Пока медведица на небе

* * *


Карл не собирался идти в купе к новой знакомой, не было настроения для романов, ему надо было подумать, в Краснодаре, возможно, придется принимать важное судьбоносное решение, а он не готов, даже размышлять пока страшно.

– О, Карл, как замечательно, что вы вернулись, – сосед по купе как-то подозрительно искренне обрадовался его приходу. – Вы знаете, у меня очень сложные отношения с женщинами, почему-то не любят они меня. Моя покойная мама была приятно удивлена, когда я женился, не верила она, что это случится в принципе. Но надо отдать ей должное, она, как всегда, оказалась права, и радость ее была недолгой – жена бросила меня, оставив одного с ребенком, но сейчас не об этом. У вас, я вижу, с этим все в порядке, вы вон даже в коридоре успели с девушкой познакомиться, – сказал Федя, выдав тем самым, что следил за соседом. – Не могли бы вы попросить проводницу принести мне ужин?

Было понятно, что он не отстанет, но, видимо, провидение было сегодня снисходительно к Карлу – идти никуда не пришлось, в это время в купе заглянула хозяйка вагона, Галина, женщина в летах, стройна и очаровательна для своего возраста. Карла, как и все женщины, она полюбила с первого взгляда, правда, особой, материнской любовью.

– Карлуша, может, все-таки чайку? – спросила она, по-свойски заглянув в купе. Федор, как провинившийся ученик, при появлении царицы-проводницы вытянулся в стойку смирно и пригладил торчащие три волосинки на своих залысинах.

– Галина, замечательно, что вы заглянули, – Карл расплылся в своей фирменной улыбке, которая могла претендовать на обложку журнала «Вог». – Мы вот с моим попутчиком поужинать захотели, не поздно еще?

– У меня во всем вагоне всего три купе занято, больно дорого сейчас вагон СВ стоит, поэтому не переживай, сейчас организую в лучшем виде, – по-прежнему даже не посмотрев в сторону Феди, сказала она и не обманула – уже через пятнадцать минут столик был накрыт вполне сносным ужином. Карл не хотел отпускать Галину и оставаться наедине со странным соседом, который, как настойчивый ухажер, постоянно пытался с ним заговорить.

– Посидите с нами, – предложил он проводнице, словно пролив ей бальзам на душу, – расскажите про свою работу, у вас всегда так пусто в вагоне, – Карл, когда хотел, умел быть убедительным, женщин он словно гипнотизировал своим обаянием и красотой, причем не важно, сколько им было лет: двадцать или семьдесят, – когда он хотел, под его чары попадали все. – Вот мне интересно: почему, когда так много пустых купе, продают не в разных купе, а в одном?

– По-разному бывает, – они разговаривали как старые добрые друзья. – В последнее время почти всегда пусто, первый этаж даже не продают, он закрытый стоит, а второй комбинируют, сокращают расходы – электричество, уборка.

– Вы поэтому на кондиционерах экономите? – спросил, немного запинаясь, Федя, он по-прежнему обливался потом, хотя в купе стояла комфортная температура. Галина взглянула на него с удивлением, будто только что заметила, и, не удостоив ответом, продолжила:

– Ваше купе, затем девчонки едут в соседнем, и в четвертом Борис один скучает.

В это время в дверь постучали и тут же открыли, не дожидаясь разрешения.

– Как говорится, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе, – весело пронеслось на все купе, на пороге с огромной бутылкой виски стояла Динка, но, увидев проводницу, смутилась и спрятала бутылку за спину, как будто это могло что-то изменить. – Ой, – произнесла она, смутившись.

Галина улыбнулась и взглянула на нее снисходительно, словно бабушка на нашкодившую внучку. Зато сосед Федя повел себя неадекватно.

– Что Вам надо? – немного визгливо закричал он, совершенно неподобающе для своего телосложения и возраста. – Выпивать в поездах запрещено, и вообще мы ужинаем, попрошу вас удалиться в свое купе, что вы вообще себе позволяете? – произнося все это, он еще больше покраснел и пошел потом. Казалось, что сейчас Федор Осипович соскочит и накинется с кулаками на гостей.

