Неразрезанные страницы
Часть 29 из 53 Информация о книге
И вот теперь по этому самому паркету шаркают грязные, незнакомые, чудовищные ноги в тяжелых ботинках!.. От шока и боли в руке – наверное, там что-то сломалось, когда ботинок наступил ей на пальцы, – Маня думала только о том, как полотер станет ее ругать за то, что она… не уследила. Один из напавших деловито запер дверь на все замки и попробовал, хорошенько ли заперта, а другой быстро обошел комнаты и вернулся. Маня, скособочившись и держа левую руку на весу, как собака перебитую лапу, сидела на полосатой прадедушкиной оттоманке – эти двое ткнули ее на оттоманку, когда приволокли в квартиру. – Ну, давай знакомиться, что ли! – весело сказал тот, что вернулся из обхода, и близко сунулся к Мане. Она подалась назад, стукнулась головой о стену, и он усмехнулся. – Тебя как звать-то?.. Маня смотрела в веселое чужое лицо, надвигавшееся на нее, и шевелила губами. Говорить она не могла. – Немая, что ли? – Да не-е! Говорливая, сам слышал. – Второй громко высморкался, поискал глазами и вытер пальцы о льняную занавесочку на двери в кабинет. – Слышь, ты! Чего молчишь?.. – Не пугай ее, Колян. – Такая кого хочешь сама запугает! Она смелая! Смелая, а?! В одну секунду, потеснив первого, он оказался рядом с Маней, выдохнул, молниеносно замахнулся, она отшатнулась, закрываясь руками, опять сильно стукнулась головой, но он не ударил – пошутил. И оба урода засмеялись, довольные. У Мани по спине тек пот, попадал за ремень джинсов, и рубаха на спине вся взмокла. – Ну чего? Хорошо сидим? Хорошо сидим, говорю! – Не пугай ее, Колян. Толку не будет. Тот вдруг обозлился. – Да если бы не ты, паскуда, видал бы я суку эту в гробу! Все из-за тебя, урода!.. Маня поудобнее перехватила левую руку, которая все наливалась болью. Ей было так страшно, что она почти не могла дышать. – Значит, так, – сказал тот, кого звали Коляном, подвигал носом, харкнул и плюнул на Манины ботинки. Она скосила глаза, чтоб не смотреть в его лицо. – Значит, заинька, ты сама нам сейчас все отдаешь, и мы уходим по-тихому. Ну, а если не отдаешь!.. Он разогнулся, помахал руками в разные стороны, как бы приготовляясь делать гимнастические упражнения, по-хозяйски огляделся, ни с того ни с сего пнул Манины ноги так, что она от неожиданности завалилась на спину. – Костыли прибери, сучка! И зашел в кабинет. – Что тут есть-то хоть у тебя? Добра навалом! Навалом, говорю, добра нажила!.. Небось бабло по углам несчитаное распихано! Ничего, все найдем, чего сама не отдашь! А ты ведь все отдашь, заинька? Примерившись, он взял со стола прадедушкину лампу с молочным абажуром, дернув, вырвал из розетки перевитый шнур, деловито оглядел со всех сторон и спросил весело: – Ну что? Об башку твою разбить, чтоб в следующий раз было неповадно? Или… – Он огляделся и шарахнул лампой о каменный подоконник. Молочный абажур брызнул в разные стороны, но половина его почему-то уцелела на металлическом круге, и Колян засмеялся от удовольствия. – Ну, значит, и на башку осталось! Он опять стремительно приблизился, тот, что был рядом с Маней, посторонился, как человек, который пропускает другого в автобусе, и половиной лампы ударил Маню Поливанову по голове. Посыпались мелкие белые стеклышки. Они сыпались Мане на пальто, и ей казалось, что они не сыплются, а текут, как ручейки. Она почему-то не умерла на месте, даже сознания не потеряла. Она только смотрела, как по ее темному пальто льются мелкие белые осколки. Голове стало холодно и больно. Лампу жалко, подумала она. Как же я теперь буду работать без лампы?.. – Колян, чего ты шумишь?! – Да не, тут стены толстые! – Смотри, а то она говорить не сможет!.. – Заставим! Крошки стекла попали ей на губы и, должно быть, в рот, потому что Маня закашлялась и кашляла до тех пор, пока кто-то из них не ударил ее по спине. Она ткнулась носом в колени. – Ну, начинаем разговор, – деловито сказал Колян и присел перед ней на корточки. – Сама отдашь или как? – Чего отдавать-то? – прокашляла Маня. В горле жгло так, что из глаз полились слезы. Она кое-как утерла их той рукой, что еще шевелилась. Она никак не