Кровь и почва

А вот особняк имперского Казначейства мы не взяли, сил не хватило, но все подходы к нему оказались у нас под прицелом. Главную задачу — не дать графу Тортфорту вывезти оттуда деньги решалась положительно. Две попытки проникновения в казначейство пресекли перекрестным пулеметным огнем. Третья большая группа гвардейцев пополам с какими-то мутными личностями в штатском сама отказалась от экса[7] лишь узрев на площади с лязгом разворачивающийся «артштурм». Даже стрелять не понадобилось. Рассосались они по окрестным переулкам в течение минуты.

Удачей стало нахождение в наших кварталах склада праздничной бутафории для украшения города. Там оказалось много имперских флагов, которые мы не преминули вывесить по своему периметру, означая, таким образом, территорию законного императора. Получилось даже торжественно и красиво.

К этому времени и особняк под штаб штрафники мне подогнали. Часам к десяти. На второй линии от главного проспекта. Даже не особняк, а полноценную городскую усадьбу с приличным двором и городским телефоном. Находился он в некотором отдалении от места избиения гвардии. Крыша его совсем не пострадала от шрапнели. Но для такого большого здания особняк был все же несколько пустоват. Обычно, ну как мне кажется, тут слуг должно быть не менее сорока человек, а то и больше.

Бывший гвардейский подполковник послал за мной посыльного и встретил меня во дворе, с интересом наблюдая, как Ягр размахивая руками, командует мехводом, а вместе они пытаются протащить БРЭМ через ворота достаточной ширины, чтобы в них вписалась большая карета запряженная шестеркой лошадей цугом. Наконец БРЭМ втащили и уже во дворе «на пяточке» развернули носом к воротам, чтобы башенный пулемет контролировал их.

— Дорогой барон, здесь три этажа и мансарда, — пояснил мне командир штрафников. — Хозяев со всей вежливостью мы уже потеснили на третий этаж, прислугу удалили на мансарду. На первом этаже будет ваша охрана, приемная и кабинет с телефоном. На втором ваши личные покои. Я уже обговорил с хозяйкой, что ее служанки будут у вас убирать там. А в кабинете, наверное, справится и ваш денщик.

— Резонно, — отметил я и спросил. — Что-то домик уж больно узенький.

— Тут все дома такие, господин командор, — ответил он. — Земля в столице всегда была дорогая, особенно когда еще внешние стены стояли. А за внутренней стеной цены вообще бешеные. Вот и росли дома не вширь, а ввысь. Здесь еще двор есть нормальный и флигеля. У большинства и этого нет. Чаще всего крошечный задний дворик: каретный сарай, дровяной сарай, конюшня, сеновал и все. А на парадном дворе лишь бы карета развернулась.

— М-да… И никакой зелени, — посетовал я. — Пошли, фельдюнкер, посмотрим на мой кабинет.

Уже на парадной лестнице, обернувшись, приказал Ягру.

— Организуй мне помывку, даже не помывку, а так… обтереться мокрой тряпкой. Вторые сутки без гигиены. Противно уже себя ощущать такого.

Парадная лестница это парадная лестница. Понты корявые с двумя вырезанными из черного камня пантерами, катающими лапой шары, у самих дверей стоят медные мортирки вековой давности, а над дверью потемневший герб с графским знаком, выточенный из когда-то белого мрамора. Двери мощные, толстые дубовые плахи медными полосами окованные. Полосы эти фигурные и все в резьбе по металлу. Богато жили… Именно что жили. Печать легкого запустения неуловимо лежала на всем. Как на пятый год в московской квартире после крутого евроремонта.

У дверей без напоминания унтер моей охраны уже поставил часового.

За мной в холл проскочил фельдфебель рецких штурмовиков, и встал в сторонке, ожидая указаний.

Каменные плиты холла за прошедшие со дня строительства времена в некоторых местах существенно поистерлись.

— Тут ковры лежали, господин командор, но я посоветовал хозяйке их убрать, а то, ведь, угваздаем их сапогами-то.

— Это правильно, — одобрил я. — Мы же не оккупанты какие, а освободители. Хозяевам дворца просто создаем временные неудобства лишь на то время, пока не кончатся в городе беспорядки. Не более.

Налево от холла находилась большая комната, парадная, наверное, предназначенная для приемов. Потому как богато она была обставлена резными диванами по периметру, картины на стенах под шелковыми обоями. Большая позолоченная люстра с подвесками из розового рецкого хрусталя. А середина вся пустая. Паркет наборный. Красивый. Ничего потом отциклюют заново. Не обеднеют.

Направо такой же площади две смежные комнаты. Малая гостиная и кабинет.

