Моя неделя с Мэрилин

Приложение. Письмо Колина Кларка Питеру Питту-Миллворду, 26 ноября 1956 года



Дорогой Питер!



Наконец-то съемки закончились, и я вернулся в Лондон. Ты и представить себе не можешь, какое облегчение я испытываю: мне больше не приходится подниматься в 6:15 утра и целый день торчать в душной, забитой народом киностудии со всеми этими вздорными дивами. Съемки заняли в общей сложности восемнадцать недель, включая две недели на подготовку, и успели нам смертельно надоесть. Я вспоминал о тебе каждый вечер, и не всегда с нежностью, потому что это случалось, когда я, как и обещал, делал записи в своем дневнике. Проблема в том, что я обычно очень уставал и не находил в себе сил печатать, или же мое стучание по клавишам могло разбудить весь дом, поэтому я писал дневник от руки. Мой почерк становился все хуже и хуже, пока, наконец, не стал, в сущности, совершенно неразборчивым, и теперь мой дневник напоминает кашу. Я, возможно, перепишу его однажды, но я в этом почему-то сомневаюсь. Да и кто вообще захочет в подробностях знать о том, как снимается фильм? Однако скажу тебе, что работа с Мэрилин и Оливье стала для меня бесценным опытом. Я не думаю, что получившийся фильм будет сколько-нибудь лучше, чем мой дневник, но они оба стоят внимания. Я продолжу работать с Оливье через несколько недель — теперь уже в театре; а с Мэрилин, по всей видимости, больше уже не увижусь, хотя определенно никогда ее не забуду. Что и говорить — даже ты ее поклонник, а ты ведь не видел ни одного фильма с ее участием.



Знаешь, в чем особенность Мэрилин? В том, что она всегда разная. Она может быть нежной, забавной и невинной; может быть сильной, амбициозной и предприимчивой; может казаться совершенно не уверенной в себе; а может весьма достоверно сыграть Офелию после ухода Гамлета. Она прекрасная актриса, по-своему — не как Оливье, разумеется, но я лично думаю, что она лучше его сыграла в этом фильме, — и ее невероятно сложно подвести под какое-то определение.



Бедняга Оливье совсем этого не оценил. Он разглядел в ней только голливудскую блондинку, которая всегда опаздывает, забывает свои слова и отказывается слушать его указания. Я думаю, что, когда он впервые ее увидел и согласился снимать этот фильм, он думал, что у него с ней будет роман. Но спустя несколько недель он был готов задушить ее своими собственными руками. Мэрилин сообразительнее, чем кажется на первый взгляд, и она прекрасно понимала, как к ней относятся Оливье и вся его вымуштрованная английская команда. У нее была своя группа поддержки, которую она привезла с собой из США: ее партнер Милтон Грин, Пола — супруга Ли Страсберга, секретарша по имени Хедда и, конечно же, новый муж Артур Миллер. Но я определенно не пожелал бы иметь такую команду... Они все евреи — как и ее адвокат, ее агент и специалисты по связям с общественностью, — тогда как сама Мэрилин типичная калифорнийская блондинка. Откуда им знать, как устроен ее мозг!



Неудивительно, что бедная женщина часто выглядит такой растерянной!



Когда Мэрилин только прилетела в Лондон, я о ней особенно не думал. В конце концов, я хорошо знаком с Вивьен Ли, а Мэрилин украла роль Вивьен в этом фильме, и все мои симпатии были на стороне супругов Оливье. Но вышло так, что и я поддался соблазну — у Мэрилин на самом деле очень мощная аура. Постепенно мне становилось недостаточно видеть ее на съемочной площадке. Я был намерен узнать ее получше — хотя, учитывая, что как третий помощник режиссера я был самой незначительной фигурой на площадке, это казалось мне маловероятным. Однако нет ничего невозможного!



Я участвовал в подготовке к съемкам и именно я нанял для Мэрилин прислугу и телохранителя (бывшего полицейского из Скотленд-Ярда), а также арендовал дом, в котором она жила. Поэтому однажды вечером я придумал предлог и поехал туда попытать счастья. Вообрази себе мое удивление, когда я и в самом деле встретил великую звезду, но не при таких обстоятельствах, которых ожидал. Я был совершенно ошеломлен — так ошеломлен, что целую неделю не вел дневник, а когда продолжил это делать, то изменил даты на тот случай, если он попадется кому-нибудь в руки. Я со всей серьезностью полагал, что меня могут засудить или грохнуть. Трудно представить, какие суммы денег вращаются вокруг белокурой мисс Монро. Окружающие ее люди вынуждены быть беспощадными.