Карл тоже был не в восторге от вечеринки в поезде, но чересчур резкое поведение соседа привело его в бешенство.

– Насколько я помню, – сказал он ледяным начальственным тоном, которому уже научился за три года, что он занимал должность руководителя, – это и мое купе тоже, гости пришли ко мне, не уверен, что я должен спрашивать разрешения у вас, разве только у Галины, – сказав это, он повернулся к проводнице в надежде, что та на самом деле вспомнит о своих обязанностях и запретит незапланированную вечеринку.

– Мы крайний вагон, сидите отдыхайте потихоньку, – было видно, что она это делает назло неприятному Феде. – Если кто пойдет, Светка из соседнего вагона мне маякнёт, проходите, девчонки.

Только сейчас Карл заметил, что за Динкой стояла еще одна девушка.

– Знакомьтесь, – неуверенно после такого жаркого спора сказала гостья, – это Марина, моя соседка по купе.

Марине было лет тридцать пять, ее уложенная причёска в стиле фиолетового шарика выдавала в ней местечкового руководителя. Она, в отличие от Динки, не смущалась, а, поздоровавшись со всеми, нагло села рядом с Федей, даже немного зацепив рукой его портфель, который он не выпускал из рук, даже когда ел.

– У вас что там, сокровища? – высокомерно спросила она, словно мстила злюке за недавнюю истерику.

– С чего вы взяли? – испуганно прошептал Федя, при этом еще больше покраснел и пошел потом.

– Я думаю, вы иностранный шпион, – продолжила издеваться над ним Марина с серьезным лицом, – везете сокровища для подкупа наших военных.

– Зачем? – спросил Федя, явно растерявшись.

– Чтоб узнать тайны всех наших последних военных разработок, – очень спокойно и уверенно несла она чушь.

– Зачем? – Федя впал в ступор, не вспомнив ни одного другого слова.

– Но вам не повезло, товарищ шпион, я патриот своей страны, – продолжила Марина, даже не улыбнувшись. – Сейчас я позвоню в ФСБ, и на перроне в Краснодаре вас уже будут встречать «вежливые люди» в неприметных костюмах, одинаковых галстуках и очках.

– Зачем? – не изменяя себе, продолжил Федор.

– Чтоб забрать у вас сокровища и потом расстрелять, я думаю, без суда и следствия, – она была так спокойна и уверена в той ерунде, которую несла, что Карл, Динка и Галина к этому моменту уже хохотали вовсю, вытирая слезы, лишь один Федор Осипович не понимал юмора.

В этот момент дверь вновь открылась и появился мужчина, немного растрепанный и почему-то с книгой в руке.

– Боженьки ты мой, – начал он с порога так радоваться, будто встретил старых знакомых, – да как же у вас тут весело. А я лежу, скучаю, ну, думаю, сутки порожняком пройдут. Едрёный комбайнер, – еще громче воскликнул мужчина, сделав ударение на букву ё, и с вожделением уставился на Динку. На этих словах Карл напрягся, а девушка откровенно испугалась.

– Какая красавица у вас на руках сидит, – продолжил гость, и все выдохнули, так как Динка держала в руках бутылку виски.

– Давайте знакомиться, – продолжил весельчак с книгой, даже мысли не допустив, что его не рады здесь видеть. – Спешу представиться: Борис, фермер, – сказал он и стал по очереди протягивать руку для приветствия. Когда очередь дошла до Феди, Николай вполне искренне спросил, показывая на портфель у него под мышкой:

– А у вас там что? Сокровища?

Этим вопросом он сорвал шквал смеха и одобрения всех членов «закрытого клуба СВ» и получил предложение присоединиться к компании. Только Федору Осиповичу было не смешно, он еще крепче прижал портфель к груди и под гнетом накопившегося стресса заплакал. Делал он это тихо, чуть-чуть всхлипывая, так что из-за общего веселья окружающие это заметили не сразу.

– Вы что это? – Карл просто не был готов к этому, да, этот Федор – неприятный тип, да, он большая вредина, но так горько плакать могут только дети. Слезы взрослого мужчины Карл был не готов принимать, это был запрещенный прием. – Прекратите сейчас же, – умоляюще сказал он.


