Увертюра

Она выдохнула почти облегченно. Все-таки тупица. Или… Кто там сказал, что ум не имеет отношения к образованности? Если дурак получит университетский диплом, умным он не станет, станет дураком с университетским дипломом. Нет-нет, Чайник — далеко не дурак, это ясно. Дураки стремительных карьер не делают. В аппаратных играх Чайник — виртуоз. Но почему же так и кажется, что он — тупица? Савельев вон — редкостный зануда, но даже злейший враг его тупицей не назовет. Потому что профессионал. А в чем профессионал Чайник (даже звучит смешно)? В аппаратных играх? Интересная, должно быть, профессия — карьерист…

— А может, без водолазов обойдешься? — почти жалобно спросил профессиональный карьерист. — Нет, ясно, что машину поднимать надо, но пусть тамошние подсуетятся?

— Ага, подсуетятся они! А если в салоне какие-то следы остались? Надо, чтоб Никас посмотрел, да и медики пусть биологию поищут.

— И чего они там наищут? Может, эта профессорша с дочкой просто в аварию попала? Уехали покататься и свалились в воду. Обычное ДТП и к нам не имеет отношения.

— Когда Мирра Михайловна пропала, — терпеливо сообщила Арина, — пустой «рено» еще сколько-то стоял возле спорткомплекса. Ну где сын ее занимается.

— Так, может, ее просто угнали? Типа покататься.

— Тот, кто отогнал «рено» очень старался не попасть на камеры. Да и по времени не получается, — она вкратце пересказала содержимое тех записей, что они отсматривали вместе с Киреевым.

— Ладно, убедила. Бери кого хочешь: водолазов, мчсников или кто там должен машины вытаскивать, экспертов, патологоанатомов, хоть графологов и экстрасенсов — только смотри у меня — чтоб результат был! Результат давай! А то пришлют из области, а то, неровен час, и из столицы бригаду типа на помощь, и где мы тогда окажемся? Они явятся, считай, на готовенькое, и вся наша работа псу под хвост. Ну не то чтобы под хвост, но кто вспомнит? Я почему на тебя ору-то? Ты не обижайся, я понимаю, что ты пашешь, как крестьянская лошадка, но если дело заберут, даже если тебя в бригаде оставят, толку что? Кого, если что, награждать будут? Уж точно не нас с тобой. Так что давай, Вершина, давай результат. Ясно?

— Да, Петр Ильич, конечно.

Можно подумать, ей самой результат не нужен, и «пашет» она исключительно из любви к процессу расследования, размышляла она всю дорогу до места обнаружения утонувшей машины. Вот только представления о результате у них с Чайником, похоже, сильно разные. Для него — отчитаться победно перед вышестоящими, для нее — найти пропавших живыми. Хорошо бы при этом еще и самого похитителя поймать, но это уже дело второй значимости. А кого там за это наградят — и вовсе плевать. Ну… почти. Кто бы спорил, здорово было бы войти в учебники как следователь, вычисливший музыкального Имитатора — да вдобавок еще и успевший последних жертв живыми найти! Приятно, да. Вот только «найти живыми» — несоизмеримо важнее, чем «войти в учебники».

На льющиеся с вздымающегося из серой воды «рено» потоки Арина смотрела почти равнодушно. Даже появившаяся в поле зрения табличка с номером не заставила сердце вздрогнуть. Вот если бы номер был посторонний — тогда, пожалуй, имело смысл забеспокоиться, а раз машина та самая, значит, никаких неожиданностей. Следователь — лицо процессуальное, без нее никак. Но все это — крики, недовольное хмыканье криминалиста, забирающийся под тонкую куртку ветер, протокольные фразы, пронзительные вопли чаек — все шло как будто мимо сознания. Она чувствовала себя не человеком — функцией. Роботом, который должен обеспечить процедуру и должным образом ее зафиксировать, оформить все бумаги, все подписи, все действия и бездействия. Человек же рвался в заброшенную промзону, в которой канул белый фургон и — сейчас Арина была в том почти уверена — где должны находиться Мирра, Милена и Юлий. И, вероятно, та девушка с камер наблюдения, водитель этого проклятого фургона.

— Только на многое не рассчитывай, — сказал вдруг над самым ухом Никас.

— Да я понимаю, — почти радостно ответила Арина, чувствуя, что совсем скоро робот сможет уступить место человеку. — Вода все смывает.

