Royals

Майлз, слава богу, не идет за мной, и, шагая мимо столиков, портретов и громадных часов, я пытаюсь держать гнев под контролем. Ей-богу, кем возомнил себя этот тип? Он совсем не знает меня – но одно дурацкое интервью с идиотом Майклом убедило его, что я положила глаз на принца. Нет, спасибо. Элли может резать ленточки, сколько ей вздумается, а лично я отказываюсь от жизни в высшем свете.

Если Майлз так долго дружит с Себом, почему он не знает, что принц представляет собой ходячую проблему?

Почему не пытается с ним поговорить?

Разве это не измена?

Возможно, измена.

Каменный пол холодит ступни даже сквозь носки. Я останавливаюсь и оглядываюсь. Новый коридор… Не помню, чтобы я видела раньше эту часть замка.

Я поворачиваюсь, глядя вокруг, и пытаюсь припомнить, куда сворачивала, пока мысленно спорила с Майлзом Монтгомери, но – нет, боюсь, я была слишком зла, чтобы обращать внимание на то, что меня окружает.

А-а-а, я заблудилась.

В смысле, по-настоящему заблудилась.

И это глупо, потому что я нахожусь в доме, а не в джунглях Амазонки, блин, но это очень большой дом и в нем гораздо больше комнат и коридоров, чем я привыкла.

Так. Мы не выходили на лестницу по пути из моей комнаты в спальню Себа. Возможно, я по-прежнему на нужном этаже.

Разве что коридор шел под уклон, а я этого не заметила.

Тьфу.

Я плотнее заворачиваюсь в одеяло и иду туда, откуда пришла. Меня не так легко напугать, но здесь всё как-то слишком готичненько на мой вкус. Мне вовсе не нравится бродить ночью по замковым коридорам. И потом, я буквально только что выпроводила из своей спальни очаровательного мерзавца, а затем поругалась с первоклассным снобом.

Не прошло и двух дней с момента моего приезда в Шотландию, а я уже чувствую себя героиней Джейн Остен.

На ближайшем столике стоит лампа, и я решаю, что при свете легче будет сориентироваться. Щелкнув выключателем, я замечаю нечто странное за картиной, которая висит над столиком.

Это, кажется, рукоятка ножа?…

Возможно, вы бы удержались и не вытащили то, что оказывается кинжалом в маленьких кожаных ножнах, сунутым за раму, но я не настолько сильна духом.

Я извлекаю лезвие из ножен и дотрагиваюсь до холодного металла. Короткий, острый клинок, просто… прижатый рамой к стене. Неужели замки опаснее, чем я думала? Надо вооружиться, чтобы пройти по коридору?

– Это для картины.

Я оборачиваюсь, по-прежнему с ножиком в руке, и, разумеется, вижу Майлза – он стоит в дверном проеме, держа руки за спиной.

Я смотрю на кинжал.

– Картине нужно оружие? – спрашиваю я. – Зачем? Произведения искусства дерутся друг с другом?

К моему удивлению, Майлз слегка улыбается. Ну, не столько улыбается по-настоящему, сколько приподнимает уголок рта, но, поскольку до сих пор я не видела от него ничего, кроме насмешек и презрения, это уже неплохо.

– На тот случай, если произойдет пожар, – объясняет он. – Можно быстро вырезать картину из рамы и унести ее в безопасное место.

Я всё понимаю, но мне кажется, что идея глупая. Если случится пожар, кто будет беспокоиться о картинах? Даже если они очень дорогие.

– Богачи такие странные, – говорю я, и крохотная улыбка на губах у Майлза сразу гаснет.

– Это бесценный шедевр, – произносит он, и я убираю кинжал обратно в ножны. Он входит на место с легким шуршанием.

– Лично я думаю, что бесценна человеческая жизнь, но, впрочем, как скажешь.

Мы смотрим друг на друга, и спустя несколько секунд Майлз делает глубокий вдох.

– Прости, – выговаривает он, хотя это звучит так, словно он стоит под дулом пистолета (ну или кто-то приставил к его горлу кинжал). – Не стоило намекать на вас с Себом. Он… В общем, это был очень долгий день.

Я замечаю, что он не извинился за свое отвратительное поведение до того, но тут Майлз слегка наклоняет голову набок и продолжает:

– Я провожу тебя в твою комнату.

Я не хочу оставаться наедине с ним ни секунды, но, слава богу, Майлз умалчивает о том, что я безнадежно заблудилась за пять минут, которые провела без него. Поэтому я молча киваю и следую за ним.

Дорога действительно занимает меньше времени, чем я думала, – а значит, я действительно свернула не туда (раз десять). Пока мы шагаем по коридору, я спрашиваю:

– Слушай, если серьезно, как вы ориентируетесь в этом доме?

Майлз пожимает плечами.

– Многие – никак. Шербет говорит, что в тридцатые годы его прадед выдавал каждому гостю серебряную миску с конфетти разного цвета. Таким образом, можно было оставить дорожку, ведущую к твоей комнате.


Я торможу:

– Сочиняешь.

Но Майзл качает головой.

– Клянусь, – говорит он. – Шербет, конечно, уверяет, что это придумали, чтобы гости могли найти дорогу в чужие комнаты…

– Тебе не кажется, что ты подкидываешь мне идею? – спрашиваю я, шевеля пальцами. – А вдруг я проведу всю ночь, нарезая конфетти, чтобы заманить Себа в свои крепкие сети?

