Увертюра

* * *


Телефон, словно в ответ на мольбу, залился своей пронзительной трелью.

— Арина Марковна, посетитель к вам, — сообщила трубка голосом Пилипенко.

— Очередной псих, что ли?

— Да нет, свидетельница. Вроде это та дамочка, которая на первый труп наткнулась.

— И чего ей?

— Кто ж ее знает? Следователя ей подавай!

— Ну… подавай, что ж теперь.

В прошлый раз — после обнаружения тела Фанни Лунге — дама выглядела спокойной и уверенной в себе. Как будто каждый день на трупы натыкается: подумаешь, ничего особенного. Сегодня же она выглядела растерянной. Или даже испуганной.

— Мне очень нужно с вами поговорить.

— Давайте поговорим, — улыбнулась Арина, чувствуя себя кем-то вроде семейного доктора. Даже вспомнила: если пациенту после разговора с врачом не стало легче, то это не врач. И мысленно уточнила: или пациент уже и к разговорам не пригоден. Впрочем, сейчас был, разумеется, не тот случай. Посетительница хмурилась, покусывала губы, ее явно что-то тревожило — но в меру.

— Мне… страшно. Как вы думаете, этот… убийца может… не знаю, как сказать…

Любопытно, она в самом деле боится или больше придуряется? Жертвы-то категорически не ее типа.

— Почему вы решили, что убийства имеют к вам какое-то отношение?

— За мной следят!

— Вот как? Вы видели этого человека.

— Н-нет. Просто такое ощущение… Как будто на меня кто-то смотрит. Ну вы знаете…

Арина кивнула:

— Это когда вы на улицу выходите?

— Ну да. Дома-то как? Я на шестом этаже живу. Без лифта! — добавила она с понятной в ее возрасте гордостью.

Арине вспомнилось бессмертное «соседи пускают мне скрозь розетки отравляющих газов». Но нет, не похоже, чтобы отставная актриса начала впадать в маразм и жаловаться на подглядывание через окна шестого этажа. Как говорят психиатры, связь с реальностью еще не утрачена.

— И почему вы решили, что следит именно убийца?

— Кто же еще? Это ведь началось после… ну после того… случая. Иначе… кому я нужна, следить за мной?

— Но вы уверены, что слежка вам не…

— Не мерещится? Думаете, старуха из ума выжила? Нет, мне не мерещится. Хотя…

— Что?

— Знаете, а вы правы. Почему я решила, что это именно тот убийца? Глупо. После этого не значит вследствие этого, правда?

— Ну… это одно из основных положений логики, — ободряюще улыбнулась Арина.

Впрочем, в ободрении Марионелла Селиверстовна, похоже, не нуждалась. Глаза заблестели, она явно повеселела.

— Вот и я о том же! Но все так совпало… На самом деле я же не потому к вам пришла. Следят-то, может, и не следят… Хотя я уверена! Но, может, это старость.

Ничего себе старость, подумала Арина. Хотела бы я в ее возрасте так выглядеть и так двигаться. Легкая, стройная, да и лицо… Метров с десяти и не поймешь, что старушка уже. А сзади или сбоку и вовсе.

— Что вы, Марионелла Селиверстовна, какая еще старость!

— Ай, бросьте! — отставная актриса кокетливо махнула затянутой в кружевную митенку ладошкой. — Годы-то никуда не деваются. Может, я в маразм потихоньку впадаю. Вы правильно говорите — с чего я решила. Может, тот… случай действительно вовсе ни при чем. Понимаете, я как раз перед тем — ну, может, дня за два — встретила бывшего мужа. Точнее, не встретила, а… Господи, да что я сегодня в словах-то путаюсь! В общем, я его увидела и мигом в сторону. В подворотню. Как мышка в норку. Совсем не хотелось в воспоминания пускаться, а больше нам и говорить-то не о чем.

— Он вам так неприятен?

— Что вы! Марик… — она мечтательно вздохнула. — Мирослав, но его все почему-то Мариком называли. Он был прекрасный, я влюблена была как кошка. Была. И он… был. А сейчас! — она сокрушенно покачала головой. — Не то чтобы толстый, но какой-то обрюзгший, вялый, тусклый, как застиранная тряпка. Я даже сама, на него глядя, старой развалиной себя почувствовала.

— До развалины вам далеко.

— Да я стараюсь. Но… может, я тогда недостаточно быстро спряталась? Может, он тоже меня заметил? А подойти опасается. Потому что… ну ведь правда, мне до развалины еще далеко, а он… Вот и ходит за мной. Может такое быть?


