся и взял под козырек.

— Государь, разрешите исполнять приказание?



Вокруг все белым бело. Лишь выделялись тонкие причудливо ломаные черные черточки голых кустов как на японской гравюре. И в самой дали город серел в зимней утренней дымке. Я жадно всматривался в мощный морской бинокль в то, как из ворот столицы на простор предместий выдавливалась через ворота серая хищная змея гвардейской пехоты. Как на параде с развевающимися яркими пятнами знамен и барабанным боем. Тускло поблескивающие штыки слегка колыхались в такт над строем. Впереди конный дозор — взвод кирасир. За ним в трехстах метрах командование со знаменными группами. Потом два пехотных батальона в плотной колонне. За ними грохочет по заснеженной брусчатке конная батарея. И опять пехота, выползающая из города…

Красиво идут гвардиозусы, четко, несмотря на глубокий снег, покрывший за прошедшие сутки брусчатое шоссе. Вот что значит годами в шагистике практиковаться. Моим горцам никогда так не ходить, лаская взоры восторженных дам, сколько ни гоняй их. Но и имперские дамы рецких горцев не за балетный шаг привечают, а за неутомимый темперамент и авантажную блондинистость.

Давно рассвело и наглядно дано нам в ощущениях, что небо надолго обложило тяжелыми сизыми облаками так низко, что главные мои козыри — дирижабли — выпали из рук. И снег все падает, правда уже редкий и как бы уже нехотя. Везет же мне на снегопады перед боем…

От города до бывшего охотничьего замка, где в доме лесничего отлеживается контуженый император всего три километра им осталось. И прёт на нас по хорошей дороге немалая сила. Целая бригада полного штата. Почти семь тысяч штыков. Плотной колонной по восемь бойцов в ряд. Восемь батальонов пехоты против моих полутора. С трехдюймовой артбатареей. Восемь пушек. Восемь…

У конной артиллерии пушки короткие и не столь мощные как дивизионные орудия, но дел натворить такая батарея может знатных, если вовремя развернется. Учитывая, что против них у меня всего три орудийных ствола арифметический расклад не в мою пользу. Правда у меня бронетехника есть, а у них ее нет. И пулеметов у меня намного больше, в том числе и ручных. Но… Если я сейчас ошибусь, то моих солдат мятежная гвардия просто массой задавит.

Офицеры у меня опытные, фронт прошли. Все устроили и распланировали грамотно. Последние штрихи нанесены. Все они опытней меня и по возрасту и в военном отношении, но ждут именно моего решения. Дисциплина. Поставлен я императором над ними, и я теперь всеми командую и за все отвечаю я же. А это оказалась нелегкая ноша. Со стороны роль командующего как-то привлекательней выглядит.

Теперь стоят командиры, сливаясь с местностью в белых маскхалатах, ждут моего окончательного решения. Все женщины охотничьего городка были мобилизованы и всю ночь шили для нас маскировочные халаты из реквизированных нами их же простыней. Зато мое воинство на фоне снега стало незаметно. Попробуй, попади в такого бойца из винтовки, особенно когда цель в движении.

— А вдруг они сдаваться идут? — спросил я в порядке бреда. Лить лишнюю кровь мне не хотелось.

— Тогда бы они несли свои знамена зачехленными, господин командор, — просветил меня командир штрафников. — А таким порядком идут только карать. Опять же… под барабан.

На предрассветном военном совете. Когда я собрал ротных сразу после совещания у императора, перебежчики из гвардии рассказали, как будет действовать гвардейский комбриг — генерал-майор граф Гауфорт. Наши приготовления к полевой обороне их разведка уже срисовала, можем не беспокоиться на этот счет. И атаковать нас он будет с расчетом состояния нашей полевой недофотеции. Траншей полного профиля у нас еще нет. Нормальных ДЗОТов отрыть не успели. Блиндажей нет. Колючей проволоки нет. Развернет граф войска в боевые порядки за пределами прицельного винтовочно-пулеметного огня, но практически вплотную, чтобы заранее не утомлять своих солдат глубоким снегом. Батарею поставят где-то на полутора километрах от охотничьего замка. Там как раз есть хорошая такая плешь в кустарнике. А дальше демоны войны как всегда выступят на стороне больших батальонов. Особенно при фланговом охвате нашего коротенького фронта.

— Таким образом, граф Гауфорт решил нарушить устав, — закончил свою речь перебежчик — подполковник гвардии, назначенный командовать штрафниками.

— Я думаю это надо назвать по-другому… — задумчиво прокомментировал я его речь. — Творчески переосмыслил он положения боевого устава пехоты применительно к месту и времени. Какие будут мнения по поводу будущего боя?

