Владимир Высоцкий - Суперагент КГБ
Часть 7 из 38 Информация о книге
Как писатель, интеллектуал и друг семьи Бориса Пастернака, Кротков был хорошо принят среди иностранных дипломатов, работавших в Москве. Этот высокий худощавый мужчина с темно-русыми волосами и выразительными чертами лица мог свободно вести беседы как на русском, так и на английском языках по самым разнообразным темам, будь то искусство, история или руководители страны. Он уже вполне научился использовать стремление иностранцев расширять свои контакты с советскими гражданами. В качестве первых заданий Кротков должен был вербовать красивых девушек, которые могли бы быть использованы спецслужбами для заманивания иностранцев. Он набирал их главным образом среди актрис (вспомним историю с Л. Гурченко. — Ф. Р.), с которыми ему постоянно приходилось сталкиваться по работе. В качестве поощрения им обещали лучшие роли, деньги, красивую одежду или немного свободы и развлечений — все то, что отсутствовало в обычной жизни. Подобные сотрудники назывались «ласточками». Для выполнения заданий они использовали так называемые ласточкины гнезда — специально оборудованные двухкомнатные квартиры. В одной комнате девушка соблазняла иностранца, которого она должна была затем скомпрометировать, а в другой специалисты разведслужбы фиксировали все происходящее на фотопленку… Через несколько дней Кунавин познакомил Кроткова с другим секретным сотрудником КГБ, который должен был соблазнить жену помощника военно-воздушного атташе. Этим человеком был Михаил Орлов — известный актер и певец, идол московской молодежи (выделено нами — Авт.). Высокий рост и цыганская внешность (отметим, что Козаков действительно был похож на цыгана и в 1958 году даже сыграл такового в фильме «Трудное счастье». — Авт.) делали его первоклассным соблазнителем, и эти его качества зачастую использовались для заманивания в ловушку иностранных представительниц слабого пола. Незадолго до того КГБ предоставил ему квартиру в качестве вознаграждения за оказанные услуги при проведении операций с американками. На третьей встрече присутствовал Борис Черкашин — молодой лейтенант КГБ, который выдавал себя за дипломата и проходил под фамилией Карелин. Несколько месяцев назад Черкашин и Орлов получили приказ сопровождать группу французов, направлявшихся к Черному морю, играя одновременно роль отпускников-холостяков. Там Черкашину «случайно» удалось познакомиться с госпожой Дежан, и по возвращении в Москву ему уже довольно часто приходилось с ней встречаться на официальных приемах. К тому времени КГБ посчитал, что уровень их знакомства вполне достаточен, чтобы он мог пригласить ее на прогулку со своими друзьями и поближе свести ее с Кротковым. Проконсультировавшись со своим мужем, госпожа Дежан приняла приглашение, уточнив, что она поедет вместе с двумя своими подругами…». Короче, эта операция против М. Дежана завершилась благополучно: французский дипломат, застигнутый врасплох во время интимной близости с молодой женщиной, дал свое согласие сотрудничать с КГБ. Почему сам М. Козаков не счел возможным упоминать этот эпизод понятно: одно дело рассказать о неудачной операции на ниве сексуального шпионажа (дескать, я оказался плохим агентом) и совсем иное дело операция удачная, да еще, если жертвой ее стал видный иностранный дипломат. А по последним Козаков (впрочем, как и многие другие его коллеги по актерскому цеху, завербованные КГБ) работал весьма часто и активно, поскольку постоянно вращался в богемной столичной среде, где бывали как иностранные дипломаты, так и деятели зарубежной культуры, также являвшиеся объектом пристального внимания со стороны советских спецслужб. Ведь театр «Современник» по словам самого Козакова, который работал в нем более 11 лет (1959–1970) был «Модерн театр фром