Смертельная белизна

Выходя, Робин едва заметно улыбнулась Аамиру, но ответной улыбки не дождалась.





18




Так вот до чего дошло! Значит, вот до чего!

Генрик Ибсен. Росмерсхольм



После почти девяти часов вождения у Страйка затекли и разболелись ноги, спина и шея, а пакет с провизией давно опустел. На бледно-чернильной небесной акварели замерцала первая звезда, и тут у него зазвонил мобильный. В такое время ему, по обыкновению, звонила Люси – «просто поболтать»; он не ответил уже на три из четырех ее звонков, потому что при всех добрых чувствах к сестре никак не мог выработать в себе интерес к учебе ее сыновей, к конфликтам в родительском комитете и к хитросплетениям в карьере ее мужа-сметчика. Но, увидев, что звонит Барклай, Страйк нырнул в импровизированный «карман», а на самом деле обычный поворот в поле, заглушил двигатель и ответил.

– Мм, – лаконично начал Барклай. – Насчет Джимми.

– Уже? – Страйк не поверил своим ушам. – Как?

– В пабе, – объяснил Барклай. – Перехватил у него инициативу. Он хрень какую-то нес про независимость Шотландии. У английских леваков есть одна клевая черта, – продолжал Сэм. – Они страсть как любят послушать, какое дерьмо – Англия. За весь день не потратился ни на одну пинту пива.

– Черт побери, Барклай, – сказал Страйк, затягиваясь еще одной сигаретой сверх тех двадцати, что выкурил за этот день, – ты хорошо поработал.

– Лиха беда начало, – сказал Барклай. – Послушал бы ты, как их понесло, когда я стал им втирать насчет прогнивших империалистических устоев армии. Доверчивые ребята, что хошь заглотят. Завтра иду на сходку ОТПОРа.

– На что живет Найт? Есть какие-нибудь соображения?

– Якобы пописывает для пары левацких сайтов, продает отпоровские футболки, толкает наркоту. Запомни: дурь у него беспонтовая. После паба почапали к нему. Лучше уж курить бульонные кубики, нафиг. Я обещал подогнать ему чего-нибудь поприличнее. Мы ведь сможем это провести как накладные расходы, ага?

– Внесу в графу «Разное», – сказал Страйк. – Ладно, держи меня в курсе.

Барклай повесил трубку. Решив воспользоваться случаем, чтобы немного размяться, Страйк вышел из машины, все еще дымя сигаретой, облокотился на ворота из пяти перекладин, ведущие в широкое темное поле, и позвонил Робин.



– Это Ванесса, – солгала Робин мужу, увидев на дисплее номер Страйка.

Они с Мэтью только что прикончили купленное навынос карри, которое ели перед телевизором, расположив подносы на коленях. Мэтью вернулся домой поздно, уставший, а ей не нужны были новые перебранки.

Взяв мобильный, она вышла через застекленную дверь на задний дворик, служивший местом для курения во время прихода гостей. Убедившись, что двери плотно закрыты, она ответила:

– Привет. У тебя все в порядке?

– Нормально. Есть секунда поговорить?

– Есть, – сказала Робин, прислоняясь к садовой стене и наблюдая, как в стекло бьется мотылек, силясь попасть в дом. – Узнал что-нибудь от Дон Клэнси?

– Толком ничего, – ответил Страйк. – Но сдается мне, что есть одна зацепка: Джимми был на ножах с каким-то евреем, бывшим начальником, но я позвонил в ту контору, и оказалось, что бедолага еще в сентябре прошлого года умер от инсульта. А как только я ушел от Дон Клэнси, позвонил Чизуэлл. Говорит, хорьки из «Сан» что-то вынюхивают.

– Да, – подтвердила Робин. – Они звонили его жене.

– Нам оно некстати, – заметил Страйк, и Робин сочла, что это очень мягко сказано. – Интересно, кто навел газетчиков?

– Готова поспорить – Уинн, – сказала Робин, вспомнив, как Герайнт с присущим ему самомнением бросался именами. – Это в его духе: намекнуть журналистам, невзирая на отсутствие доказательств, что у Чизуэлла рыльце в пуху. Нет, серьезно, – продолжила она, не особо надеясь услышать ответ, – как по-твоему, что он такого сделал?

– Хорошо бы узнать, но это по большому счету не важно, – устало выговорил Страйк. – Нам платят не за то, чтобы мы копали под него. Кстати…

– Жучки установить пока не смогла, – предвосхитила его вопрос Робин. – Торчала там допоздна, сколько получилось, но, когда они оба уходили, Аамир запер дверь на ключ.

Страйк вздохнул.

– Ну, ты там поаккуратней, чтобы не напортачить, – сказал он, – но, коль скоро задействована «Сан», выбора у нас нет. Попробуй, что ли, прийти пораньше.

– Я постараюсь, – ответила Робин. – Сделаю. Между прочим, сегодня узнала кое-что странное насчет Уинна. – И она рассказала, как Делия спутала ее с одной из настоящих крестниц Чизуэлла и как Рианнон попала в сборную по фехтованию.

Похоже, у Страйка это вызвало только сдержанный интерес.

– Сомневаюсь, чтобы этим объяснялось желание Уинна скинуть Чизуэлла с должности. В любом случае…

– …сначала средства, потом мотив, – подхватила она, цитируя расхожую фразу Страйка.