В малой гостиной, наверное, была курилка для гостей и место для игры в карты. Иначе, зачем там целых четыре ломберных стола?

В кабинете на роскошном резном столе, сработанном по моде позапрошлого царствования глубокими прорезанными финтифлюшками, около лазуритового с золотом письменного прибора стоял палисандровый деревянный ящик телефона. Полированный. Старая модель с двумя раздельными трубками — рожками. Посмотрел — действительно из рогов сделано, позолоченной медью оправленных. Ладно, думаю, хоть такой аппарат есть и то за первый сорт. Гвардейские инженеры сюда еще воздушку[8] протянут от кордегардии Охотничьего дворца. Совсем будет хорошо.

Связь с высшим начальством, откуда можно получать четкие инструкции, в моем положении благо. Как-то не климатит меня брать на себя ответственность за разрушения в городе, особенно после окрика Бисера насчет столичного императорского дворца.

Окна на первом этаже, если смотреть со двора, выше человеческого роста начинаются, а в самих комнатах от пояса где-то вытянутые в высоту по самый потолок. А потолок тут дай боже — метра четыре от пола. В кабинете окон два на одной стене и одно на другой. Светло. На полу лежит красивый ковер мидетерранской работы. Дорогой ковер, я уже слегка начал в них разбираться. В дальнем от окон углу два кожаных дивана углом и курительный столик с положенными причиндалами в самом углу. Дорогие цацки. Золото. Серебро. Полудрагоценные камни типа яшмы и малахита, еще нефрит опознал… Шкатулки драгоценных пород дерева. Новенькая причудливая горка для самогарных спичек. На стенах ковры многочисленным со старинным, богато украшенным холодным оружием. Музей просто.

Три удобных кресла у письменного стола со слегка уже потертой обивкой дорогой гобеленовой тканью. Да… тлен подобрался незаметно в этот когда-то очень богатый дом. И ведь что удивительно… Скатывание в бедность на которую не обращаешь никакого внимания в крестьянском доме, здесь в аристократическом дворце лезет в глаза и раздражает.

Фельдфебель постучал в дверь и, получив разрешение войти, нагнал полдюжины слуг притащивших из «приемной» все четыре ломберных стола. Составили их в один длинный Т-образно к письменному столу и накрыли темно-вишневым сукном. Поклонились мне, и вышли, походя, вынеся в приемную кресла. Взамен принесли стулья от ломберных столов. Кабинет принял несколько привычный канцелярский вид.

Сел за стол, глядя, как ротный штрафников набивает себе папиросу из хозяйского набора, попросил.

— Извините меня, граф, но я не курю, и терпеть не могу табачный дым. При мне даже Молас не курит, — добавил я для солидности.

Граф смутился.

— Простите, дорогой барон, я этого не знал. Выйду покурить на крыльцо. Разрешите отлучиться?

— Идите. Не смею вас задерживать, граф, — и взялся за трубку телефона, когда остался в помещении один.

Как же это неудобно двумя рожками оперировать-то… Покрутил ручку, дождался соединения с телефонной станцией.

— Центральная, — ответил мне приятный женский голос.

Кто-то давно еще в Будвице мне насплетничали, что в телефонистки специально отбирают крокодилок с приятными голосами. Все равно их клиент не видит. А управляющим и техникам меньше соблазна на рабочем месте в ночные смены отвлекаться от дела.

— Барышня, соедините меня с номером К-108, - попросил я, сверившись со шпаргалкой.

— Соединяю.

Трубку подняли практически сразу?

— На проводе, — ответил мне молодой мужской голос.

— Это я — Коба, — проговорил я в рожок, держа второй у уха. — Я беспокоюсь за тетю Молю. Тут у нас такое творится, такое твориться… До самой внутренней стены на проспекте от Ловчей улицы. Тетя Моля обещала нас сегодня посетить с визитом. Старая баронесса сидит вся на нервах, беспокоиться как бы с ней чего не случилось.


— Тетя Моля еще вчера выехала за город, в имение. Так что дядя Коба, не беспокойтесь и успокойте баронессу, тетушка в безопасности. А так сейчас весь город сидит по домам и носа на улицу не высовывает. Я уже целый час в окно не наблюдаю никаких прохожих.

— Даже слугу в лавку не пошлете? — «удивился» я голосом.

— Если не будет никаких эксцессов, то к полудню придется послать. У меня табак кончается. Спасибо за звонок дядя Коба, вы сейчас на каком номере?

— А-202, - ответил я, посмотрев на коробку телефона, где этот номер был выгравирован на позолоченной пластинке.