Москоу». И далее его же слова: «Называю самые первые из приходящих на память звучных имен имена людей, с которыми мы встречались. Норис Хоутон, крупнейший театральный деятель Америки, написавший книги о театре России… Актеры — Ричард Харрис, Витторио Гассман. Роже Планшон — режиссер, артист, драматург. Питер Брук — тот, что брат Плучека. Киношники Роже Вадим и Джейн Фонда. Англичане, французы, итальянцы, американцы, поляки… Что говорить, в Москву тогда стремились многие — был, стало быть, интерес… Я не занимался стукачеством, и они (чекисты. — Авт.) держали слово — никаких доносов на товарищей. Время от времени мне напоминали о себе: звонили по телефону, назначали свидания в разных местах (в гостиницах, на частных явочных квартирах, просто на улицах). Это случалось, как правило, после приемов в американском посольстве или перед приемом в каком-нибудь другом капиталистическом посольстве. Их интересовало мое отношение к послу, его жене или какому-нибудь другому лицу посольства. КГБ никогда не спрашивал меня про поведение советских людей, бывших на этих приемах… Правда, было еще одно задание: «поработать» с секретарем американского посла, который тянулся к «Современнику», — пригласить его домой. Не я единственный в этом участвовал, но грех был: его напоили, вытащили какие-то документы — словом, скомпрометировали, и он вынужден был из Союза уехать…». И еще одно примечательное место из интервью Козакова: «Коллег, тоже работавших на КГБ, я знаю, но никогда не назову их фамилии. Это достаточно популярные актеры. Впрочем, не только актеры». Можно только догадываться о том, каких именно звезд нашего театра и кино Козаков имеет в виду. Например, только в одном «Современнике» с ним вместе работали такие звездные исполнители, как Олег Ефремов, Олег Табаков, Евгений Евтигнеев, Олег Даль, Игорь Кваша, Галина Волчек, Петр Щербаков и др. Вспомним слова Козакова об операции против американского посла: «Не я единственный в этом участвовал» — наверняка, был кто-то и из его коллег-современниковцев, поскольку посол-то был фанатом именно этого театра. Кто знает, может быть, когда-нибудь имена агентов КГБ из числа актеров «Современника» и будут явлены миру, как это случилось с тем же Козаковым. А пока широкая общественность узнает имена других агентов из числа «звезд», причем иногда такого рода информация поступает окольными путями. Например, вот что заявила в интервью газете «Мир новостей» (21 сентября 2004 года) дочь знаментого барда А. Галича Алена Архангельская-Галич: «В начале 90-х мне показали часть кагэбэшного досье моего отца, где были доносы «с кем встречался Гитарист», «что говорил», «о чем пел» и т., подписанные агентурными кличками «Фотограф», «Гвоздь». Когда я прочитала эти «документы», я сразу догадалась, о ком идет речь, потому что прекрасно знала круг общения папы в тот или иной период, кто был рядом и мог ЭТО написать. Ну и потом не нужно быть заядлым кроссвордистом, чтобы «расшифровать» известного актера (его уже нет в живых), с которым папа играл на одной сцене еще в юности в арбузовской студии и который подписывал донесения «Гвоздь» и «Хромоножка». Кстати, комитетчики подтвердили, что я не ошиблась…». Дочь Галича права: в самом деле, не надо быть заядлым кроссвордистом, чтобы не догадаться, о какой «Хромоножке» идет речь. Достаточно перечитать биографию Галича и вспомнить, кто из знаменитых впоследствии советских актеров играл с ним в арбузовской студии. Таким был, к примеру, Зиновий Гердт. Который, будучи на фронте, был ранен в ногу и с тех пор хромал. Не он ли и был тем негласным агентом КГБ подле Галича? Если это верно, то трудно сказать, на какой именно почве смогли завербовать Гердта, и когда в точности это произошло. М. Крыжановский: «Такая история могла иметь место быть только в эпоху ельцинского