– Именно. Послушай, мы сможем завтра встретиться после работы в каком-нибудь пабе? Нужно многое согласовать.

– Хорошо, – сказала Робин.

– Барклай, к слову, на ходу подметки режет, – сообщил Страйк, будто взбодрившись от этой мысли. – Уже законтачил с Джимми.

– Ого, – сказала Робин. – Молодец.

Пообещав прислать ей название удобно расположенного паба, Страйк закончил разговор, а Робин осталась задумчиво стоять в темноте, под мерцающими точками звезд.

«Барклай, к слову, на ходу подметки режет».

Не то что она, сумевшая раздобыть только бесполезные сведения о Рианнон Уинн.

В неистовом стремлении к свету мотылек все так же отчаянно бился о раздвижные двери.

«Идиот, – подумала Робин. – На воле лучше».

Легкость, с которой она солгала, будто звонит Ванесса, должна бы была вызвать у нее угрызения совести, но нет: она лишь порадовалась, что все обошлось. Наблюдая за мотыльком, безнадежно бьющимся крылышками о сверкающее стекло, Робин вспомнила, что сказал ей психотерапевт во время одного из сеансов, когда она долго рассуждала о своей потребности понять, где заканчивается настоящий Мэтью и начинаются ее иллюзии в отношении мужа.

– За десять лет люди меняются, – ответил психотерапевт. – Зачем ставить вопрос так, будто вы ошиблись в Мэтью? Быть может, вы просто оба изменились?

Их первая годовщина свадьбы приходилась на следующий понедельник. Мэтью предложил забронировать на выходные номер в крутом отеле близ Оксфорда. Как ни странно, Робин с нетерпением ждала этой поездки, потому что нынче их с Мэтью отношения обычно улучшались с переменой обстановки. Находясь среди посторонних людей, они волей-неволей избегали скандалов. В подобной ситуации она рассказала ему, как позеленел бюст Эдварда Хита, добавив и другие интересные (с ее точки зрения) факты о палате общин. Мэтью выслушал ее рассказы со скучающим видом, выражая тем самым свое неодобрение всей этой затеи.

Придя к решению, она раздвинула застекленные двери, и мотылек весело залетел внутрь.

– Что так приспичило Ванессе? – спросил, не отрываясь от выпуска новостей, Мэтью, как только Робин вернулась на свое место подле него.

Рядом с ней на столе стояли неувядающие восточные лилии, десять дней назад принесенные Сарой Шедлок; их дурманящий аромат перебивал даже запахи карри.

– Когда мы с ней в прошлый раз ходили гулять, я случайно прихватила ее солнечные очки. – Робин изобразила раздражение. – Между прочим, от «Шанель», Ванесса хочет их забрать. Я сказала, что встречусь с ней перед работой.

– От «Шанель», в самом деле? – переспросил Мэтью с улыбкой, в которой промелькнула надменность.

Робин поняла: он решил, что нашел у ее подруги слабое место, но Ванесса, очевидно, даже вызвала у него симпатию, когда проявила тягу к дизайнерским аксессуарам и нежелание с ними расставаться.

– Мне придется выйти в шесть утра, – предупредила Робин.

– В шесть? – взвился Мэтью. – Господи, я совершенно измотан и не хочу просыпаться в…

– А я как раз собиралась предложить, что лягу в гостевой комнате, – сказала Робин.

– Что ж, – успокоился Мэтью. – Это хорошо. Спасибо.





19




Неохотно я это делаю, но… enfin!..[22] настоятельная необходимость…

Генрик Ибсен. Росмерсхольм



Утром Робин вышла из дома без четверти шесть. Розовое небо приобрело оттенок легкого румянца, а утро выдалось теплым – правильно, что она не взяла кофту. Проходя мимо ближайшего паба, она скользнула взглядом по единственному резному лебедю, но тут же направила свои мысли к предстоящему дню, чтобы не погружаться в раздумья о человеке, оставшемся дома.

Через час, шагая по коридору в сторону офиса Иззи, Робин заметила, что дверь в офис Герайнта уже открыта. На ходу заглянув внутрь, она увидела пустой кабинет, но на спинке стула висел пиджак Аамира. Подбежав к офису Иззи, Робин отперла дверь ключом, рванулась к своему столу, вытащила из коробки с женскими тампонами одно из прослушивающих устройств, сгребла для отвода глаз кипу старых документов и выскочила обратно в коридор.

На подходе к офису Герайнта она сняла золотой браслет, предусмотрительно надетый утром, и слегка подбросила его перед собой, чтобы он откатился в офис Герайнта.

– О черт! – в полный голос проговорила она.

На это никто не ответил. Постучав по открытой двери, Робин сказала «доброе утро» и сунулась внутрь. Кабинет еще пустовал.

Робин бросилась к двойной розетке у плинтуса, под столом Герайнта. Встав на колени, она достала из сумки жучок, выдернула штепсель настольного вентилятора, установила жучок, вдавив его над двойной розеткой, включила в сеть вентилятор, удостоверилась, что он работает, а затем, тяжело дыша, как после забега на стометровку, принялась искать свой браслет.

– Что вы делаете?

Аамир стоял без пиджака в дверном проеме, держа в руке кружку свежезаваренного чая.