могла вспомнить, левая это или правая, а ей казалось очень важным вспомнить. – А чего тебе в той богадельне дали! Оно все равно не твое! Отдашь, и мы уйдем. Тихо-спокойно. Не отдашь, – улыбчивый Колян потрепал ее по щеке, – я тебе кишки на шею намотаю и за них повешу, а все равно найду. – Лучше отдай, – посоветовал второй. Он был не такой улыбчивый, как Колян, и Мане вдруг показалось, что она его где-то видела. – Я отдам, – хрипло пообещала Маня Поливанова, бывшая писательница Покровская. – Только я не знаю что. – А то, сука, что тебе Серый в карман сунул! – В какой серый карман? Колян хлопотливо всплеснул руками и задел Маню по носу так, что из него моментально хлынула кровь. – Ай-ай-ай, – проговорил он с сочувствием, – это что ж такое делается. Это ж надо такому быть!.. Зажал Манин нос пальцами и дернул. Маня захрипела и стала валиться набок. Он отпустил ее, пнул с досады и вытер руку о ее воротник. – Да ладно те, Колян! Слышь, она по ходу не понимает. – Так я объясняю! Я ведь объясняю, да, заинька? Где конвертик-то? Куда заныкала? Отдай дяде конвертик, будь хорошей девочкой!.. Маня хрипло и тяжело дышала. Двое уродов переглянулись. Колян достал с полки какую-то книгу, открыл, прочел название, старательно шевеля губами, фыркнул, закатил глаза презрительно и легонько постучал ею Маню по голове: – Ты в богадельне книжной была? Где козлина этот чего-то тиснул? – Тут он вдруг рассвирепел. – У него в кармане стекляшек на сто лимонов, а он какое-то читалово тиснул! Шишлять собрался! – И тут он длинно выматерился и опять сплюнул. – Где хрусталики, лялька? – Отдавай, и пойдем мы, – вступил второй. – По-тихому. Ты башку-то собери! Собери башку-то! Вот где она его видела! В книжном магазине «Москва»! Он там что-то украл, и его поймали, а он убежал. Он тогда выволок Маню на тротуар и бросил. Теперь бы понять, о чем они говорят. Маня, опираясь на локти, кое-как подтянулась и села. – Ну? Даешь раскладу? – В книжном, – выговорила она, – вы были в книжном. – Понесло его, козла, туда! – Колян опять всплеснул руками, Маня инстинктивно отшатнулась, и он расплылся от удовольствия. Ему нравилось ее пугать. Здоровенная кобылица, а вскидывается так потешно! – Читатель…дь!.. Его цирики пришпилили, он хрусталики-то и сбросил! Тебе в ширман. Ему с хрусталиками никак нельзя было оставаться! – В карман тебе сунул, – объяснил второй. – Пока ты не врубилась! – Ну? Где сверкальцы? Маня соображала медленно, с трудом, и пот все тек по спине, и в голове звенело на все лады, но все же соображала. Этот самый, которого зовут Серый, когда его задержали в магазине, прикрылся Маней. Охранники ничего не успели сделать. Он выволок ее на улицу, бросил и убежал. При этом он что-то такое сунул ей в карман на тот случай, если его все же задержат, и теперь именно это они ищут. – Ну, давай, давай, говори, лялька!.. Где балахон, в котором ты в лавке тогда была? – Балахон, – повторила Маня. – Балахон. Жакет, от которого вот этот самый человек, что сидит сейчас перед ней на корточках в ее собственной квартире, оторвал воротник, когда волок ее по тротуару, Маня отдала тетушке. Викуся обещала посмотреть, можно ли его спасти. Викуся вообще мастерица на все руки, а жакет Маня обожает. Очень трудно купить черный маленький жакетик на шелковой подкладке, который годился бы и в пир, и в мир, и в добрые люди!.. Если они узнают, что жакет у Викуси, они поедут к ней и убьют. Убьют Викусю, как, должно быть, и ее, Маню. – Козлина вонючая, – скучным голосом сказал другу Колян, рассматривая Маню. – Возись теперь с сукой из-за тебя! За книжками его понесло! Читатель! В кармане брюлики, а он читалово стырил! Говори, где брюлики! Ну?! – Я не знаю, – забормотала Маня лихорадочно и стала отползать от него по прадедушкиной оттоманке, стараясь забиться в угол. – Я не смотрела. Я в карманы не залезала! Я клянусь вам! Честно! – Че ты лепишь?! – Я правду говорю! Я жакет сняла и… и в химчистку сдала! – Она на самом деле ходила в химчистку, то ли вчера, то ли позавчера, вот и придумала на ходу. – Я же упала! И хотела, чтоб его почистили! А в карманы я не заглядывала даже!..