бардака и беспредела. Дочь Галича вышла на администрацию президента и оттуда дали указание ФСБ показать ей «часть досье», «агентурные донесения», подписанные агентом с двумя псевдонимами — «Гвоздь» и «Хромоножка». Даже при таком раскладе начинаются несоответствия: 1) в КГБ не существовало «досье», это было рабочее дело; 2) не было никаких «донесений», на каждом документе было указано «агентурное сообщение»; 3) никогда, даже если Ельцин лично приказал, офицер спецслужбы не расшифрует фамилию агента человеку без допуска к сов. секретным документам. Тем более, если Гердт был еще жив (а он скончался в ноябре 1996-го). 4) агентов с двумя псевдонимами по 5-й линии не существовало. Вместе с тем, Гердт мог быть агентом КГБ, поскольку был физически ущербным, а такая агентура, как правило, мстит здоровым и успешным людям…». Кстати, в творческой биографии этого, без сомнения, замечательного актера была одна кинороль, которая оказалась созвучной его негласной деятельности: в фильме Э. Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово» (1981) герой Гердта (сильно хромающий старик) выполнял деликатные поручения царской охранки — следил за неблагонадежными людьми. Потом, правда, сильно по этому поводу переживал. Мучили ли самого Гердта угрызения совести, неизвестно. Впрочем, вопрос с одной стороны неуместный, учитывая то, что работа на спецслужбы родного тебе государства — вещь почетная. Однако дело-то все в том, что Гердт, после падения СССР, заделался ярым антисоветчиком и со страниц многих печатных изданий клеймил позором советский строй, называя его последними словами. Согласитесь, странная позиция для возможного негласного сотрудника КГБ, который считался оплотом советского строя. Впрочем, если стоять на точке зрения, что с некоторого времени КГБ не укреплял, а наоборот, исподволь расшатывал и перенаправлял направление развития советского строя, то тогда многое в поведении агентов-перерожденцев становится понятным. Однако на эту тему у нас еще будет время поговорить отдельно, а пока — ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ В 1958 году к руководству КГБ СССР пришел бывший руководитель ВЛКСМ А. Шелепин. При нем началась широкомасштабная перестройка КГБ, причем в сторону его сокращения. В феврале 1960 года некоторые управления Комитета были ликвидированы, а их функции перешли к другим подразделениям. Эта участь постигла и 4-е Управление, которое было сужено до размеров отдела и влилось во 2-е Главное Управление (контрразведка). До реорганизации 4-е управление возглавлял генерал Е. Питовранов, а его заместителем был недавний парторг 4-го управления Филипп Бобков. Именно последний курировал «интеллигентское» направление (5-й отдел, надзиравший за 4-м управлением Минздрава и академическими театрами Москвы) и реорганизовал агентурный аппарат сообразно духу времени. Исходя из того, что кругом идут сокращения, он объявил, что количество агентов стало слишком большим, из-за чего в их сообщениях стало трудно разбираться. И что "делать звание агента госбезопасности обязательной ступенькой к получению звания заслуженного артиста недопустимо". Бобков стал приглашать на конспиративные встречи деятелей культуры из числа агентов и объявлять им, что сотрудничество с ними на агентурной основе завершено. Однако тут же инструктировал: дескать, если «бывшие агенты» узнают что-то, что может повредить безопасности страны, то они должны немедленно сообщить об этом в КГБ. «Бывшие», естественно, соглашались, поскольку были хорошо наслышаны о крутом нраве начальника «четверки»: как гласит легенда, при Питовранове не было ни единого случая, когда у него кто-то отказывался от вербовки. В конце 50-х именно кандидатура генерала Питовранова рассматривалась на место начальника ГРУ и при таком раскладе Бобков