А случилось следующее: выпив больше чем нужно с Роджером (бывшим копом), я пошел в туалет и наткнулся прямо на Мэрилин. Она сидела на полу в темном коридоре перед дверью своей спальни. Поссорилась ли она с Артуром Миллером или нет, не знаю. Она просто посмотрела на меня и ничего не сказала, поэтому я дал задний ход настолько быстро, насколько мог, и надеялся, что это сойдет мне с рук. Если бы на следующий день она устроила скандал по этому поводу, меня бы уволили без лишних раздумий. Мэрилин этого, слава богу, не сделала, но оказалось, что она запомнила меня. После съемок она позвала меня к себе в гримерную и спросила, не шпионю ли я за ней. К счастью, я мог положа руку на сердце сказать, что я никакой не шпион. Должен признать, мне стало жаль ее. У нее немного настоящих друзей (если они вообще есть), а теперь еще и Миллер сказал ей, что уезжает в Париж, а затем летит в Нью-Йорк и вернется только через десять дней. А у них по идее медовый месяц. Я был невероятно признателен Мэрилин за то, что она никому не сказала о моей дурацкой эскападе, и тотчас поклялся ей в своей вечной преданности. Вероятно, я несколько поспешил, учитывая тот факт, что моим начальником был Оливье.



Я никому не стал говорить о том, что произошло. На самом деле я был совершенно уверен, что этим все кончится. Но на следующий день Мэрилин позвонила мне — позвонила! — когда я был в гримерной у Оливье. В тот день она не появилась на работе, потому что провожала Миллера, и попросила меня заехать в Парк-сайд по пути домой. Я решил, что она хочет передать какую-то информацию для Оливье. Ей слишком нелегко давалось говорить с ним напрямую. Я не сказал Оливье, куда направляюсь, — он мог подумать, что я что-то замышляю у него за спиной. Затем, когда я приехал к Мэрилин в дом, она попросила меня остаться на ужин, и я догадался, что она просто одинока и хочет с кем-нибудь поболтать. Я на шесть лет младше нее, и, как я полагаю, она считала меня человеком, который ничего не будет от нее требовать.




Так мы болтали и в целом отлично ладили, пока Миллеру — да, я знаю, что он ее муж! — не приспичило позвонить ей из Парижа. Мэрилин моментально вся сжалась и напряглась, и я сбежал.



На следующий день Мэрилин не появилась в студии — Оливье дал ей выходной, — но все уже были в курсе, что накануне я с ней поужинал. Оливье это ужасно позабавило. Он не сомневается в моей преданности, и у него на это есть все основания. А вот Милтона Грина, партнера Мэрилин, чуть удар не хватил. Вдобавок ко всему Мэрилин заявила Миллеру, что я был у нее в гостях, когда он позвонил, — наверное, чтобы заставить его ревновать. Кульминацией всего этого действа стало то, что мне запретили когда-либо заговаривать с Мэрилин снова — под страхом смерти. «Печально, — подумал я, — но что ж поделаешь!» Однако, как я вскоре узнал, нельзя было связаться с Мэрилин, не ввязавшись в историю.



Наступила суббота. Я жил в доме с супругами Тони и Энн Бушелл, которые дружат с Оливье. Тони — первый помощник режиссера и, ясное дело, не в восторге от Мэрилин. Незадолго до ланча Роджер — коп — подкатил к дому Тони на своей старой машине и объявил, что забирает меня с собой. Не успели мы толком отъехать от дома, как из-под пледа на заднем сиденье внезапно вынырнула Мэрилин. Со мной чуть инфаркт не случился, не говоря уже о Тони Бушелле. Она сказала, что устала сидеть в четырех стенах и ей хочется приключений.



Я отвез ее в Виндзорский замок, где мы увиделись с моим крестным Оуэном Морсхедом, который работает там библиотекарем. Он устроил нам шикарный тур по замку, который очень понравился Мэрилин, а затем мы съездили в Итон. Был чудесный летний день, и Мэрилин вела себя естественно и непринужденно, но я, тем не менее, был насторожен. В конце концов, она же самая знаменитая звезда в мире! И в какой-то момент она умудрилась продемонстрировать все свое могущество. «Мне нужно стать Мэрилин Монро?» — спросила она, когда мы вышли из Виндзорского дворца, и приняла свою излюбленную позу. Ее сразу же узнали, и вокруг нее начала собираться толпа. В итоге мы еле-еле протиснулись в машину и дали деру.



