Во власти небытия

— Уноси это отсюда — крикнула она ещё сильнее.

Отец поднялся с табуретки, малость пошатнулся. Затем замотал шашку в тряпку и пошел на выход. Прохор последовал за ним.

— Батя ты, куда её. Оставь её. Я хочу перед ребятами в школе похвастаться.

— Если ты сынок ещё хоть слово об этом скажешь, то я тебя убью.

Голос отца был по-настоящему злым. Глаза проявляли что-то похожее на близкие проблески безумия. Прохор испугался и замер на месте. Отец шатающимся шагом скрылся в сгущающемся сумраке деревенской улицы.

Но вернувшись, домой, отец изменился. Было заметно, что он как-бы сбросил со своих плеч большой тяжелый груз. Усевшись на завалинку, он жадно курил папиросу. Прохор не хотел спать и, поэтому, радуясь, что мамка забыла о нём, занятая своими делами, крутился возле отца. Отец, как помнил Прохор, сам начал разговор.

— Эта шашка ценная сынок, ею последнего большака у нас здесь зарубили. Ей богу, ни сойти мне с места. Дедушка наш здесь, слава богу, не имеет к этому отношения. Так и не дождался я его. Так, что цени батю, хоть и непутевый он у тебя. Запомни мои слова, но не о большаках и не о шашке, а о том, что есть у тебя отец.

Прохор ничего не понял, но на какое-то время запомнил слова отца. Включая убитого большака…

…Когда Прохору было четырнадцать, отец полностью и окончательно сошёл с ума. До этого он был замкнут, молчалив. Странно смотрел, делал иногда ещё более странные движения. Прохор испытывал жуткую неловкость, не хотел лишний раз смотреть отцу в глаза. Затем и вовсе старался его избегать. Хорошо, что отец особо к нему и не лез, а с каждым днем погружался в неведомые ни для кого, кроме него самого миры. Сколько это длилось? Время сжалось для Прохора в один день. Он плохо помнил и не любил вспоминать. Было темно, было нехорошо на душе, а затем пришел тот страшный день, что запомнился на всю оставшуюся жизнь. И чтобы не было, чтобы ни происходило, отрывки того дня больше не покидали Прохора.

Прохор тогда совсем ничего не мог понять. Были люди, мать плакала. Сидела, отвернувшись к стене. Кажется, она почти ничего не говорила. Всё это виделось неестественным, как будто, кто-то погрузил всех в замедленный, тяжелый сон.

Отца увели люди в белых халатах, с ними были два милиционера. Они от чего-то прятали глаза, часто курили и говорили почти шепотом. Машина стояла у калитки, была очень грязная, страшная, от того и запомнилась, вместе с этим тяжким пасмурным днем. Отец, как показалось Прохору последний раз посмотрел на него с матерью совершенно осмысленно.

— Батя я здесь — зачем-то сказал Прохор.

Но батя не ответил. Он уже глядел куда-то в пустоту, его зрачки наполнились страхом, тело начало вздрагивать. Люди в белом затолкали его в машину…

…Дальше была другая жизнь. Отца в ней уже не было…

Кажется, прошла неделя, возможно, была ещё одна. Это сейчас совсем не имело значения. Тогда тоже не было в этом чего-то важного. Прохор все эти дни не видел отца Кирилла. Раньше старик частенько прохаживался по деревянным тротуарам центральной улицы. В разговоры вступал он редко, но был нарочито на виду. Теперь даже окна его небольшого домика не освещались, когда наступала всё более ранняя темнота. Что творилось в голове Прохора, и зачем нужно было ему идти на риск, пытаясь сойтись с отцом Кириллом, зная и будучи уверенным, что как минимум две человеческие жизни были загублены неброским с виду стариком, а одна из них совсем недавно.