— Если встанем в глухую оборону, то нас они с ходу сомнут и бронеходы не помогут, — заявил командир рецких штурмовиков. — Надо их бить, командир, пока они целиком из города не вылезли. И бить первыми. Пока они в походной колонне и нападения не ждут.

— Генерал-адъютант императора Молас просил дождаться первого выстрела от мятежников, — заметил я. — Политика, демон ее побери…

— Не до политесов сейчас, господин командор, — это подал голос ротмистр отогузских драгун. — Главное не дать им добраться до императора и до мертвых тел наших королей.

Отогузы хоть и верят как все в империи в ушедших богов, но у каждого народа свои суеверия. Можно принести с поля боя тело мертвого короля — дело житейское, но если враг надругается над венценосным трупом — несмываемы позор на всю жизнь всему отогузскому войску, участвовавшему в битве и, что важнее, всем их потомкам.

— Командир, — обратился ко мне по привычке слегка фамильярно командир экипажа «элики». — Почему мы должны использовать мою гаубицу только как засадную пушку? Улочка за воротами в городе узкая, старая. Батальонная колонна по восемь бойцов в ряд займет ее почти вовсю ширь. Пусть выйдет только первый полк бригады и батарея, а остальных можно накрыть прямо в городе, навесом. Шрапнелью, чтобы не делать больших разрушений домам. Свинцовым дождиком. Веселие и аттракцион я им гарантирую. Ну и… обратно с поля никто не побежит в давку такую.

— И при атаке также можно как следует использовать наше преимущество в количестве пулеметов. Не только в обороне, — высказался оногурский инженер. — Хотя проделанной работы откровенно жаль.

В итоге военный совет так и порешил: атакуем сами. Атакуем почти у города. Оставляем в городке минимум охраны императора и герцога, а также Моласа с его «думными боярами».

Времени оставалось в обрез. Еле успели занять наспех намеченные позиции, как передовой дозор гвардейских кирасир выехал из городских ворот.

И вот сейчас гвардейская колонна приближается к намеченному рубежу.

— Граф Гримфорт, — повернулся я к группке командиров рот, опуская бинокль.

Бывший подполковник гвардии — генеральский ранг между прочим, а теперь всего лишь штрафной фельдюнкер вытянулся и «взял под козырек» приложив ладонь к белому капюшону.

— Слушаю, господин командор.

— Ваша задача главная — захватить артиллерийскую батарею на марше. Не дать ей развернуться. Не сможете увести пушки с собой, снимите замки и заберите при отступлении. С пехотой в бой не ввязываться. Просто сделайте так, чтобы пушки не стреляли. И все. Вас поддержат четыре пулеметные танкетки и за вами пойдут автоматчики. Как выполните эту задачу, то считайте, что половина наказания с вашей роты будет снята.

— Осмелюсь спросить, а какая будет вторая половина? — прямо в глаза смотрит, не боится ни боя, ни командования.

Положит он половину своей роты в атаке охреневая, как пить дать. Лишь бы реабилитироваться в глазах Бисера. Но потому они и штрафники, чтобы я их первыми под молотки бросал на самый важный участок. А ты не бунтуй против законной власти. А уж коли вляпался в такое дерьмо всей ступней, то не жалуйся, что тебе до конца не верят, что отмылся. Гвардия должна быть всегда верна своему императору, кто бы им ни был.

Мои рецкие штурмовики опытней этих гвардейских офицеров, но мне их и жальче. Да и в самом городе они мне нужнее.

— Вторая часть вашего искупления вас ждет в городе, граф. Войдем в город, там и узнаете, что надо делать. Вас оповестят.

— Вы так уверены, господин командор, что мы в столицу непременно войдем? — озабочено спросил командир отогузского эскадрона. — У нас соотношение восемь к одному в пользу врага. Они вдвое перекрывают тактический норматив численности наступающих войск к обороняющимся. И это не последние гвардейцы в городе.

— У нас нет другого пути, ротмистр, — ответил я твердо. — Или мы их или они нас. — Несмотря на то, что фельдмаршал на подходе, наступает вдоль железной дороги с востока, но между ним и столицей тридцать километров пока. А за нами законный император. Раненый. И кроме нас между ним и этим отребьем, называющим себя императорской гвардией, никого нет. Велика империя, но нам отступать выходит так, что некуда. Когда эти, — я махнул рукой на извивающуюся по дороге «змею» инсургентов, — будут глумиться над мертвым телом вашего короля, только ваша смерть будет вашим оправданием, что они смогли такое сотворить. Утешьтесь тем, что мертвые сраму не имеют. Еще вопросы?

