Согласие на брак
– Девочка, разве может барс переменить пятна свои? [2]
С застывшей на губах мрачной улыбкой Лиззи проследила за Эми взглядом. Когда та села, она, держа в руках коричневый чайник, тоже подошла к столу и налила ей чашку горячего, крепкого чая.
– Зато у меня за завтраком зверский аппетит, помнишь? – щебетала Эми, вооружаясь ножом и вилкой.
– Немного жирка тебе бы не помешало, – заметила Лиззи, смерив девушку скептическим взглядом. – Ты и в детстве была точно такой же: все ела, ела, а проку никакого.
– И слава богу, – улыбнулась Эми. – Мне нравится быть худой.
– Мужчины любят женщин упитанных. – Лиззи снова поставила чайник на плиту.
– Я и думать не хочу ни о каких мужчинах, – сказала Эми, беззаботно жуя сосиску.
– Захочешь.
– Никогда! – заявила Эми, вспомнив обаятельное лицо Кипа Уэлдона, который часто являлся к ней во сне. Обмакнув в растекшееся по тарелке яйцо кусок хлеба, она отправила его в рот и спросила: – Лиззи, а где сейчас дядя Джиф? Мне хотелось бы извиниться за вчерашнее; кажется, я была не очень приветлива с ним.
Лиззи вернулась к столу и теперь наблюдала за ней, скрестив руки на груди.
– Мисс Эми, все мы вчера наговорили лишнего.
– Это точно, – согласилась Эми. – Кое-что из сказанного тобой у меня до сих пор не укладывается в голове.
Лиззи потупила взор.
– Не стоило мне совать нос не в свое дело. Надо было держать язык за зубами.
Меж тем Эми покончила с яичницей и поднесла к губам чашку с чаем; не успела она сделать и глоток, как лицо ее исказила страдальческая гримаса.
– Что случилось? – переполошилась Лиззи. – Что за кислая мина, мэм?
– Сахар! Ничего страшного. Просто я привыкла пить без сахара. Понимаешь, мы всегда пили кофе…
– В стране янки? – Лиззи презрительно поджала губы. – Это и есть ваша хваленая цивилизация? Кофе по утрам – и на голодный желудок? Прыснув со смеху, Эми изрекла:
– Находясь в Риме, живи как римляне. [3]
– Здесь, в Англии, пьют чай.
– Что ж, я тоже буду пить чай. Не отравлюсь. – С этими словами Эми встала из-за стола.
– Ты, наверное, не помнишь, что такое куриное яйцо, – брюзжала Лиззи. – В Новой Англии, должно быть, и кур не держат.
– Мы ели на завтрак блинчики.
– Блинчики! Как? Блинчики пекут только на масленицу.
– Ну да, блинчики с кленовым сиропом. Пальчики оближешь! Завтрак – это моя страсть. Когда я только приехала в Штаты, Кейт и Марти возили меня на сахарный завод, показывали, как делают сироп.
Лиззи начала убирать со стола. Эми хотела ей помочь, но та остановила ее:
– Эй! Это мое дело. Почему тебе не заняться чем-нибудь другим. Посмотри, например, дом.
– Одна? Ты так и не ответила мне, куда подевался дядя Джиф.
– Он сказал, что хочет заглянуть к Дункану Уорду. Носится со своей дурацкой идеей – открыть Уайдейл-холл для посетителей, надеется выручить какие-нибудь деньги.
– Лиззи, а что мистер Уорд? Он все еще практикует?
Лиззи фыркнула.
– Разве адвокаты когда-нибудь перестают быть адвокатами? Адвокатами они рождаются, адвокатами и умирают. А всю жизнь только и делают, что чешут языки.
Эми прислонилась к столу, вытянув перед собой ноги.
– Ты его не очень-то жалуешь, угадала? Лиззи посмотрела на нее скептически.
– Едва ли твоему дядюшке понравятся твои брюки.
– Мои джинсы? Почему?
– Потому что он человек консервативный, вот почему.
– Ты специально меняешь тему, чтобы уйти от ответа. Я спросила тебя о Дункане Уорде.
– Нет, если хочешь. Он мне не нравится. – Лиззи с грохотом положила сковородку в сушилку. – Дункан Уорд ни разу пальцем не пошевелил, чтобы понравиться мне.
– Он по-прежнему живет в поместье? В том миленьком домике?
– О да! И по-прежнему не платит за постой.
– Наверное, дядя Джиф хочет, чтобы в старой сторожке кто-то жил. Ведь если бы она все эти годы пустовала, то давно бы пришла в упадок.