Еще Прохор думал что-либо расспросить у матери, по поводу старушки Елизаветы Павловны, чьи инициалы промелькнули перед ним дважды. Сначала в разговоре женщин, как о последнем человеке, что разговаривал с убитым Пасечниковым. Затем в собственных не лучших воспоминаниях. Только здесь всё было совсем мрачно, от того, что было связанно с его несчастным отцом. И всё же Прохор хотел переговорить с отцом Кириллом. Плохо представлял он себе как пройдет этот разговор, какая реакция может ожидать его со стороны старика. Адреналин, умноженный на упрямство, чувство своей правоты и тяга к загадочному — управляли Прохором. Внутри не было страха, если он и появлялся, то только тогда, когда Прохор сам вытаскивал его из глубины собственного я. Делал он это с помощью своих же логических размышлений. Подсознание же ничего не подсказывало. Точнее, оно не пыталось вызвать тревогу, а напротив оставалось абсолютно спокойным, где-то отчасти даже безразличным и временами поддерживающим странное любопытство. Прохор пару раз поймал себя на нормальной мысли, что занимается он чем-то не тем, и в силу возраста, и в силу всего окружающего, но что-то тянуло его к тому, что было рядом, и было иным, непохожим на привычное, будничное, рутинное. Об одном не думал Прохор. Подобное дело не может закончиться одним разговором и, к какому исходу может привести его любопытство. Отец Кирилл может не только рассказать ему о давно минувших днях, но и потребовать чего-то от него. Вставая в один ряд с отголоском другого мира, можно почувствовать истинный голос этого мира, который находился не так уж и далеко от него. Расстояние в три с лишним десятка лет ни так уж и огромно, и лежавший в гробу Пасечников мог бы много об этом рассказать.

Судьба иногда сама подводит человека к его цели. Предположения могут быть сложными, а дело окажется простым. Так как будто все было давно предопределенно и оставалось дождаться заданного дня, прийти в нужное место. Затем произнести необходимые слова дождаться ответа, а дальше всё пойдет по хорошо подготовленному сценарию.

Так неожиданно для Прохора, и ещё, как оказалось, более неожиданно для отца Кирилла, произошла встреча двух совершенно разных с одной стороны и очень близких с другой стороны людей.

Отец Кирилл сидел возле воды. Ему нравилось здесь бывать, смотреть на тихую гладь водной поверхности. Если появлялся в его компании небольшой ветерок, то он не портил настроения, и рябь на воде лишь заставляла почувствовать присутствующее в нем ощущение холода. Воспоминание жило холодом — он правил в нём бал. Только зимой отец Кирилл никогда не приходил сюда. Причина находилась на уровне его восприятия, да и к тому же зимой здесь негде было находиться. С дороги он был бы виден, хотя по ней мало кто ездил. Две землянки, что имелись здесь когда-то, давно обвалились, пришли в полную негодность.

5

Всё последнее произошло зимой, к тому же заканчивал он дело под присмотром раскинувшегося над его головой холодного черного неба, которое было утыкано огромным количеством безразличных к происходящему далеких звёзд. Руки замерзали, мороз несмотря на тяжелую работу, чувствовался здорово. Кажется, было под тридцать, пар валил из-за рта. Сразу шестеро убитых коченели перед ним, покрываясь синюшным инеем. Двоих убил он. Четверо уничтожили друг друга. Ему удалось подобраться, к этим двоим внезапно, но как странно погибли Резников и Выдыш. Матерые волки, как они попались на дуру, как это произошло? Если успели выстрелить лишь по разу…

…Только сейчас отец Кирилл думал другом. В последнее время ему было страшно. Какое-то время, отца Кирилла сильно беспокоило поведение и активность товарища Пасечникова. Плюс к этому его подручный, обыкновенный парень по имени Прохор. Что-то пытались они рассмотреть в нём нового, или напротив очень старого. Но обстоятельства перевернули всё. Тогда и пришел на смену нервозности настоящий страх. Отец Кирилл долго молился, ища поддержки у всевышнего. К сожалению, тот в очередной раз молчал. Зато заговорил кто-то другой.

Сначала отец Кирилл не поверил своим глазам. Они обманывали его. Даже воздух вокруг него застыл непонятным образом, те незримые постоянные движения исчезли и всё стало застывшим, напоминающим фотографический снимок. И в этом снимке отец Кирилл отчетливо видел Резникова. Тот стоял возле забора одного из домов на самой околице. Рядом светлой пылью лежала дорога на выезд. Резников был одет в гражданское, и хотя отец Кирилл не видел Резникова в обычном одеянии очень давно, а видел только один раз летом восемнадцатого года в Сретенске, он узнал Резникова сразу. Если было бы нужно узнать Резникова из тысячи человек или в мельтешении сотни спешивших, то отец Кирилл узнал бы Резникова. Не ошибся и ни коснулось бы его, ни малейшее сомнение.