— Может, конечно. И вы теперь хотите, чтобы полиция, ну или я даже, ему выговор сделали? Чтобы он вас в покое оставил?

— Нет-нет, это пустяки. Если это вправду Арик… как же это я не догадалась! Напридумывала, сама себя запугала. А ведь это даже трогательно. Какая полиция, что вы. с этим я разберусь. Уж что-что, а с мужчинами я всегда умела обращаться. У вас есть муж, деточка? Ну или возлюбленный?

— Есть, — ответила Арина и сама удивилась — зачем она это сказала.

— Мой вам совет. Знаете, что самое-самое главное, чтобы любовь свою не профукать? Не давайте ему садиться вам на шею.

— Марионелла Селиверстовна, это все очень интересно, но вы же понимаете…

— Простите старуху! — дама кокетливо улыбнулась. — Разболталась. Я же и вправду не затем пришла. Вы говорили, что если я что-то вспомню, вам сообщить.

Ну да, ну да. Арина вручила тогда даме свою визитку и велела звонить «если что».

— Могли бы просто позвонить, зачем же так утруждаться.

— Ничего, прогулки полезны.

— То есть, вы что-то вспомнили? — поторопила ее Арина. — Про тот день или?

— Про то утро. Раннее утро же было, парк такой красивый, когда солнце только встает. Хотя он всегда красивый… Ох, простите, опять я в сторону. Да, я вспомнила. Я вам тогда неправду сказала. Ну то есть не неправду, а… как же это объяснить. У Честертона есть про это чудесный рассказ. Стоит полицейский и уверяет начальника, что за время его дежурства мышь не проскочила. А прямо под его ногами, на свежевыпавшем снегу — следы!

— Да-да, я помню этот рассказ. Его нередко в пример свидетельской слепоты приводят. Известный эффект. Свидетель видит униформу, а не человека.

— Вот именно! Я сказала тогда, что никого не видела, а после думала, думала. Видела!

— Неподалеку от места?

Престарелая звезда оперетты разочарованно вздохнула:

— Не совсем. Раньше. Дайте бумагу, я попробую нарисовать.

Арина развернула на столе распечатанный план парка.

— Показывайте.

— Вот тут примерно, — наманикюренный пальчик ткнул в поперечную аллею.

Метров сто, сто пятьдесят от «места», прикинула Арина.

— И кого вы видели?

— Дворника. Ну или как там они в парках называются. Такой, в темно-зеленом комбинезоне, в такой же кепке, с тележкой.

— С тележкой?

— Ну да, вроде как у вокзальных грузчиков, только поменьше.

Тележка! Труп сам от машины до скамейки не дойдет! И — да, на одной из фототаблиц были следы, которые не сочли важными, подобные по всему парку попадались… Ах ты, черт побери! Тележка и форменный комбинезон!

— Вы его разглядели? Ну этого… дворника.

Дама опять вздохнула:

— Я даже не уверена, что это именно «он». Комбинезон, кепка…

— Молодой, старый, средних лет?

— Молодой, — уверенно сообщила Марионелла Селиверстовна. — Знаете, когда всю жизнь в театре, привыкаешь оценивать… ну то есть загримироваться как угодно можно, а вот двигается человек… То есть шаркать по-стариковски молодой тоже может, но это уже специально. Да, сохранность у всех разная, покойный Зельдин всем пример, но все-таки годы — это груз, его не скроешь. Этот двигался как молодой. Ну или молодая… Я удивляюсь на нынешнюю моду унисекс. Как так можно? Идет такое — штаны, футболка, стрижка, не поймешь, мальчик или девочка. А тут комбинезон… Извините.

Посетительница, похоже, только сейчас заметила, что на Арине как раз джинсы и нейтральная рубашка. Да и наброшенная на плечи куртка тоже вполне универсальная. Выглядывающие из-под стола кроссовки — тем более.

— Рост, цвет волос?

— Волосы под кепкой были, рост… или юноша невысокий, или девушка чуть выше среднего. Ну они сейчас все выше среднего.

— Лица не помните, конечно?

Та пожала плечами.

— Смутно. Не негр, не мулат, не азиат. Европеоидное лицо. Ну или славянское, если угодно. Общее ощущение правильности, обыденности, привычности, понимаете? Это вам поможет? Мне так стыдно, что я сразу не…

— Ничего-ничего. Думаю, ваша информация может оказаться полезной. Спасибо, Марионелла Селиверстовна. Давайте пропуск подпишу. И если еще что-то вспомните — звоните сразу.