становился одним из самых молодых начальников управлений КГБ. Но не сложилось. К руководству КГБ пришел бывший «главный комсомолец» Шелепин, у которого сразу не сложились отношения с Питоврановым. В итоге того отправили в почетную ссылку — старшим консультантом при внешнеполитической разведке Китая. А «четверку» реорганизовали и влили в состав контрразведывательного главка (там он стал 2-м отделом с 6-ю отделениями). Бобков же стал начальником отделения, отвечавшего за иностранных журналистов, аккредитованных в Москве. После смещения Н. Хрущева в октябре 1964 года численность 2-го отдела стала расти, но происходило это не столь быстро. Зато вновь стала заметно расти агентура, что, как уже отмечалось, вытекало одно из другого. В итоге, весной 1967 года, когда на Лубянке в очередной раз поменялось руководство (В. Семичастного сменил Ю. Андропов), 2-й отдел вновь вновь стал самостоятельным управлением (5-м), ведавшим вопросами борьбы с идеологическими диверсиями. В сферу интересов этого подразделения, спустя год после его создания, угодил популярнейший актер Андрей Миронов. Дело было весной 1968 года, за несколько дней до начала съемок знаменитой комедии «Бриллиантовая рука» (именно с нее и начнется феерическая слава актера Миронова), его тоже пытался завербовать КГБ. Об этом широкая общественность узнает много лет спустя — уже в наши дни, из мемуаров бывшей возлюбленной Миронова Татьяны Егоровой. Заглянем и мы в ее книгу под названием «Миронов и я». Со слов мемуаристки, события развивались следующим образом. Вместе со своим другом детства и коллегой по Сатире актером Владимиром Долинским Миронов гулял по Арбату. Когда они проходили мимо американского посольства на Спасо-Хауз, они столкнулись с двумя симпатичными девушками. Услышав в их устах английскую речь, друзья решили за ними приударить. Миронов стал говорить по-английски, Долинский обошелся родным, русским наречием. Девушкам молодые люди понравились, и они пригласили их прогуляться в посольском саду. Знай актеры, что перед ними дочери американского посла, глядишь, поостереглись бы принимать их приглашение. Но они ни о чем не догадывались и поэтому смело вошли на территорию посольства. И пробыли там больше часа. Последствия не заставили себя долго ждать. Уже на следующий день Миронову позвонил незнакомый мужчина, который представился офицером КГБ. Чекист предложил Миронову встретиться и назвал адрес: дом в центре Москвы, где у КГБ была явочная квартира. Отказаться актер не посмел и только там осознал, какую глупость он совершил накануне. Чекист объявил ему, что, оказавшись на враждебной территории, он совершил преступление (нарушил государственную границу) и теперь должен искупить свою вину — дать согласие на сотрудничество с КГБ. В противном случае чекист пригрозил Миронову серьезными неприятностями. “Вы, кажется, только что начали сниматься в очередном фильме? Так вот, если не согласитесь, из фильма вы вылетите. Да и в театре вам мало что будет светить: ни главных ролей, ни зарубежных гастролей вы не увидите”. Миронов был в шоке: стать негласным агентом КГБ он явно не хотел, но и без актерской профессии он себя тоже не мыслил. Видя его колебания, чекист дал ему время на обдумывание своего предложения. Самое интересное, но это время растянулось на весьма длительный срок. 25 апреля 1968 года начались съемки «Бриллиантовой руки», причем в них участвовал и Миронов. Отсюда выходило, что чекисты решили не форсировать события и дать актеру благополучно отняться в главной роли. И только осенью, в октябре того же года, они дали Миронову знать о себе снова. И невольным свидетелем этого стала Егорова. Все получилось случайно. В коридоре холостяцкой квартиры Миронова в Волковом переулке (рядом с зоопарком) зазвонил телефон, Миронов поднял трубку и мгновенно