Это — был он. Хорошо ещё, что он не обращал внимания на отца Кирилла. Желания подойти к брату по оружию у отца Кирилла не возникло. Понимание отсутствовало, объяснение могло быть только в области внезапного сумасшествия, но отец Кирилл прекрасно отдавал отчёт в собственной адекватности. Здесь также не могло быть ошибки. Время продолжало стоять в оцепенении. Воздух темнеющего вечера не хотел двигаться, вместе с ним, у ограды стоял Резников, ожидая там кого-то или специально явившись, чтобы дать о себе знать испуганному не на шутку отцу Кириллу. Сколько длилось рандеву? Скорее минуту, которая стала вечностью, разделив уже и без того не один раз разделенную жизнь отца Кирилла. Только этот раздел находился несколько в иной плоскости, и от того отцу Кириллу, сейчас больше всего хотелось упасть на колени в своем темном углу, поднять взгляд к горящим тусклым светом свечам и лицезреть образ спасителя. Обратиться к нему и если снова не будет ответа, то будет частичка успокоения, которая зачастую и есть ответ. Та малость, что всё одно коснется души и хоть как-то укрепит ослабший дух и тело.

За спиной отца Кирилла послышался звук приближающегося автомобиля. Отец Кирилл инстинктивно повернул голову в сторону звука. Ему навстречу двигался зеленый Виллис, который возил председателя местного колхоза со звучным названием ‘’Путь Ильича‘’. Отец Кирилл отвлекся на несколько секунд, потом спохватившись вернул свой взгляд в сторону Резникова, но того не было возле забора. Несмело отец Кирилл подошел к месту, где совсем недавно стоял Резников. Отцу Кириллу хотелось увидеть не притоптанную траву на этом маленьком пятачке. Лучше, пусть будет галлюцинация, чем явившийся из самой, что ни на есть преисподней Резников. Но, к разочарованию отца Кирилла, трава была примята и даже отчетливо вырисовывались два отпечатка офицерских сапог. Отец Кирилл постоял самую малость, на месте Резникова. Посмотрел по сторонам, пытаясь по-детски понять, куда мог испариться капитан Резников в течение десятка секунд. Взглядом отец Кирилл ещё сопровождал удаляющийся автомобиль, как-то само собой начало оживать всё вокруг него. Появились чуть слышные звуки позднего вечера, оцепенение кануло в небытие, но остался факт. Он то и не давал свободно выдохнуть. От этого не двигались нормально ноги. И когда отец Кирилл всё же сделал несколько шагов, то почувствовал, что ноги чужие, онемевшие. Кто-то закашлял за его спиной, и отец Кирилл вздрогнул, застыл на месте боясь обернуться назад. Он ждал, что через мгновение раздастся знакомый голос. Неприятный тон, которого, пройдя через три десятка лет, вот-вот коснётся его слуха. Но за спиной стояла тишина, а за ней отцу Кириллу от чего-то почудился Пасечников.

Смерть недруга не обрадовала отца Кирилла. Узнав о случившемся, он сильно помрачнел, совсем не верилось в несчастный случай. Было ощущение другого, но чего? Отец Кирилл никогда до этого не испытывал чего-то подобного, что-то давило изнутри не давало нормально проанализировать ситуацию.

— ‘’Кто мог убить Пасечникова? Кто помог или нарочно хочет подставить меня’’?

Такие или близко схожие с этим мысли одолевали отца Кирилла.

— ‘’Может все-таки он утонул сам, но бывает же всякое’’.

Успокоение не давало результата от того, что сам отец Кирилл не хотел верить в столь простое развитие событий. Иногда к нему приходила совсем уж сладкая мысль, связанная с карой божией, что наконец-то настигла нечестивца Пасечникова. Но опять же, всё это было фантастикой, а истина была, как всегда где-то рядом. Она напоминала о себе отцу Кириллу, не давала принять какую-то версию, но при этом мучила его, вгоняя в паническую череду размышлений, которые становились ему уже ни под силу. Долгие годы дали опыт, принесли с собой закалку, но в какой-то момент всё это перешло незримую черту и теперь не помогало, а напротив отравляло сознание своим присутствием. Непреодолимая усталость стала частью жизни, давила отца Кирилла собой. Он впадал в психозы, за которыми стояли слова Резникова произнесённые очень давно — ‘’удавись‘’.