Когда мы вернулись в Парксайд, меня ждал адвокат Мэрилин. Он прямо-таки сыпал угрозами. Но Мэрилин выпрямилась во весь рост и заявила ему, что если он тронет меня хотя бы мизинцем, уволят его, а не меня. Но даже несмотря на это, в воскресенье я ходил с опущенной головой. Надо мной подшучивали, говорили, что у меня с Мэрилин роман, и это, разумеется, мне льстило, но согласись — звучало довольно абсурдно. Потом приехал Милтон Грин и прочитал мне длинную лекцию о том, как опасно связываться с Мэрилин. Он вообще, похоже, считает ее своей собственностью. Я согласился с тем, что разумнее всего остановиться, пока не поздно.



В понедельник съемки шли своим чередом. Мэрилин не появилась, и я решил, что все кончено.



Но в середине ночи бедняжка Милтон появился опять — на этот раз под окнами моей спальни. Он попросил меня одеться как можно скорее и поехать вместе с ним в Парксайд. Мэрилин заперлась в своей комнате и никому не отвечала. «А зачем ей было отвечать?» — подумал я, но, полагаю, мне польстило, что именно ко мне обратились за помощью. Итак, я отправился в Парксайд и влился в стадо овец, блеявших под дверью. В конце концов мне в голову пришла одна идея. Я взял с собой копа Роджера, и мы отправились в гараж, где нашли лестницу. Я прислонил ее к стене прямо под окном Мэрилин и влез в ее спальню. Все, что мне нужно было сделать, — это открыть дверь изнутри, чтобы ее компаньонки смогли наконец войти и убедиться, что с ней все в порядке. Я слышал, как она дышит, — так что, по крайней мере, она была жива. Но Мэрилин вытащила ключ из замка, поэтому я не мог выйти из спальни, не разбудив ее и не будучи пойманным с поличным. Я вернулся к окну, но Роджер и лестница исчезли во мраке ночи, поэтом)7 мне не оставалось ничего другого, кроме как вздремнуть и до ждаться рассвета, — тогда я смог бы найти ключ и благополучно сбежать. Однако часом спустя Мэрилин проснулась. Сначала она, разумеется, очень испугалась, ведь она ясно помнила, что заперла дверь на ключ. Я попытался успокоить ее, а затем она вдруг решила, что я забрался к ней в окно, прямо как Ромео у Шекспира, и это так мило! Мэрилин сказала, что не хочет оставаться одна, поэтому я провел остаток ночи с ней (даже не думай — я вел себя безупречно) и убедил ее на следующий день приехать в студию пораньше. Она послушалась, и ее своевременное появление так впечатлило Оливье и всю команду, что я стал чуть ли не героем.



На следующий вечер я решил, что больше на ночь не останусь, но Мэрилин внезапно почувствовала себя очень плохо, поэтому я согласился побыть с ней, пока она не заснет, — у нее большие проблемы со сном и она часто принимает таблетки, как и ты. Но затем у нее начались ужасные спазмы, и мне пришлось разбудить весь дом и вызвать доктора. (Можешь себе представить, он оказался мужем Нинетт де Валуа, директора балета «Сэдлерс Уэллс», с которой я хорошо знаком. Какое совпадение.) Мэрилин, казалось, была вне опасности, поэтому я сбежал. Знаешь, после двух таких ночей, люди запросто могут составить себе неверное впечатление и подумать, что я сделал что-то, из-за чего Мэрилин стало плохо. А Мэрилин не какая-нибудь костюмерша без имени. Кроме всего прочего, она замужем, и — о, разумеется! — Артур Миллер примчался из Нью-Йорка на следующий день, на четыре дня раньше, чем планировал. Я вынужден был всю неделю прятать лицо и снова стал маленьким мальчиком на побегушках, на которого все могли орать. Но что это было за приключение!



Я отправил тебе это письмо вместо дневника — этот фрагмент все равно лучшая его часть, если ты понимаешь, о чем я. Вероятно, все описанное покажется тебе бредом сумасшедшего, но ты, пожалуйста, сохрани это письмо до тех пор, пока я не приеду. Я заберу его у тебя и вложу в дневник. И когда-нибудь, надеюсь, приведу написанное в нормальный вид.