изменился. Минуту назад он был веселым и общительным, а тут его лицо буквально окаменело, фразы стали какими-то механическими. Заметив это, Егорова сразу после звонка стала допытываться, в чем дело. И актер не удержался — рассказал ей о том, что с весны его преследует КГБ, уговаривая согласиться сотрудничать с ним. “Что мне делать, Таня? — спрашивал Миронов. — Они обещают, что если я не соглашусь, порушить мою карьеру’’. “Нечего было приставать к бабам! — огрызнулась поначалу Егорова. Но потом сменила тон: “Чего ты боишься? Они же вместо тебя не придут на сцену играть Фигаро? И в “Бриллиантовой руке” тоже не снимутся. Они просто пугают”. Но Миронов ей не верил. Да и сама она, честно говоря, тоже мало верила себе, поскольку понимала — при желании КГБ может сделать с человеком все, что угодно. И снова отметим одну странность. В те дни Миронов готовился к своей первой зарубежной поездке, причем в капстрану — в Японию. И в силах КГБ было не пустить актера в это путешествие, но там и пальцем не пошевелили в этом направлении. В итоге в страну Восходящего солнца актер все же съездил (15–23 октября 1968 года). А едва вернулся на родину, как снова угодил в поле зрения КГБ — ему вновь позвонил тот самый человек, который пытался завербовать его весной. Разговор был коротким: чекист назначил артисту свидание завтра у зоомагазина на Кузнецком мосту. “Суки!” — произнес в бешенстве Миронов, едва на том конце провода раздались короткие гудки. Но делать было нечего — надо было идти. Знай Миронов, что произойдет во время этой встречи, наверняка перенес бы ее на другое время. А произошло следующее. Егорова решила отвадить КГБ от своего возлюбленного и выбрала для этого самый простой способ. Подкараулив оперработника, когда он подошел к Миронову, она выскочила из магазина и стала бить бойца невидимого фронта… серебряным подсвечником, прихваченным из дома. При этом она оглашала улицу истошными криками: “Держи вора! Ах ты, педерас безглазый! Я тебе руки вырву, если ты еще раз к нему подойдешь!”. На чекиста это нападение произвело такое впечатление, что он предпочел спешно ретироваться. На этом тема «Миронов и КГБ» в книге Егоровой была исчерпана. То есть, получалось, что чекисты оставили актера в покое, видимо, сочтя за благо не связываться с его экзальтированной возлюбленной. Однако так ли это было на самом деле? М. Крыжановский: «Два эпизода в этой истории вызвали у меня легкое сомнение. Двое молодых мужчин, 27-летний Миронов и его друг Долинский случайно прогуливаются у американского посольства. Их случайно подзывают две молодых девушки, дочери посла. Миронов и его друг заходят за ограду свободно и милицейский пост их упорно не замечает. Хотя милиционеры у всех посольств на самом деле — это переодетые сотрудники 7-го Управления КГБ (наружное наблюдение и охрана дипкорпуса). О чем беседуют, о чем договариваются и что друг другу, возможно, передают, двое советских граждан и американские подданные, неизвестно. Однако видеосъемка инцидента, на который не отреагировал пост, и рапорт идут во 2-е Главное Управление (контрразведка) и во 2-й отдел УКГБ по Москве. То, что Миронова (без друга, кстати) в этот же день пригласили в УКГБ и практически профилактировали, говорит о том, что это был не первый инцидент такого рода. Миронов испугался, поэтому ему тут же сделали вербовочное предложение — такое после профилактики практикуется довольно часто. Актер написал объяснение следующего содержания: Начальнику УКГБ по г. Москве и Московской области генерал-лейтенанту Лялину С. Н.[2] 24 апреля 1968 г. ОБЪЯСНЕНИЕ Я, Миронов Андрей Александрович, 1941 г. р, уроженец и житель г. Москвы, русский, беспартийный, несудим, холост, артист Театра Сатиры, по существу заданных мне вопросов хочу объяснить следующее. 