Люди в купе замерли, не зная, как себя вести, с одной стороны, все понимали, что ничего предосудительного они не сказали, но с другой – человек-то плачет. Что делать в таких ситуациях, никто не знал, не утешать же, в самом деле, пятидесятилетнего почти лысого детину. Карл взглядом попросил Марину пересесть на его место, а сам уместился рядом с нытиком.

– Что с вами? Мы вас обидели, простите, я уверен, никто не хотел этого, – в знак согласия четыре головы, словно китайские болваны, закивали синхронно. – Это были всего лишь шутки. А давайте выкурим трубку мира, – радостно сказал Карл, словно поймав гениальную мысль.

– Не, Карлуша, здесь курить не дам, – испугалась Галина, в принципе готовая на любые уступки для такого красивого и воспитанного мальчика.

– Я в переносном смысле – выпьем виски и помиримся, – пояснил Карл.

– Эта идея гениальна, едрёный комбайнёр, – обрадовался Борис, до этого как-то опечаленно сидевший в углу. Он очень испугался, что именно его высказывание довело до слез человека, мужчину, взрослого мужчину, ужас.

На столе появились пластиковые стаканы, которые девчонки предусмотрительно принесли с собой.

– Я не буду, – продолжая всхлипывать, сказал Федя.

– Надо, Федя, надо, – сказал Карл, и, как лекарство, направляя его руку, он заставил выпить плаксу.

После первой рюмки в купе наступила тишина, никто не знал, о чем дальше разговаривать, и тут Федя, очень странно опьянев от одной рюмки, сказал:

– А вы мне нравитесь, Карлик, – он поставил кулак под свой подбородок и любовался Карлом, как мать любуется свои сыном-красавцем.

– Я рад, – уже более сдержанно сказал Карл, убедившись, что сосед успокоился, – но давайте вы не будете меня так называть?

– Почему? Это ведь уменьшительно-ласкательное, производное от вашего имени, – спросил Федя.

– Зачем вам меня ласкать? Мне это совсем не нравится, – сопротивлялся пьяной любви Карл.

– Но мне хочется называть вас как-то по-особенному, ведь мы друзья, – немного надувшись, сказал Федя. – Странно, но у меня никогда не было друзей, ума не могу приложить, почему.

– Серьезно, действительно странно, может, вы часто плачете? – то ли шутя, то ли на полном серьезе спросил Карл.

– Вот честное слово, нет, – не уловив иронии, продолжил Федор. – Я в детстве всегда наблюдал за теми счастливчиками, у кого есть друзья, и завидовал им. Они называли друг друга какими-то именами, понятными только им, типа Винт или Болт, это был их код, их тайна. Когда один из таких друзей подходил к мальчишкам на улице и спрашивал: «Болта не видели?» – все сразу понимали, кого он имеет в виду. Потому что они вместе были сила, а силу все уважают. У нас с вами обязательно должна быть общая тайна.

Испугавшись, что Федор опять расплачется, Карл пошел на уступки.

– Хорошо, называйте меня Карлос, но только вам и только в виде исключения.

– Я же говорил: надо мириться, едрёный комбайнёр, выпьем за дружбу, – предложил Борис, и Федя уже сам, ни капли не сопротивляясь, выпил очередную рюмку.

В дверь купе снова постучали, Галина глазами приказала спрятать стаканчики.

– Войдите, – крикнул Карл, сейчас почему-то он чувствовал себя хозяином данной вечеринки.

Все с замиранием сердца смотрели на дверь, та медленно, словно гость не был уверен, что хочет войти именно сюда, открылась. На пороге стоял интеллигентный мужчина, очень смахивающий на иностранца. Карл отметил дорогую оправу очков и брендовую рубашку, его волосы красивыми пшеничными кольцами свисали на лицо, в руках у нежданного гостя почему-то была пустая кружка.

– Извините, – с акцентом начал говорить гость, – я искал проводница, вагон пустой, только здесь слышно голос.

– Интурист, – засмеялась Галина, – а я про тебя совсем забыла. Это француз, едет в пятом купе. Надо же, старею, что ли, даже чаю ему не принесла, совсем он у меня не отпечатался в памяти.