Он поджимает губы – Майлз всегда так делает, когда раздражен. Возможно, если постоянно его бесить, он вообще лишится рта. Не исключаю, что это пойдет ему на пользу.

Я открываю дверь, и Майлз на секунду заглядывает ко мне.

– Я сожалею, что предположил худшее, но… кажется, тебе может понадобиться наставник, – говорит он. – Человек, который объяснит тебе, как тут всё происходит. Чтобы ты не слишком увлеклась.

Глядя на него, я склоняю голову набок и делаю вид, что обдумываю предложение.

– Хм… Нет.

И, пока Майлз гневно смотрит на меня, я с огромным удовольствием захлопываю дверь у него перед носом.





«Ан райс»


«Ан райс» – официальное начало шотландского сезона, ежегодная скачка вдоль южной границы. Ее название именно это и означает – «скачка»; говорят, начало традиции было положено в эпоху англо-шотландских войн, когда Генрих VIII напал на шотландцев, желая сделать юную Марию, королеву Шотландии, невестой своего сына. То, что некогда служило проверкой искусства верховой езды, теперь превратилось в светское событие, и посетители «Ан райс», любимого развлечения младших Стюартов, так же серьезно относятся к своим головным уборам, как и их южные соседи – гости «Роял Аскот». Кроме того, нынешние скачки предоставят обозревателям прекрасную возможность увидеть принца Александра с его невестой, американкой Элеонорой Винтерс. Ходят слухи, что младшая сестра Элеоноры, Дэйзи, также будет их сопровождать. Таким образом, флоридская школьница впервые отведает великосветской жизни.

(«Болтовня», «Ого-го, последние новости о главных событиях светского сезона в Шотландии!», апрель)





Глава 13




– Я это не надену.

Я в комнате Элли, в Шербурнском замке, и утреннее солнце льется сквозь кружевные занавески. Меня удивляет, что Элли и Алекс живут в разных комнатах, но об этой части их отношений мне не хочется думать, поэтому я ничего не сказала. Есть вещи, которые лучше не знать о своей сестре.

Элли – воплощенное лето в своем бледно-розовом платье и кремовых туфлях. Светлые волосы, блестящие и гладкие, убраны под шляпку в тон туфлям, лицо прикрывает маленькая розовая вуаль, на макушке целая клумба цветов. Поймите меня правильно, шляпа дурацкая, но на Элли она отлично смотрится. У моей сестры особый талант: всё, к чему она прикасается, приобретает дополнительный блеск.

У меня этого таланта нет, и я знаю, что зеленое чудовище, которое лежит, расправив щупальца, на кровати, на моей голове отнюдь не будет выглядеть притягательно.

Элли упирается руками в изящные бедра, и массивное кольцо с изумрудами и бриллиантами блестит в луче солнца, ослепляя меня. Оно напоминает, что передо мной стоит не просто старшая сестра, а будущая королева, а значит, мне придется надеть эту уродливую шляпу.

– Такова традиция, – говорит она. – Большие нелепые шляпы. Ты разве не видела «Мою прекрасную леди»?

– Видела, – отвечаю я, подхожу к кровати и щупаю штуку, которую Элли назвала шляпой, хотя лично я думаю, что это макет лох-несского чудовища. – Но у Элизы была красивая шляпка. И у тебя красивая шляпка. А это… – я щелкаю по лихо закрученным полям, – уродство. По-моему, его по ошибке назвали шляпой. Просто кто-то собрал кучу бархата и тюля и покрасил всё в цвет болотного чудовища.

– Это эксклюзивная модель, – возражает Элли. – Сшитая специально для тебя леди Алисией Креншо. Она не только моя подруга, Дэйзи. Женщины в ее роду были королевскими модистками на протяжении веков.

– Я даже была не прочь тебя послушать, но ты сказала «модистка», и мой мозг схлопнулся.

Элли на мгновение закрывает глаза. В прошлой жизни она бы уже начала орать. Слов про болотное чудовище моя сестра бы не выдержала. Но то была другая Элли, которая не ощущала себя под ежеминутным наблюдением.

Мне становится немного стыдно, что я закатила сцену из-за такой глупости, и это ощущение усиливается, когда Элли подходит к кровати, берет шляпу и критически ее разглядывает.

– Я сказала Алисии, что теперь у тебя рыжеватые волосы, и она выбрала этот цвет специально для тебя…

Элли пересекает комнату и надевает шляпу мне на голову. Для штуковины, сделанной преимущественно из тюля и перьев, она оказывается удивительно тяжелой. Элли оправляет вуаль, пытается пригладить перья и хмурится.

– Выглядело бы лучше, если бы ты не смотрела так мрачно, Дэйзи, – наконец говорит она.

Я отступаю, слегка отмахиваясь.

– Очень трудно не корчить рожи, когда на тебе такое надето, – уверяю я, но, поглядев в зеркало, признаю, что шляпа не такая уж жуткая… ну да, она стремная, но, тем не менее немного походит на то, что носят девушки в интернете, которых показывала мне Изабель. По крайней мере, я не буду выделяться. И к тому же шляпа идет к платью.