— Положим, далеко не все, но тут тебе не стоячий пруд, а это все осложняет.

— Но и ты не абы кто, а маг и волшебник, разве нет?





* * *


— Кстати, тут до квартиры минкинской бабули рукой подать, — сообщил Киреев.

— Угу, — буркнула Арина. — А еще тут неподалеку живет мальчик Харитон Седых. Помнишь, я говорила?

— Помню. Один из таких же, как Юлий Минкин, но ты решила, что он ни при чем. А сейчас перерешила?

— Да нет, просто подумалось. Что, если Юлий и Харитон еще в школьные времена были знакомы?

— Питер — вообще маленький город, ты не знала?

— Плотность случайных столкновений тут точно выше среднестатистической. Вот у меня дома, например, я могу неделями ни с кем из одноклассников не пересечься, хотя казалось бы, все не то что в одном городе, все-таки миллионник, вообще на одном пятачке живем. Ну… жили, пока я в Питер не перебралась. Питер в этом смысле совершенно необыкновенный.

— Я как-то неделю подряд сталкивался со всеми своими бывшими девушками. Причем действительно случайно. Потом вдруг раз — и все.

— Внезапная статистическая флюктуация, — небрежно заметила Арина, испытывая странное двойственное чувство. Даже тройственное. С одной стороны слышать про бывших девушек Киреева было почему-то не слишком приятно. С другой — даже наоборот, они же «бывшие»? С третьей — она была недовольна собой: какое ей вообще дело до его девушек, бывших, нынешних и будущих?

— Вот тут нашу «газель» камеры в последний раз заметили. Угол Зеленого проезда и чего-то там Кирпичного.

Зеленым проезд был лишь по имени. Пунктирные тротуары с выкрошенными поребриками, пыль, асфальт, шлакоблоки — и хоть бы одно дерево! Или хотя бы кустик! Ничего. Серость и уныние. А почти сразу за перекрестком вдоль разбитой проезжей части потянулись бетонные плиты — так иногда огораживают особо ценные стройки. Здесь, если стройка и велась, то когда-то очень давно, сейчас в щели между плитами можно было разглядеть только заросший бурьяном и заваленный мусором пустырь. Такой же пустырь простирался справа.

Метров через триста-четыреста он сменился грязно-белой кирпичной стеной, кое-где «украшенной» железными воротами. Довольно ржавыми.

Довольно скоро проезд уперся в бетонный забор. Кир, буркнув под нос «станция Юрюзань, кто приехал, вылезай», сдал назад, свернул влево, в один из ответвляющихся от «центрального проспекта» «переулков», по обе стороны которого выстроились не то гаражи, не то ремонтные боксы: опять грязно-белый кирпич и железные створки. Потом последовал еще один поворот, и еще один, и еще… Арина скоро потеряла представление о том, где она находится и как, если что, отсюда выбираться.

Кое-где «переулки» были так узки, что двум машинам не разъехаться, а кое-где и одна застряла бы.

— Эти нам не годятся. Если наша блондинка их сюда привозит, надо, чтоб машину можно было сразу куда-то загнать. Потому что безлюдно-то здесь безлюдно, но перетаскивать безжизненные тела лично я бы поостерегся. По закону подлости в самый неподходящий момент непременно появляется свидетель. А то и свидетели.

Так что совсем узкие проходы они игнорировали.

— Постапокалипсис тут снимать, — буркнул под нос Киреев.

На карте промзона выглядела неправильной формы небольшим серым пятном. Небольшим! Два, три, ну, может, четыре квартала. Но сейчас ей казалось, что они кружатся по этому пятну уже очень долго. И будут кружиться вечно.

Кирпичные гаражи сменялись железными ангарами, потом вдруг опять возникали глухие стены или щерились пустыми окнами заброшенные здания промышленного вида. По большей части одноэтажные, но некоторые возвышались на два и даже на три этажа. Раза два попались пустые бетонные каркасы — столбы и перекрытия — недострой.

Некоторые ворота (или правильнее — двери?) были распахнуты. Но живых людей почему-то никак не попадалось. Попрятались они все, что ли?


— Кир! — Арина от неожиданности схватила опера за рукав.

Справа от темного проема открытых ворот курил мужик в брезентовых штанах Голый торс лаково поблескивал крепким загаром. Как он не мерзнет, удивилась Арина.