– Садитесь с нами, – Борис, как настоящий русский, был очень гостеприимен в чужом купе. – Давайте по чуть-чуть для сна, – предложил он иностранцу и вытащил из-за спины бутылку виски.

Ничего не отвечая, непрошеный гость выскочил из купе, не прощаясь.

– Ну вот, – грустно сказала Галина, – напугал мне интуриста, наверное, жаловаться побежал.

Но она не угадала, уже через минуту тот стоял на пороге купе, счастливо сжимая в руке похожую бутылку.

– В гости с пустыми руками нельзя заходить, – радостно произнес кучерявый иностранец.

И все, включая даже пятидесятилетнего плаксу Федю, расслабленно улыбнулись. Иностранец оказался французом с русскими корнями. Филипп Морель рассказал, что был сорокалетним потомственным виноделом, выглядел он лохматым из-за волос, которые вились, а большие красивые кольца торчали в разные стороны, становясь похожими на стог сена. Очки же в дорогой тонкой оправе немного спасали ситуацию, придавая ему нотку интеллигентности. В России он был по делам, спешил поделиться своими знаниями с виноделами Краснодарского края, направлялся он на какую-то конференцию, название которой то ли не запомнил, то ли не смог выговорить по-русски. Филипп оказался общительным человеком с русскими корнями и французским менталитетом, его бабушка эмигрировала в восемнадцатом году во Францию десятилетним ребенком и, наперекор стереотипам о русских эмигрантах, когда ей исполнилось восемнадцать лет, она очень удачно вышла замуж за француза. Обида на Родину, которая так ее предала, прогнувшись под коммунизм, жила с ней всю жизнь. Умирая в девяносто восемь лет, последнее, что она сказала на смертном одре, было: «Я могу спокойно уходить на тот свет, зная, что в России больше нет большевиков». В их французской семье общались в том числе и на русском, правда, когда бабушка умерла, меньше, но про русские корни всегда помнили и чтили их. Даже мама Филиппа, истинная француженка, была принята в семью только после того, как выучила язык Толстого, Достоевского и Чехова.

– Я не первый раз Россия, – совсем немного изменяя слова, сказал Филипп. – Я был Москва, Санкт-Петербург, теперь буду смотреть столица Кубань, Краснодар, и еще Абрау-Дюрсо. У вас очень красивые города, но лучше всего у вас люди.

– Звучит как тост, едрёный комбайнёр, – среагировал Борис, потирая руки, и все дружно чокнулись пластиковыми стаканчиками. Конечно, всё внимание было теперь приковано к иностранцу, каждый пытался задать вопрос, а Марине хотелось еще и решить личные дела. Поправляя свой фиолетовый шарик на голове и смущенно закусывая нижнюю губу, общалась она теперь исключительно с французом.

– Да, народ у нас хороший, – начала она издалека, – только мужики вывелись. Вот мне тридцать пять лет, а я уже трижды была замужем. Хотя все при мне: и внешность, – она показала свой профиль, чтоб грудь, по-видимому, которой она очень гордилась, выглядела еще более привлекательной, – и бизнес у меня свой, а вот с личным полный швах.

– Ну, это как раз вас характеризует не с лучшей стороны, – пробубнил обиженный за весь мужской род Борис.

– Да никак это меня не характеризует, – вспыхнула как спичка Марина. – Просто первый от мамкиной юбки оторваться не мог: «мама сказала так, маме это не понравится», второй – алкаш запойный, который все свои неудачи топил в водке, третий просто не мог ни одной юбки мимо пропустить, так что я тут абсолютно ни при чем, просто не повезло.

– А я думаю, что при выборе спутника жизни не стоит забывать о том, что в свободное от секса время вам придется еще и о чем-то разговаривать, – сказала грустно Галина. – На собственном горьком опыте знаю. У меня муж и не маменькин сынок, и не пьет, и не гуляет, и прожили мы с ним без малого сорок лет, а вот поговорить нам не о чем, как дети выросли, так живем словно чужие люди.

– Ну, знаете, мы сейчас с вами договоримся, – Борис уже немного опьянел и готов был спорить о жизни. – Мне сорок, и я вот тоже не женат, хотя, в отличие от вас, вообще ни разу не был.