— Да вроде все уже обсудили, господин командор. Задачи нарезали. Цели поставлены. Рубежи обозначены. Силы и средства выделены. Хватило бы патронов…

— Тогда по местам. Да помогут вам ушедшие боги и фирма «Гочкиз». А проблема у нас одна, на мой взгляд: где мы их всех хоронить будем?

И офицеры, смеясь немудреной шутке, разошлись.


Взмыла в воздух, распадаясь на искры, зеленая ракета и одновременно с ней захлопали в морозном воздухе винтовки «кукушек». Еще одно нововведение, принесенное мною в этот мир. Чистый финский опыт «Зимней войны». Посаженые на деревья снайпера моей охраны, прошедшие со мной Восточный фронт, в паре с прикрывающим стрелка автоматчиком у корней дерева. К дереву привязывается веревка. Если станет горячо, то снайпер по ней белкой слетает вниз, встает на лыжи и меняет позицию, где к такому же дереву заранее привязана веревка. По сигналу снайпера стали активно выбивать в колонне офицеров и знаменосцев. Благо при таком построении гвардейцы у нас как на ладони. Чтобы растянуть метких стрелков по фронту пошире, я разбил свои снайперские пары. Десять снайперов теперь работали самостоятельно по заранее обозначенным им приоритетным целям.

Одновременно с выстрелами снайперов пошли в атаку на батарею пулеметные танки, открыв огонь на ходу с шестисот метров.

Прикрываясь танкетками, малозаметные в своих белых маскхалатах, бегут штрафники со своим разномастным оружием по утрамбованным танковыми гусеницами колеям. Часть штрафников сидит на танковых «хвостах» десантом.

За ними торопятся саперы на лыжах. Прикрывают атаку пулеметчики штурмовиков. Для автоматов цели еще слишком далекие.

И с небольшой задержкой застучали вслед за танкетками все пулеметы, которые только у нас были.

В воздухе захлопали красивые белые облачка на фоне тяжелой утренней хмари — самоходки накрыли колонну шрапнелью.

Моя БРЭМ, сдвигая отвалом глубокий снег, вылезла из высоких кустов, преодолела поле и выехала на шоссе скользя на развороте по брусчатке в пятистах метрах впереди колонны. За нею выполз «артштурм».

Встали бронированные машины на дороге бок о бок. Башенный и спаренный пулеметы застучали вдоль оси колоны как бы фланкирующим огнем.

Мы с командиром «артштурма» вылезли из люков командирских башенок и задолбили из крупнокалиберных пулеметов. Тяжелые 11-ти миллиметровые пули пробивали сразу по несколько рядов пехоты.

Забились, заржали от боли на дороге раненые кирасирские лошади, попадали кеглями серые фигурки гвардейцев, упали наземь яркие цветные знамена… Чистый девственный снег окрасился красным.

По броне в ответ активно застучали пули гвардейцев, сковыривая краску и настолько противно свистя над головой, что инстинктивно хотелось упасть обратно в бронированное чрево самоходки. Укрыться. Но боевой азарт помогает преодолевать животный страх. Сейчас выясним кто кого? Техника или тупая людская масса, у которой уже отстрелили голову. Офицеров что-то больше не видно, а так активно сабельками махали. Так махали…

Передовой батальон колонны, вопреки моему ожиданию выставив штыки, рванул бегом в атаку на бронированные машины. Прямо под картечный выстрел «артштурма». В упор.

Меня накрыла эйфория боя. Я стрелял, менял диски и снова стрелял, распевая во всю глотку: «гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход…»

Приподняв бульдозерные отвалы как дополнительную защиту от вражеского огня, мы с «артштурмом» набирая скорость, двинулись по шоссе на соприкосновение с противником. Я боялся только одного, что нам патронов не хватит. Нет… Еще я опасался, что на скользкой брусчатке слетит гусянка и обездвижит «артштурм» у которого наведение вооружения только всем корпусом.

Видно было, как около расстрелянной артиллерийской батареи танкетки перерезали гвардейскую колонну и уже утюжили пехоту, а белые силуэты штрафников копошились у пушек. Захватить батарею не удалось. Точнее захватить-то ее захватили, а вот вывезти нечем. Всех лошадей побили. Красивые были кони, породистые… Черные как смоль с белыми мохнатыми «чулками». Жалко…

Когда бронетехника стала давить валяющиеся на дороге трупы и дико орущих из-под гусениц раненых, оставшееся в живых фузилеры первого гвардейского батальона встали на колени в снег по обочине шоссе и заложили руки за головы. Сдаются.

Остаток пехоты, той, что шла за артачами, во все лопатки, убегая обратно в город, устроила давку в воротах, столкнувшись с выходящим из столицы батальоном.

Вот так и рождается танкобоязнь.