— Уважаемый! — негромко позвал Киреев. — Машину тут не виде…

Договорить он не успел. Мужик, щелчком отбросив окурок, шагнул в распахнутые железные ворота — и пропал.

Они рванулись в темный проем так дружно, словно там не было ничего опасного. Главное — догнать этого, в брезентовых штанах, а там — будь что будет.

Но дядька как сквозь землю провалился. Впрочем, среди ящиков, ржавых автомобильных крыльев, гнутых труб и металлических конструкций вовсе уж непонятного назначения могло прятаться что угодно. Например, немецкий танк времен Великой Отечественной. Или даже, чем черт не шутит, тираннозавр. Торчащая из-за груды ржавых бочек труба действительно напоминала танковую пушку. А неровная пирамида полуразвалившихся ящиков справа — тираннозавра.

Конечно, им не удалось обнаружить ни танков, ни тираннозавров. Ни, что было совсем огорчительно, никаких мужиков в брезентовых штанах. Или пусть даже без штанов.

— Ладно, — Киреев потащил Арину к выходу. — По крайней мере убедились, что какие-то аборигены тут имеются. Поехали дальше искать.

Следующий абориген, кроме заляпанных мазутом джинсов, был одет в такую же заляпанную тельняшку и жилетку с миллионом карманов. Из некоторых торчали хвосты провода и какие-то черные рукоятки.

Киреев выскочил из машины и заговорил — быстро-быстро, просительно, чуть ли не заискивающе:

— Слышь, братан, погоди, мне только спросить.

Тот обернулся, поглядел выжидающе, но не произнес ни слова.

— Приятель у меня тут где-то, он объяснял, да я что-то заблудился. Может, подскажешь, где тут чего? Он на белом фургоне ездит. Может, видел?

Дядька, подумав несколько секунд, помотал головой и все так же равнодушно двинулся вглубь.

За следующие сорок минут они «выловили» еще четверых — разной степени одетости и замызганности. С одним из подобных персонажей удалось даже поговорить почти подробно.

Но белой «газели» не видел никто.

— Даже собаку сюда не притащишь! — Киреев обреченно махнул рукой. — Ни запаха Юлия, ни тем более его сестры — или кто там эта девушка — ничего у нас нет, не с чем сравнивать, кого собаке вынюхивать!

— Кир, ты гений! Собаку сюда надо!

— Так не с чем же… — он не договорил «сравнивать», хлопнул себя по лбу. — Ах ты, что ж я тупой такой! Девушка на белом фургоне — да, вполне призрак, но Юлий-то до последнего момента жил дома! И если он тут появлялся, хорошая собака это унюхает!

О том, что Юлий тут мог и не появляться — или появляться в виде обмотанного веревкой или скотчем тючка в недрах белого фургона — Арина предпочитала не думать. Ведь хорошая собака и внутри машины может что-то или кого-то учуять. И даже если Юлия сюда просто привезли — может, запах еще остался?





Четверг





* * *


— Ой! — от удивления Арина попятилась.

Вылетевшая из полицейской «тойоты» псина, взлайнув, присела на мгновение — и заскакала вокруг, мотая хвостом и высоко подбрасывая задние лапы.

— Фу, Сушка, как не стыдно! — укоризненно сказала вылезшая следом полноватая девушка в форменной куртке.

— Старший сержант Коломыйцева, — отрекомендовалась она Арине. — Вы не пугайтесь, Сушка в жизни никогда никого не укусила. Просто засиделась, вот и веселится. Ну и работу чует. Любит она это дело, — круглощекое лицо расплылось в улыбке.

Не улыбнуться в ответ было совершенно невозможно.

— Да я не испугалась. Удивилась. Почему-то думала, что в полиции только овчарки служат.

Скакавшая вокруг псина мотала кудрявыми ушами и тоже улыбалась. От овчарки у нее был только хвост. Да и от овчарки ли? Может, от лайки или кого-то в этом роде. Арина на мгновение задумалась: помесь спаниеля — вон уши какие, ни у кого таких больше не бывает — и… а вот даже и не скажешь, кого еще.

— У патрульных или там у ОМОНа овчарки, а так разные. Нам же не на выставки, нам рабочие качества требуются. А Сушкин нос — это, я вам скажу, всем носам нос!

— Это ее так зовут? Сушка?

— Так точно, — подтвердила девушка. — За сушки с тмином на голову встанет.

— Товарищ старший сержант, — начала было Арина.