На ватных ногах добрёл он до дома. Остановился на долгие пять минут возле своей давно некрашеной калитки. Пустота иногда разбавлялась отдаленными ругательствами местных сторожевых дворняг, где-то рядом были слышны тихие голоса. Затем они пропали так же, как и появились. После исчезли и собачеи ругательства. Оставался несильный ветер, который заставлял тихонько шептать листву двух ранеток прямо над головой отца Кирилла. Напротив светились окна соседнего дома, через тонкие занавески, которых он видел, как бегают соседские ребятишки, а их мать — соседка Тася не может, по всей видимости, уложить их спать. В голову проникли тоскливые мысли, об давно забытом семейном счастье, но неприятная ассоциация перебила их. Отец Кирилл вспомнил, что Тася, кажется, племянница Елизаветы Павловны. Ещё пришла мысль, что очень давно он не разговаривал со старой знакомой, и о том, что нужно увидеть Елизавету. Нет, конечно, не говорить ей, об том, кого он видел полчаса назад. Нужно узнать, что знает она сама. Затем, возможно появится какая-то новая оценка происходящего.

Отец Кирилл очень медленно пошел к дому Елизаветы Павловны. Идти было далеко, особенно измеряя расстояние стариковскими шагами. Почти в полной темноте, слыша стук собственного сердца, отец Кирилл через двадцать минут оказался возле старенького наполовину вросшего в землю дома. Почерневший и обветренный со всех направлений дом, смотрел своими подслеповатыми окошками на отца Кирилла недружелюбно. Темная враждебность заставила ощутить себя ещё возле калитки, а когда калитка противно и как показалось, слишком сильно скрипнула, отец Кирилл почувствовал озноб. Ему на долю секунды показалось, что в тёмных и безжизненных окнах мелькнула зловещая тень всё того же капитана Резникова. Следующий взгляд всё же развеял видение, но дом Елизаветы Павловны был абсолютно мертв. Он тонул в неприятном холоде, отгоняя от себя отца Кирилла. Ещё один шаг заявил о себе звуком, но на этот раз под ногу попала простая жестянка. Отец Кирилл приблизился к ближнему окошку. Тихо постучал с большими интервалами. Стук отозвался эхом, которое оглушило отца Кирилла. Пронеслось вокруг дома и вернулось к стучащему отцу Кириллу в виде тяжелого стука сердца, которое захлебывалось кровью не имея сил протолкнуть её, как следует. Отец Кирилл повторил стук, повторилось и эхо. Пауза застыла в висках и груди. Только дом был немой. Это заставило отца Кирилла дышать ещё тяжелее, хотя у него не было для этого никакой возможности. Глаза на секунду потеряли нормальный фокус зрения, когда за спиной заскрипела калитка. Отец Кирилл обворачивался целую вечность. Когда он — это сделал, то сел на прогнившие доски земляной завалинки. Позади него никого не было, но калитка двинулась со своего места в третий раз, издав всё тот же скрипучий звук. Отец Кирилл впервые за десять лет пожалел, что избавился от револьвера. Хотя другая мысль, четко объясняла ему, что даже десять револьверов не помогут ему в данную минуту. Просто присутствие оружия могло помочь ему успокоить расшатанные до предела нервы. Много раз раньше ощущал он, это чувство. Может и сейчас тяжёлая рукоятка охладила бы кровь, заставила затормозить бешеный пульс. Но карманы были пусты. Темень стала просматриваться. Тишина снова накрыла его плотным колпаком, а с реки тянуло заметной прохладой. Отец Кирилл постарался мысленно успокоиться. Несколько минут настраивал себя на следующий шаг. После этого поднялся на ноги. Его глаза смотрели на мёртвый дом Елизаветы Павловны, логика упорно подсказывала страшное, но остальная часть сознания не хотела уместить это в понимании. Буквально позавчера он видел старушку, пусть издалека, но она была жива, еле-еле ковыляла, опираясь на старую палку. Сейчас он ещё не видел её мертвой, только точно знал, что она мертва. Оставалось убедиться в этом и страшное таилось не в факте смерти, а в присутствии следов, которые мог оставить Резников. Прошёл от силы час, но этого оказалось достаточно, чтобы отец Кирилл смирился с невероятным возвращением бывшего товарища по оружию…