«Вдруг как сослепу задавит, ведь не видит ни черта»[4]

«Коломбина», выехав вровень с наступающей цепью штурмовиков, угощала бегущих фузилеров осколочными гранатами с толовой начинкой. Гвардейцы от ворот побежали уже во все стороны.

Паника страшная вещь.

В столицу мы влетали на плечах бегущего противника. И самой большой проблемой для нас стала давка встречных потоков гвардейцев уже в самом городе на узкой улице щедро осыпаемой шрапнелью.

Я бросил давить пулеметную гашетку и посмотрел на часы. Все сражение заняло двадцать две минуты. Поле боя осталось за нами.

Рецкие штурмовики не торопясь формировали штурмовые группы перед броском в город. К ним подтянулись с кромки леса снайпера. Стандартная, сложившаяся уже штурмовая группа: унтер с автоматом, снайпер, пулеметчик с ручным «Гочкизом-Р» и помощником, таскающим за ним запасные диски, два сапера и пять автоматчиков с пистолетами-пулеметами. У каждого по десять гранат в сухарной сумке. У саперов еще толовые шашки, провода и «адская машинка» для подрыва в ранцах.

От охотничьего городка выезжает наш последний резерв — гвардейские саперы на санях, заранее определенные при удаче в трофейную команду. На дороге сейчас богато ништяков валяется — не бросать же их. Да и пленных пора организовывать пока они не очухались. Не отвлекать же на их конвоирование боевые группы.

«Коломбина» слегка скользя всем корпусом на повороте по мерзлой брусчатке шоссе, вышла на прямую наводку и стала долбить картечью вдоль улицы сквозь ворота.

«Элика» со своей закрытой позиции, как и положено порядочной гаубице, добавляла навесным огнем по городским тылам мятежных гвардейцев.

Штрафники, зачистив батарею, оглядевшись и обрубив постромки павших лошадей, впряглись вместо них по десятку организмов в зарядные ящики, с матерками подтаскивали самоходчикам трофейные боеприпасы. Могут же аристократы когда хотят и поработать. Как нормальные мужики.

Я остановил БРЭМ, слез с брони на землю, прихватив автомат в правую руку, левой схватил за шкирку коленопреклоненного на обочине гвардейского фельдфебеля, поднял на ноги и сунул ему в руки свою запасную портянку. Приказал.

— Иди в город, скажи там своим, что тех, кто будет тихо сидеть в казармах, мы не тронем. А кто будет сопротивляться законному императору, казним как предателей. Без жалости. Без суда и следствия. Это я сказал — Кровавый Кобчик.

И я снял с гвардейца на всякий пожарный ремень с револьвером. Я не оглядывался, просто знал, что Ягр меня прикрывает с автоматом. Потому и вел себя так нагло в окружении пленных, многие из которых могли быть вооружены.

— Иди, — подтолкнул я фельдфебеля в спину.

Здоровенный бугай красавец-брюнет с голубыми глазами этот фельдфебель неуверенной походкой, осторожно обходя многочисленных убитых, пошел к городским воротам. В самих воротах, будто кто из него вынул позвоночник. Белая портянка волочилась за ним, но он крепко ее сжимал в опущенном кулаке. Он все не мог понять, что это такое вдруг произошло так быстро, моментально выломив его из привычной картины мира. Маршировала гвардия немалой силой, подавляя всех вокруг своей крутизной… И вдруг всё… Половина мертвыми валяется на дороге, а сам он в снегу у обочины тракта стоит на коленях, закинув ладони на затылок. И ему страшно до мокрых штанов.

Первые две роты фузилёрного полка мятежной гвардии полегли практически поголовно. Как и конная батарея, на которую обрушился основной удар. В ней не осталось никого выжившего из орудийной прислуги. В других ротах тоже богато покосило солдат пулеметами.

Офицеров в колонне не осталось ни одного на ногах. Кто не убит, тот настолько ранен, что стоять не может.

Большинство трупов гвардейцев лежали на дороге как живые — штатные пульки маленькие, шрапнельные поражающие элементы тоже не с кулак размером — застыли, глядя недоумевающими голубыми глазами в стылое хмурое небо. Как бы укоряя: «а нас-то за что?». Фигуры их больше всего напоминали сломанных оловянных солдатиков, настолько аккуратно подогнана была их парадная амуниция. Ремни и подсумки белой кожи. Даже подковки сапог у всех были прибиты под одинаковым углом.

Подошел к сдающимся гвардейцам на другой обочине тракта. Их было много. Сотни человек. Где в рядок. Где кучками. Стоят на коленях, головы опущены, руки подняты, винтовки на дороге валяются. На бронеходы даже смотреть боятся.