— Как только мне станет что-либо известно про тетю Молю, я вам телефонирую. Желаю пережить вам эти беспорядки в городе без последствий.

Ну, вот… — подумал я, вешая рожки на специальные крючки на коробке. — Время «Ч» для людей Моласа полдень. Хоть какая-то определенность появилась. Что же они там так тормозят-то? Не ждали что я так быстро мятежную бригаду «победю», — самодовольно усмехнулся я.

— Ягр! — крикнул я в пространство.

— Я здесь командир, — тут же открылась дверь кабинета.

— Что там с ванной. А то потом будет некогда?

— Все готово, командир.



Не знаю большего наслаждения, чем отмыть зудящее тело от грязи и застарелого пота. Особенно после боя. Не каждая баба может доставить аналогичное чувственное удовольствие.

Ванное помещение — сложно назвать этот зал комнатой — рассчитанное на групповую помывку шести тел одновременно, отапливалось только самой горячей водой, что натаскали слуги. А на дворе хоть и сиротская, но все же как ни крути — зима.

Весь намылившийся с зажмуренными глазами я отослал Ягра за новой порцией кипятка, стараясь как можно быстрее закончить гигиенические процедуры.

— Ой! — неожиданно отразился от высокого потолка мыльни звонкий женский голос. — Я не знала что вы уже здесь.

Я плеснул из ковшика на лицо, смывая мыльную пену с глаз, чтобы полюбопытствовать на ту, которая сейчас любопытствует мною.

В дверном проеме стояла стройная женщина в длинной коричневой юбке, закрыв себе лицо тонкой стопкой полотенец и простынь.

— Милочка, я надеюсь, что вы не увидели у меня что-то настолько принципиально новое, чтобы так пугаться? — усмехнулся я и пожаловался. — Закройте, пожалуйста, дверь, а то холодом тянет.

Дверь послушно хлопнула о косяк. Но с этим хлопком исчезла и незнакомка. Лишь стопка белья осталась на табурете как свидетельство того, что она здесь все же была. И голос мне вроде как знаком. Мистика какая-то…

В следующую секунду в дверях появился мой денщик с ведром кипятка притараненым им с кухни.

— Ягр, кто это был? — спросил я его.

— Где? — переспросил он. — Я никого не видел по дороге.

Не… Точно мистика… Но ведь полотенца на табурете не из воздуха же образовались от сырости.

Больше никаких приключений не состоялось. До полудня у меня шла обычная штабная работа. Пил чай с домашними медовыми коржиками, принимал сообщения, отправлял сообщения, втыкал сделанные Ягром из булавок бумажные флажки в план города. Распределял пополнение, взятое императором неизвестно где и выделенное моей группировке. Заменял пехотинцами штурмовиков на блокпостах.

И мучительно пытался планировать будущие операции малых групп штурмовиков, даже не представляя себе ясно городскую застройку. На плане много не увидишь. А города как такового я не знал. Но, что уже увидел, не внушало мне оптимизма. Путанная средневековая застройка с обилием мест для засад. Да и чисто тактической грамотейки мне все же не хватало. Максимум на что я сподобился так это на то только чтобы отжать у мятежников еще одну улицу. Впрочем, ее особо никто и не собирался оборонять насмерть. Так постреляли в нас инсургенты для проформы и организованно отошли. Преследовать их мы не стали.

Ровно в полдень зазвонил телефон, и приятный баритон пророкотал в трубку.

— Это Центральная. Я могу переговорить с командором Кобчиком?

— Кобчик у аппарата.

— Прекрасно. Я лейтенант Форш. Вам привет от тети Моли. Она просила вам передать, что телефонная станция теперь наша. Так что можете по аппарату говорить свободно. Телефонных барышень заменили мои ребята. Но нам требуется пехотное прикрытие, чтобы удержать станцию. Ее явно собираются отбить.

— Сколько у вас пулеметов? — спросил я о главном.

— Один ручной «гочкиз». Требуется хотя бы еще одна машинка, чтобы надежно удержать городскую связь в наших руках.

— Все понял, — кинул я взгляд на план города. — Один вопрос к вам.

— Хоть два, командор, — усмехнулись в трубке.

— Это действительно так, что все телефонные барышни на морду жуткие крокодилки?

— Видал я баб и пострашнее, вообще без звезды, но работящих, — хохотнули в трубку, и отключили связь

Началось.

Второй акт Марлезонского балета.

Фраза про крокодилок и ответ на нее были заранее согласованным мною с генералом Моласом паролем. Во избежание всякой неожиданности. Все же мятежных гвардейцев за дураков мы не держали. Опасно это… держать врага за дурака. Премия Дарвина всегда готова к вручению.