«Сандал», которого не было

Он уже понял, что так хорошо начавшийся ужин будет скомкан и испорчен каким-то срочным делом.

– Заходи, Сергей, не заперто!

Дверь открылась, и на пороге, склонив голову, появился рослый старлей Анучин. Сегодня он заступил помощником дежурного по прокуратуре.

– Разрешите, товарищ полковник юстиции?

– Ну, что ты мнешься да гнешься? – раздраженно спросил Бордюгов. – Провинился, что ли?

– Да… вроде нет. Просто высокий я, вот и приходится кланяться.

– Ну и правильно, – смягчил тон прокурор. – Как говориться: «Истина в вине». Вина есть – должен быть наказан. А нет вины – и наказывать нельзя. Вот и вся истина закона.

– Я и не знал, что «истина в вине» – это из уголовного права, – немного опешил помдеж, старательно отводя взгляд от предательски горбящейся над баллоном газеты.

– Ладно, что там у тебя?

– Шифротелеграмма из Москвы. Срочная.

– У них других не бывает в последнее время, – недовольно проворчал Бордюгов. – Давай!

Подчиненный протянул ему конверт и журнал для росписи.

Прокурор пробежал глазами расшифрованный текст. Ему предписывалось передать уголовное дело по факту обнаружения неизвестных людей из сбитого вертолета подполковнику Нижегородцеву, зачислить за ним фигурантов этого дела и немедленно перевести их из общей камеры в отдельное жилое помещение.

– То одно решают, то другое! – в сердцах хлопнул ладонью по столу прокурор. Под газетой стакан звякнул о баллон, как бы напомнив, что обсуждать с подчиненным решения Центра не стоит.

– Ладно, свободен!

Бордюгов запер дверь и вернулся за стол. Он все-таки опустошил стакан и доел бутерброды. Колбасы были великолепны, но если и доставили радость, то только животу, а не душе. Небольшой праздник был безнадежно испорчен.

«То у этого подполкана чрезвычайные полномочия, и Москва подтверждает каждый его каприз, – размышлял Бордюгов. – То у него никаких полномочий, и Москва про это дело ничего не знает… И теперь опять все наизнанку вывернулось! Впрочем, как говорится: «Дело ясное, что дело темное». Так что лучше от него держаться подальше».





* * *


Начальник СИЗО вышел во двор своего нового двухэтажного дома и не торопясь направился к вольеру. Он всегда выпускал на ночь Акбара лично. После сытного ужина дышать на свежем воздухе было гораздо легче, чем в жарко натопленной комнате. Молодой кавказер, почуяв хозяина, поскуливал в предвкушении свободы.

Хозяин уже взялся за щеколду, точь-в-точь такую же, как на дверях камер, но на крыльцо дома вышла Мадина и окликнула мужа.

– С работы звонят, дежурный, капитан Магомадов, – сообщила она, как настоящий секретарь.

Рустам все так же неторопливо открыл щеколду, потрепал пса за загривок и, не удостоив жену-секретаря ответом, пошел в дом.

– Слушаю! – поднял он со стола трубку.

– Рустам Хасанович, тут шэтэшка из Москвы пришла. Срочная.

– Ну, и что мне теперь, на работу сейчас ехать?

– Зачем ехать?! Я могу так прочитать.

– Своими словами можешь сказать, чего хотят?

– Хотят, чтобы четверых «духов» из сбитого вертолета немедленно перевели из камеры в отдельное жилое помещение.

– И все? Больше ничего? – с сарказмом спросил шеф.

– Так точно, товарищ подполковник!

– Да где я им сейчас свободное жилое помещение возьму?!

– Этого не написано. Написано – срочно. Поэтому я позвонил.

– Ладно! Ты доложил, я принял! Утром этот вопрос решим. Отбой!

Рустам сел на кожаный диван, пощелкал каналами спутникового телевидения. Остановился на передаче про природу. Чайки пикировали на рыбий косяк, острыми торпедами уходили под воду и, схватив добычу, ракетами вылетали обратно… «Как у них это получается? И как можно снять такое? И кто такие эти «духи», почему им столько внимания? Ни с шайтанами не ужились, ни с федералами…»

Через зал на женскую половину дома тихо прошуршала Мадина. Это отвлекло Рустама от обдумывания вопросов, ответов на которые он все равно не находил. Он вздохнул, выключил телевизор и пошел в спальню.






* * *


Рэмбо собрал своих под окном камеры. Со стороны могло показаться, что они готовятся «гонять коней». Из бумаги делается трубочка, через которую шарик из хлебного мякиша с прикрепленной ниткой выплевывают в окно противоположной камеры. Или спускают «коня» на нижний этаж. По нитке можно передать записку – «маляву», пакетик с наркотой, лекарства или еще что-нибудь столь же нужное и полезное.

Но напротив нет режимного корпуса, а ниже содержатся участники НВФ, уж с ними-то «цветным»[25] чем делиться?!

– Зачем, говоришь? – угрожающе шипел Рэмбо. – Эти твари нашим братьям головы отрезали, вот зачем!

– Да не смогу я задушить, – жалобно возражал бывший оружейник. – Я же не убийца… Просто не умею.

