Как стать оруженосцем (СИ)
- И чем же закончилось это приключение? Его спасли? - поинтересовался сэр Ланселот.
- Ну да. Когда наступил отлив, мимо, по счастью, проходили какие-то странники. Они-то и помогли нашему рыцарю выбраться, хотя поначалу, конечно, испугались до потери сознательности. Что и немудрено: прилив принес массу водорослей, которые облепили коня и всадника плотной массой, превратив их в некое морское чудовище.
Без малого сорок лет назад (1978) в издательстве "Молодая гвардия", в серии "Эврика" вышла книга, подобно многим не потерявшая своей занимательности и полезности. Называется она "Парадоксы науки", ее автор - Анатолий Константинович Сухотин. "Книга рассказывает о парадоксальных состояниях науки, возникающих в ситуации когда обнаруживается неудовольствие старым знанием, а новое еще не настолько доказало свою жизненность, чтобы прочно войти в сознание большинства".
Почему мы вспомнили о ней именно сейчас? Ну, во-первых, не встречалось подходящего персонажа, а во-вторых, о котах, в том числе и сыплющих направо-налево парадоксами, написано немало, в отличие от последних (имеются в виду парадоксы), хорошие книги о которых можно пересчитать по пальцам.
Не раскрывая тайн книги, приведем маленький фрагмент, который, возможно, побудит любопытных читателей ознакомиться с ней целиком.
"Сначала, как учит народная мудрость, договоримся о словах. Если верно, что все познается в сравнениях, поищем их и для парадокса. Он рожден в семействе понятий, описывающих ошибки и противоречия познания.
Ошибки бытуют разные. Одни из них непроизвольны. Человек и не хотел бы ошибаться, да не получается. Как будто рассуждение логично, проведено правильно и тем не менее дает сбой. Такие непреднамеренные сдвиги мышления, случающиеся вопреки желаниям рассуждающего, называются "паралогизмами".
Этим словом характеризуют операции мысли, отклоняющиеся от правил логики, так сказать, "околологические" ("пара" - в греческом означает "около", "рядом", "вблизи"). Налицо отступление от норм мышления, однако они, эти отступления, не осознаются, и их можно обнаружить лишь специальным анализом. Возьмем, к примеру, такое рассуждение.
Все существительные меняют падежные окончания.
Слово "земля" меняет падежные окончания.
Следовательно, слово "земля" - существительное.
Правильно? Кажется, да. Земля действительно имя существительное. Вывод-то верен, только получен он неверным путем. Вкралась логическая погрешность. Мы обнаружим ее, подставив в схему рассуждения вместо слова "земля" другое, обозначающее не существительное, а, скажем, прилагательное. К примеру, слово "синий". Тогда получим следующее заключение:
Все существительные меняют падежные окончания.
Слово "синий" меняет падежные окончания.
Следовательно, слово "синий" - существительное. Но это вовсе не существительное. Отчего же произошла ошибка? Нарушено правило логики. Чтобы получить верный результат в рассуждениях подобной структуры, одна из посылок обязательно должна быть отрицательной. Вот пример.
Все существительные обозначают предметы или вещи.
Слово "синий" не обозначает предмета или вещи.
Следовательно, слово "синий" не существительное.
Однако в первом примере добытое следствие оказалось истиной, хотя умозаключение шло по такой же форме, что и во втором, когда мы получили ошибочный результат. В том и особенность паралогизмов, что иногда они могут давать верный вывод при логически неправильном рассуждении. В приведенном примере эта правильность случайная и потому вводит в заблуждение. Но здесь это не так страшно, потому что результат верен. Гораздо хуже, когда паралогизм дает ложное заключение, а мы, не замечая погрешности, считаем его истинным.