22 апреля с. г. я вместе с моим товарищем, также актером Театра Сатиры Долинским В. А., проходили примерно в 5 ч. вечера мимо здания посольства США в Москве по улице Чайковского, 37. В это время из-за открытой ограды посольства нас позвали две девушки, как оказалось впоследствии — дочери посла США. Они узнали нас, поскольку бывали ранее на спектаклях Театра сатиры. Мы вошли на территорию посольства и у нас состоялся короткий разговор о театре с указанными девушками. Примерно через 30 минут охрана посольства попросила нас покинуть территорию, что мы и сделали. В ходе проведенной со мной сотрудником УКГБ беседы мне было разъяснена недопустимость несанкционированного захода на территорию посольства США, поскольку она является территорией иностранного государства. Хочу заверить органы КГБ, что в наших действиях не было умысла, мы совершили ошибку, не зная соответствующих законов. Обещаю впредь подобных инцидентов не допускать. Объяснение написано мной собственноручно. Миронов А. А.» М. Крыжановский: «Тогда же Миронов написал подписку о согласии сотрудничать с КГБ в качестве агента. В противном случае его бы, как профилактированого за подобный инцидент, не пустили бы в Японию — я бы лично такого не сделал даже под угрозой увольнения. После возвращения из заграницы Миронов встречается с завербовавшим его оперработником и пишет агентурное сообщение о поездке. А вот следующая встреча в зоомагазине, в нарушение всех правил конспирации, выгладит абсурдом, пока я не вспомнил, что же она мне напоминает. Негласное опознание объекта, вот что. Засек один из сотрудников КГБ Миронова где-то, скажем, в Сокольниках на моментальной встрече с сотрудником резидентуры ЦРУ под крышей посольства. Решили устроить проверку, пришел в зоомагазин чекист, устроился где-нибудь в углу, а затем подъехал Миронов без грима и в нетеатральной одежде. Егорова, перед которой Миронов расшифровался как источник КГБ, врывается в магазин, устраивает скандал и уводит актера. После расшифровки дальнейшая работа с Мироновым бессмысленна, его исключают из агентурного аппарата. Сов. секретно экз. № 1 Начальнику УКГБ по г. Москве и Московской области генерал-лейтенанту Лялину С. Н. 12 ноября 1968 г РАПОРТ об исключении агента "Михайлова", л. д. № 31265 из агентурного аппарата органов КГБ Я, ст. о/уполномоченый 1-го отделения 2-го отдела УКГБ майор Николаев М. В., рассмотрев материалы личного и рабочего дел агента «Михайлова» — Миронова Андрея Александровича, 1941 г. р., ур. г. Москвы, русского, гражданина СССР, беспартийного, холостого, актера Театра Сатиры, проживающего в г. Москве, Волков пер, 4, кв. 16, Установил: 24 апреля 1968 г 1 — м отделением 2-го отдела КГБ после проведенной профилактики Миронов А. А. был завербован в качестве агента органов КГБ «Михайлова». От него была получена ценная в оперативном отношении информация о его связях среди сотрудников посольства США, а также данные об антисоветских высказываниях актеров театра, в частности, Ширвиндта А. А. 24 октября 1968 г, по возвращении из поездки в Японию, «Михайлов» и его подруга Егорова Т. Е. подали заявление в ЗАГС, после чего источник расшифровался перед ней как агент органов госбезопасности. О данном факте агент не сообщил оперработнику, у которого он был на связи. 30 октября 1968 г. очередная встреча с «Михайловым» была прервана в связи с появлением Егоровой Т. Е. Учитывая изложенное, Постановил: Исключить агента «Михайлова», л. д. № 31265, из агентурного аппарата органов КГБ в связи с его расшифровкой перед окружением. Личное дела агента сохранить как представляющее оперативную ценность и сдать в архив 10-го отделения УКГБ, рабочее дело уничтожить по акту после составления справки на проходящих по агентурным сообщениям лиц. Ст. о/уп 1-го отделения 2-го отдела УКГБ майор Николаев М. В. Согласен