– А я что, убийца, по-твоему?!

– Ну… Нет… Но ты же по сто пятой идешь…

– Ну и что? Там я из автомата стрелял, а не убивал! Ладно, с тобой все ясно! Кто не ссытся?

Рэмбо обвел взглядом внимательно слушающих сокамерников. Но те молча отводили глаза.

– Все ссыкуны?! Ну ладно. Тогда ждите, пока эти бандюки вас грохнут. У шайтанов они многих покалечили, один даже, может, уже сдох… Я-то отобьюсь, а вы… Ну, да фиг с вами! – Рэмбо махнул рукой и отвернулся.

– Остынь! – попытался успокоить его бывший участковый, рассудительный Резван. – Мы не ссым. Просто, чтобы душить, навык нужен… И все равно тихо не получится – они по очереди спят.

– Тогда в открытую нападем и замесим. Только чтобы все одновременно, и не убегали, как шавки!

– Так мы уже пробовали… Они ведь тренированные, – угрюмо сказал нескладный ширококостный контрактник Ильяс.

– Ну и что? Я тоже тренированный. Супинатор этот черт отобрал, но у меня вот что есть. – Рэмбо показал бритвенное лезвие. – У Адама, я знаю, гвоздь заточенный. Главное одновременно напасть на всех, не как в прошлый раз! Они вымотались – спят плохо… Справимся! Давайте распределимся, кто конкретно что будет делать. Я на себя их главного возьму, Адам, ты вон тому здоровому коню сразу в глаз гвоздем, Резван и Ильяс на того, с ухом…

Инструктаж продолжался. Сандаловцы наблюдали за противником, усевшись на верхнем ярусе шконки. Все-таки какая-никакая господствующая высота…

– Про нас шепчутся, – сказал Док. – И подробно. Видно, план операции составляют…

– Да, – кивнул Аюб. В руке он сжимал заточенный супинатор.

– Какой тут может быть особенный план? Всем скопом навалятся. По возможности не убивайте. Все-таки это наши, а не шайтаны…

– «Наши»! – скривился Лось. – При таких «наших» и чужих не надо…

– И потом, думаешь, Рэмбо своих тоже предупредил, чтобы нас не убивали? – спросил Тихий. – Тут или мы, или они.

– Я же говорю – по возможности, – повторил Аюб, и голос его звучал не очень убедительно. – А если возможности не будет – тогда ничего не поделаешь!

В последней фразе звякнула сталь, как всегда, когда он отдавал приказ. За решетчатым окном сгущались сумерки. Также сгущалось и настроение четверки сандаловцев. Хотя «спецы» и демонстрировали оптимистический настрой, перспективы у них были нерадостными, и они это прекрасно понимали.





* * *


Уснуть полковник Бордюгов долго не мог. И выпил хорошо, и поел вкусно, а вот сна ни в одном глазу!

«А все шифровка эта, будь она неладна… Понятно, что Центр крутит какую-то глубоко законспирированную, очень важную операцию. Но почему то закручивает, то откручивает, то опять закручивает? Кто их знает. Скорей всего, они и сами не знают. Только если что-то у них сорвется, то кто крайним окажется? Ясное дело – найдут козла отпущения на месте. Например, военного прокурора. На низового исполнителя можно что угодно свалить!»

Он сел на кровати, опустив ноги на холодный пол: местная котельная топила хорошо, но теплый воздух поднимался вверх, а у щелястого дна вагончика властвовала почти «забортная» температура.

«А тогда могут и в звании понизить, и без пенсии уволить, даже дело возбудить могут за халатность… Да что захотят – то и сделают!»

И действительно, уж кто-кто, а он хорошо знал, то о чем думал. Поэтому прикидывал варианты возможных печальных финалов своей карьеры, уже одеваясь. А через пару минут, не набрасывая бушлата, выскочил на улицу и направился из жилого комплекса в штабной. Дул резкий холодный ветер, кружилась колючая снежная крошка, которую сразу сдувало с мерзлой черной земли в небольшие сугробы, а те таяли днем под сапогами военнослужащих и слабыми лучами зимнего солнца. На территории военного городка было темно, только у модульных домиков служб да у кирпичного здания штаба горели слабые лампочки. Отбрасываемые ими круги желтого света колебались в унисон с порывами ветра.

Ежась, Бордюгов быстрым шагом преодолел небольшое расстояние до сборно-щитового дома с флагом над входом, распахнул дверь, из которой по контрасту ощутимо пахнуло теплом, и уверенно вошел в свою вотчину.

– Товарищ полковник, – вскочил с места старлей Анучин, явно удивленный неожиданным визитом начальника. – Происшествий нет, новых сообщений не поступало!

– Сиди! – махнул рукой прокурор. – Дежурный где?

– Капитан Никонов вышел до ветру!

Бордюгов усмехнулся, но ничего не сказал. Он прошел в кабинет, полистал служебный справочник, ниже номера служебного телефона начальника СИЗО нашел приписку шариковой ручкой – его домашний. Мобильники были здесь бесполезны: глушилки сотовой связи работали исправно.