…Отец Кирилл переступил порог. Тёмная, мрачная комната встретила его зловещим дыханием смерти, которая находилась в двух шагах от него. Большими глазами зияющей пустоты смотрела она за ним, за каждым его шагом. И он сделал ещё шаг, начал искать выключатель света. Нашел его быстро, но свет не зажегся. Отец Кирилл зажёг спичку. Его уста сами собой начали читать молитву. Слабый отсвет упал от зажжённой спички, осветив мертвую старуху, лежавшую на кровати прямо напротив него. Её лицо не смотрело на него, застывшие глаза были обращены к верху. И без того сморщенное с годами лицо заострилось, сделалось ещё меньше. Рот был самую малость приоткрыт, застыв в положении последнего вдоха, который, по всей видимости, был очень слабым. Хотя может быть, что Елизавета Павловна в момент своего исхода пыталась что-то сказать. Отец Кирилл подумал об этом, и начал зажигая одну за другой спички, осматривать стол, стоявший возле кровати. К его ужасу предположение оказалось верным. На столе стояли два стакана, пустая бутылка, от которой ещё исходил запах фабричной водки. Обычная тарелка белого цвета с золотистой полоской по окружности была загажена окурками в количестве пяти штук. Отец Кирилл взял пальцами один из них, тот, что был длиннее остальных. Пальцы разжались мгновенно, и причина была не в том, что в другой руке догорела, обжигая пальцы спичка. Просто папиросный окурок вернул отца Кирилла в осень девятнадцатого года. Такие папиросы курил Выдыш, а Резников ими пренебрегал, от того, что они вызывали у него болезненный кашель. Поэтому капитан имел в своём портсигаре другую марку папирос.

Отец Кирилл осветил тарелку ещё раз. Внимательно осмотрел остальные окурки и два из них, без всякого сомнения, были другой марки, и, к тому же немного, специфически прожёваны, ровно, так как делал это капитан Резников. Ещё одна спичка быстро догорела. Отец Кирилл видел сносно уже и без огня, но не мог рассмотреть детали. Сейчас ему было всё ясно и лишь одно желание стучало в голове, смешиваясь со словами одной из молитв. Скорее унести отсюда ноги, чтобы не встретиться со своими бывшими друзьями. Ни на единую долю самой крохотной секундочки у него не появилось желания поведать однополчан. Теперь он с ними находился по разные стороны баррикад. Не классовая борьба проложила их, и даже непрошедшие вязкой поступью годы тяжести и страха. Барьер находился возле зажжённых свечей, что неярким светом озаряли лик сына божьего. Отдавали свой свет чуточку дальше, он тревожно касался ласкового лика девы Марии, которая с испугом смотрела на отца Кирилла, говоря ему только одно: — ‘’Уходи, уходи отсюда. Спеши к нам, оставь тьму мертвым’’.

Отец Кирилл со страхом обернулся к мутному окошку. Затем, ещё раз безразлично посмотрел на мёртвую Елизавету Павловну. Некогда было думать о том, что стояло за её смертью, как это случилось. Некогда было произнести молитву над мёртвым телом. Не было здесь и бывшего священника, был испуганный старик, у которого к тому же осталось всего две спички в коробке. Отец Кирилл уверенно двинулся к выходу. Через несколько секунд он вдохнул ночную прохладу всей грудью. Оглянулся на погрузившийся уже в полную темноту неказистый дом, открыл калитку, которая ответила ему привычным скрипом. Дальше он постарался идти как можно быстрее. Звезды и появившаяся из-за ночных туч луна помогали глазам, ноги впервые за истекший день пробрели что-то похожее на легкость. Сердце стучало в унисон каждому шагу. Преодолев двести метров, отец Кирилл всё же остановился. Впереди прямо по его курсу стояли двое, точнее, он видел две тени, что любезно предоставила ему луна. Он стоял. Не двигались и тени.

— Будь, что будет. Бог не выдаст — свинья не съест — сказал сам себе отец Кирилл, испытывая при этом чувство похожее на неминуемую обреченность. Сделал шаг вперед, за ним, ещё один, и ещё. Тени стояли на своём месте. Он снова остановился. Луна светила таким образом, что он должен был видеть силуэты обладателей теней, но их не было.

— ‘’Мёртвые не отбрасывают теней, от того, что они и есть тень‘’- подумал отец Кирилл.

Кожа на руках начала покрываться мурашками. Отец Кирилл хотел развернуться и возможно сделал бы это, но его услышал тот, кого он страстно просил о помощи. За спиной отца Кирилла раздались пьяные голоса, как минимум трёх мужиков. Один из них начал громко смеяться, второй поддержал первого. Звук был всё ближе. Отец Кирилл не заметил, как растворились в ночной тьме две ожидавшие его тени. Он обернулся навстречу идущим, удивился тому, что это были чужаки, одетые в военную форму.


— Ты чего отец среди ночи шатаешься. Бабка, что ли тебя из дома выгнала? — веселым голосом произнёс чернявый лейтенант.