– Я с этим не согласна, – заявила Лиззи. – Дункан Уорд, несмотря на свои годы, себе на уме. Мы и глазом не успеем моргнуть, как он превратит усадьбу в какой-нибудь тематический парк или, не дай бог, разобьет здесь кемпинг.
– Лиззи, но ты же говорила вчера, что у дяди нет денег. Видимо, надо что-то с этим делать?
– Он снова уговорит Джифа взять кредит в банке.
– Но дядя Джиф не будет залезать в долги…
– Да что ты? – Лиззи едва не опрокинула фаянсовый тазик с горячей водой, в котором мыла посуду. – Так уж и не будет? Насколько я знаю этого Уорда, ему нельзя доверять.
– Лиззи, почему бы тебе не сесть и не рассказать спокойно обо всем, что здесь происходит, вместо того чтобы морочить мне голову своими невнятными намеками?
– Не мое это дело. Я всего лишь хотела предупредить тебя. – Лиззи замолчала и принялась усердно орудовать тряпкой.
– Но…
Лиззи подняла голову.
– Никаких „но“, мисс Эми. Больше я не скажу ни слова. Я только хочу, чтобы ты трезво смотрела на вещи. Ты уже большая девочка. Ты, возможно, считаешь себя совсем взрослой и самостоятельной. Но, прошу тебя, будь осторожна. Ты славная, но чересчур импульсивна. Я понимаю, ты готова на все, чтобы снова поставить Уайдейл-холл на ноги. Только помни: это всего лишь груда кирпичей и штукатурки, вернее, камней и штукатурки. А камни не кровоточат, кровоточит человеческое сердце.
– Но Уайдейл для меня значит больше, чем просто груда щебня, Лиззи. – Эми подошла к экономке и положила руку ей на плечо. – Послушай, если дом действительно в таком плачевном состоянии, надо что-то придумать.
Лиззи бросила тряпку в воду и обернулась. Глаза ее были печальны.
– Иногда, – промолвила она, – лучше оставить все как есть. – Пойми наконец, маленькая мисс, это время – время, которое точит камень. Дом уже очень стар. Он стоит здесь с шестнадцатого века. Не надеешься же ты, что он простоит вечно.
– Именно на это я и надеюсь. – Эми резко отдернула руку. – Пойми, этот дом принял меня, когда мой мир рухнул. Принял меня всем своим каменным сердцем, когда я осталась круглой сиротой. И если время старается стереть Уайдейл с лица земли, то я постараюсь сделать все, чтобы восстановить его.
– Все ли? – Лиззи устремила на нее холодный взгляд, исполненный не то презрения, не то жалости.
Однако Эми не стушевалась; спокойно, не отводя глаз, она ответила:
– Да, Лиззи. Мне кажется, я действительно готова сделать все, чтобы спасти Уайдейл.
Лиззи отвернулась и опрокинула миску с водой в раковину.
– Ну так делай, – буркнула она. – Тебе и карты в руки.
– Мне надо поговорить с дядей Джифом. Последние слова Эми, казалось, успокоили экономку.
– Да, – сказала она. – Так будет лучше всего. Эми заметно повеселела.
– Прогуляюсь-ка я сама к домику Дункана Уорда. А назад мы вернемся вместе с дядей Джифом. Тогда…
Лиззи изменилась в лице. Упершись руками в тощие чресла, она вперила в своенравную девчонку недобрый взгляд.
– Не смей этого делать! Слышишь?
– Но почему? – возмутилась Эми.
Лиззи, похоже, была настроена весьма решительно.
– Потому что! – отрезала она.
– Потому что что? – Эми недоуменно пожала плечами. – Ну же, – настаивала она, – назови мне хотя бы одну причину, почему я не могу пойти и спросить у мистера Дункана Уорда, в каком состоянии находится мое наследство.
– Неужели тебя ничего не интересует, кроме этого? Кроме твоего паршивого наследства?
Эми оторопело посмотрела на нее.
– Лиззи, разумеется, это не так. Неужели ты не понимаешь, что я пошутила?
– В этом доме уже давно никто не шутит. – Лиззи, продолжая яростно тереть фаянсовую миску металлической мочалкой, обернулась.
– О, Лиззи!
– О, Лиззи! – передразнила ее экономка и более миролюбивым тоном продолжала: – Почему бы тебе сперва не осмотреть дом? Это лучше, нежели испытывать терпение твоего дяди, да еще в присутствии адвоката Уорда.
2
Иеремия XIII, 23; другими словами – разве может человек изменить свою природу?
3
Аналогично: в чужой монастырь со своим уставом не ходят.