Отец Кирилл не ответил сразу. Он видел трёх молодых офицеров советской армии, старший из которых имел звание старшего лейтенанта, если отец Кирилл правильно разглядел погоны. Военные обогнали его на метров пять. Коротко стриженный, рыжий, старший лейтенант обернулся в сторону отца Кирилла и только после этого отец Кирилл произнёс.

— Сынки подождите. С вами пойду.

— Может нам отец не по пути — произнёс старший лейтенант со смехом в голосе.

— Здесь одна дорога — спокойно ответил отец Кирилл.

Привычная обстановка собственного жилища показалась отцу Кириллу райской обителью. Оказавшись под защитой родного крова, он первым делом долго и жадно пил холодную воду. Затем сел на старенькую табуретку, стараясь, как можно скорее прийти в себя. Только из этого мало, что получалось. Мысли одна темнее другой наваливались на него, не давая ему ощутить самого себя в нормальном понимании этого слова. Тускло горящая лампочка свешивалась над ним неподвижно, но отцу Кириллу казалось, что она медленно покачивается, ещё издает противный звук, похожий на скрип калитки перед домом Елизаветы Павловны. Он несколько раз встряхнул голову, затем выпил воды из желтого заржавевшего местами ковшика. Чтобы перебороть не отпускающий страх, отец Кирилл вышел на собственное крыльцо, стоял не меньше десяти минут. Когда тело начало зябнуть, набравшись ночной прохлады, он вернулся в дом и только сейчас почувствовал, хоть и небольшое, но всё же облегчение. В центральном углу большой комнаты давно догорели зажжённые им свечи. Иконы смотрели на него самым обычным образом. Ничто не изменилось в них и в последующие десять минут, в течение которых отец Кирилл страстно молился. Его голос, находя лики святых, каждый раз возвращался обратно. Они не принимали слов. Он же продолжал спрашивать. Говорил хорошо знакомое — до боли привычное. Тонкие огоньки горящих свечей вздрагивали, от звука, затем успокаивались, вторя молчанию отца Кирилла. Ещё через пять минут он понял, что ему необходимо отдохнуть и он опустил голову на грудь, не имея сил больше молиться.

Неудобная поза давала о себе знать. Отец Кирилл стоял на коленях. Они упирались в тяжелую древесину половой доски, причиняя всё большую боль. Зажжённые им, перед молитвой свечи разгорелись, осветив комнату. Он попробовал молиться снова, но его хватило только на пару минут. После этого отец Кирилл упал на пол, поднял свой взгляд к образам, всё же надеясь хоть что-то почувствовать, но к тяжелому разочарованию они по-прежнему молчали. Ещё через пять минут он поднялся на ноги. Его сильно шатало, от нервного напряжения. Опираясь руками обо всё, что попадалось на его пути отец Кирилл, достиг гостиной и провалился в низкое старое кресло: — ‘’Резников убил Пасечникова. Нет, Резников с Выдышем убили Пасечникова. Но зачем они убили Елизавету Павловну. Хотя вероятно, что она умерла сама. Они были у неё…’’ — мысли ставали в законченную форму, только он не мог или скорее боялся определить собственное местонахождение в данной формулировке.

— ‘’Они пришли к ней. Они могут прийти и ко мне. Что я смогу сделать супротив этого? Что может мне помочь? Он утонул, перевернулась лодка…’’ — отец Кирилл поднялся с кресла и снова жадно припал к ковшику с холодной водой: — Господи помилуй меня! Значит, они знают, как я убил этого недоноска Коровина. Боже! Сколько прошло лет, и они были всё время здесь, но почему я только сейчас узнал об этом. Нет, сатана убивает меня. Это - он, он везде — один он. Отвернулся, от меня бог, давно отвернулся. Нечистая сила всегда была здесь. Я же чувствовал, ловил какие-то движения. Нет, они хотят только одного ‘’удавись‘’.

Последнее слово сильно ударило в голову. Отец Кирилл хотел завыть. Обхватил обеими руками свои пульсирующие виски: — Но зачем? Зачем им всё это. Как это действует? — шептал отец Кирилл вслух и дважды посмотрел на закрытую тяжелым толстым крючком низенькую дверь внутрь своего дома.

Ночь не спешила покинуть своё место. Звезды и добрая половина луны продолжали освещать своим молочным цветом уснувшее село. Через какое-то время и отец Кирилл забылся сном сидя в своем низеньком кресле. Ему сначала приснился Антип Коровин, он тщетно цеплялся за края лодки, в которой находился он отец Кирилл. Но сон, зачем-то, сообщал ему неправду. Даже сквозь пелену, точнее наложением на поверхность сновидения, отец Кирилл соображал, что не так всё было. Он убил Антипа веслом, но на берегу и паскудно сзади. К тому же тот был сильно пьян. Затем добил для верности и только после этого появилась лодка. Ещё тогда он доплыл до берега, не снимая одежды, схватил сапоги, и чаща непроходимой зелени, подступившая к границе осинника, скрыла его фигуру, оставив лодку болтаться на середине озера…

… Антип цеплялся за лодку посиневшими руками, он бил его веслом. Затем всё пропало, растворилось в брызгах холодной воды, и тут же перед ним возник Резников. Он прохаживался по душной комнате, в которую с лихвой набились противные чёрные мухи. Две или три из них были огромными. Неприятно жужжали, и этот звук прорезал уши, пробирался дальше, теряясь где-то на подступах к желудку. Перед Резниковым сидела женщина за сорок лет от роду.

— Оставь её мне — послышался голос с неприятным акцентом, и отец Кирилл увидел развалившегося на диване с расстёгнутым воротничком иностранной формы жирного самодовольного капитана Чечека.

— Нет Яромир, я в последний раз просил тебя об одолжении. Ты послал меня на три русские буквы — ехидно ответил Резников.

— Ты всё равно ничего бы не смог добиться, от этого старика. Он убежденный польшевик — лицо Чечека исказилось в злобную гримасу. Противная капля пота появилась на сальном лбу. Чечек провел ладошкой правой руки по лбу, затем растер скопившийся на шее пот.

— Так и ты Яромир ничего не добьешься от неё — передёрнул последнего Резников.

Женщина сидела, опустив голову. Она ни разу не подняла глаз, и отец Кирилл понял, что никогда не узнает, какого цвета были у неё глаза. Резников подошел к ней вплотную, приставил к голове пистолет. Через мгновение раздался выстрел. Кровь фонтаном брызнула во все стороны, измазала собою лицо отца Кирилла, и он проснулся сидя в своём кресле. Напротив него в открытом окне зачинался ещё робкий, но уже заметный рассвет. Тут же закричал петух, ему ответил с другой стороны ещё один.

— Куда ночь, туда и сон — произнёс отец Кирилл, пытаясь успокоиться.

Но тут же подумал о том, что явь почти ничем не отличается от сна. Тем не менее, он всё же почувствовал облегчение, с ним хоть какой-то прилив сил, что щедро подарило ему наступившие утро.

— Нужно сходить на озеро. Нужно посмотреть, что там — говорил он сам себе, отхлебывая горячий чай.

В тот день он не пошёл на озеро. Он вообще не вышел со двора, а на дворе был только один раз, чтобы сходить в туалет, минуя эмалированное ведро для малой нужды. Какое-то время он ждал их. Другое время убеждал себя, что всё это ему привиделось. В какой-то момент ему даже удалось это сделать, но через открытую форточку окна, он услышал голос соседки Таси.

— Елизавета Павловна умерла сегодня утром — говорила Тася другой соседке по имени Рая.

— ‘’Утром, почему утром, она была мертва ночью. Она была — мертвее всех мертвых‘’ — со страхом подумал отец Кирилл, но потом отбросил бесполезные размышления, решив.

— ‘’Ее нашли, то всё одно утром. Что это были за военные? У нас здесь, нет воинских частей, странно’’.

Ответа не было, и снова его душу наполнил мистический озноб, но в который раз за ним последовало кратковременное избавление.

— ‘’Господи, в Источном же солдаты коровники строят, вот и забрели сюда, к какой-нибудь шалавой бабенке‘’.

День сменился вечером. Отец Кирилл, в очередной раз, долго молился, не допуская в себя никаких размышлений. Ночь гудела появившимся ветром, шумела листвой деревьев, вгоняя отца Кирилла в беспросветную бессонницу. Он боялся закрыть глаза, чтобы не дай бог, открыв их, увидеть рядом с собой Резникова и Выдыша. Боялся каждого движения, любое из них обязательно должно было перейти в легкий стук об стекло, и зафиксироваться голосом Резникова: — Откройте святой отец — это свои.

Ночь была долгой. Вероятнее всего, одной из самых долгих, что мог припомнить отец Кирилл. Она не давала покоя. Она таила в себе загадку, спрятавшуюся в необозримой громаде тёмного неба, что придавило собою всё вокруг. Ещё в ней жил страх, и отец Кирилл чувствовал, что им сейчас питаются Резников с Выдышем. Не могут утолить свою сатанинскую жажду, сосут страх, вытягивают жилы, улыбаются от удовольствия, наполняясь столь необходимой для них силой тьмы.

Он так и не уснул. Силы покинули его, когда очередной рассвет заступил на привычную для себя вахту. Отец Кирилл упал на кровать, провалился в забытье. На этот раз сновидения лишь слегка напоминали ему о себе. Они пробежали босиком по мягкой траве, охладили горячие детские ноги холодной росой. Смеялась матушка. Его брат Николай смеясь, бежал рядом с ним. Навстречу светило огромное жёлтое солнце. Они бежали к нему, за ним скрывался недостижимый их пониманию, далекий и очень близкий горизонт. Двигались листья на деревьях, отражалось звучное звонкое эхо их слов, их смеха. Кричала им матушка, ей помогала тётка Лукерья. Они повернули назад, солнце грело спину, силуэты взрослых увеличивались с каждым метром. Он взял на руки младшего брата и побежал ещё быстрее.

— Уронишь Коленьку, Кирилл — раздался голос матушки.

Он остановился и увидел, что Николай лежит с простреленной грудью. На белой рубашке расплылось огромное кроваво-красное пятно. Он хотел что-то крикнуть матушке, но её уже не было. Зато, по-прежнему, ярко и беспощадно светило, уже совсем неласковое солнце. Дальше сон оставил отца Кирилла, перешел в бессмысленное мельтешение, пока не исчез вовсе…

Эти несколько дней стали настоящим мучением, но, как казалось, самое страшное миновало. Потихоньку успокаивались нервы. Версия, о помутнении рассудка становилась крепче. Обрастала каркасом, вонзалась вниз крепким фундаментом. Ничего не напоминало о присутствии где-то совсем рядом нечистой силы, в виде капитана Резникова, ничто не отбрасывало тень случайно появившегося поручика Выдыша…

…В конце недели, в погожий день отец Кирилл всё же отправился на озеро, где на дальнем от дороги берегу должны покоиться останки Резникова и Выдыша, в компании четверых бойцов советской власти. Тогда зимой их искали, искали долго. Но не нашли, помогла двух дневная сильная метель спрятавшая всё следы захоронения. Кажется, всё списали на непредвиденные обстоятельства, мороз, волков. На том и успокоились, а весной уже сам отец Кирилл подретушировал следы. Он еще целый год был на свободе, пока не попался по глупости в одной небольшой деревеньке. Правда, спустя два года или даже меньше, он решил, что так лучше и сам господь бог уберег его, от более трагичного конца.

Захоронение не изменило своего внешнего вида. Бестолковая мысль, о воскрешении мертвых прямо из могилы и до этого имела слабые позиции, сейчас исчезла окончательно, провалившись в мутный сумрак народного фольклора. Густая трава, пустив прочные корни, колосилась над костями Резникова и Выдыша. Корни давно проросли сквозь останки, окутали собою желтизну костей, смешали вместе непримиримых врагов. Завершив тем самым нормальный жизненный цикл. Сам рельеф тоже стерся с годами, земля малость осела посередине, образовались кочки по бокам. Только растительный покров надежно скрывал изменения, и если кому-нибудь в голову пришло бы желание вспомнить, о давно пропавших бойцах революции, то это место уже ничем бы не привлекло к себе внимания. И только частое нахождение здесь отца Кирилла могло выдать людям, забытые кости тех, кто давно числились канувшими в лету. Отец Кирилл думал о последних событиях. Хоть ему и полегчало, но оказавшись здесь, он не мог думать, о чем-то другом. Раньше его тревожили воспоминания сейчас они стали ненужными. Близкая реальность нереального отодвинула их на самый дальний, задний план. То ли привычка, то ли тяжелая задумчивость, ослабила его внимание. Ветер, к тому же усилился. Сильная рябь, тянула ознобом, прямо с зеркала водной поверхности. Отец Кирилл успел лишь вздрогнуть, когда рядом с ним спокойно уселся Прохор.

— Здравствуйте батюшка — спокойно произнёс Прохор.

Не испытывая кого-то стеснения, ожидая ответа на приветствие Прохор смотрел в лицо отцу Кириллу, и тот не справившись с неожиданностью отвел свой взгляд, от лица совсем молодого парня. Прохор ждал ответа. Отец Кирилл сделал вынужденную паузу, после чего произнёс, как можно спокойней.

— Здравствуй сын мой

— Давно хотел с вами встретиться — немного теряя первоначальную уверенность, произнёс Прохор.