Другой вид ошибок - преднамеренные. Их допускают сознательно, с целью специально увлечь собеседника по ложному пути. Это софизмы. Они происходят также от греческого слова ("софизм" означает "измышление", "хитрость"). Их строят, опираясь на внешнее сходство явлений, прибегая к намеренно неправильному подбору исходных положений, к подмене терминов, разного рода словесным ухищрениям и уловкам.
При этом широко и, надо сказать, умело используется гибкость понятий, их насыщенность многими смыслами, оттенками. Откуда появляется эта гибкость? Она имеет место потому, что понятия отражают изменчивость самих вещей. Но это может быть истолковано по-разному. Диалектик Гераклит, провозгласив знаменитый тезис "все течет", пояснял, что в одну и ту же реку (река - образ природы) нельзя войти дважды, ибо на входящего текут все новые и новые воды. Ученик Гераклита Кратил, соглашаясь с тем, что все течет, сделал из этого другие выводы. В одну и ту же реку, утверждал он, нельзя войти даже и один раз, ибо пока ты входишь, река уже изменится. Поэтому Кратил предлагал не называть вещи, а просто указывать на них пальцем: пока произносишь название, вещь будет уже не та.
Софистика и произрастает на искаженном понимании подвижности вещей, ловко использует гибкость отражающих мир понятий. Потому Аристотель называл софистику кажущейся, а не действительной мудростью, "мнимой мудростью". А вот ее образчики, оставленные также древними авторами.
- Знаешь ли ты, о чем я хочу тебя спросить?
- Нет.
- Знаешь ли ты, что добродетель есть добро?
- Знаю.
- Вот об этом я и хотел тебя спросить.
Софизм обескураживает: дескать, возможны положения, когда человек не знает того, что он хорошо знает.
Есть примеры и похитрее. Например, софизм Эватла.
Эватл брал уроки софистики у философа Протагора на условии, что плату за обучение он внесет тогда, когда, окончив школу, выиграет свой первый процесс. Окончил. Время шло, а Эватл и не думал браться за ведение процессов. Вместе с тем считал себя свободным и от уплаты денег за учебу. Тогда Протагор пригрозил судом, заявив, что в любом случае Эватл будет платить. Если судьи присудят к уплате - то по их приговору, если же не присудят - то в силу договора. Ведь тогда Эватл выиграет свой первый процесс. Однако, обученный софистике, Эватл возразил, что при любом исходе дела он платить не станет. Если присудят к уплате, то процесс будет проигран и согласно договору между ними он не заплатит. А если не присудят, то платить не надо уже в силу приговора суда.
Софизм построен на смешении двух моментов в рассуждении Эватла: один и тот же договор рассматривается им в разных отношениях. В первом случае Эватл выступает на суде в качестве юриста, который проигрывает свой первый процесс. А во втором случае он уже ответчик, которого суд оправдал".
Видя, что разговаривать с котом, только время терять, сэр Ланселот осведомился, как им попасть хотя бы в замок Мальбрука.
- Далеко ли нам идти?
- До него либо двадцать, либо тридцать миль, - ответил кот, сразу потеряв интерес к нашим путешественникам.
- Двадцать или тридцать... То есть, ты хочешь сказать, что к нему ведут две дороги?
- Нет. Одна.
- Как же так может быть, чтобы по одной и той же дороге было и двадцать, и тридцать миль? Ты что, сам не знаешь?
- Знаю. Потому и говорю: или двадцать, или тридцать.
После чего вскинул хвост трубой, прочитав в глазах рыцаря совершенно очевидное желание.
Сэр Ланселот, пробормотав что-то не достойное джентльмена, пусть даже и средневекового, демонстративно прошествовал дальше, не обернувшись. Владимир пошел рядом, искоса посматривая на него. Рыцарь двигался быстрым шагом, его губы также двигались. До Владимира изредка доносилось: "Двадцать... тридцать..."
Наконец, когда от дуба их отделало уже довольно приличное расстояние, сэр Ланселот резко остановился, словно упершись лбом в скалу, постоял так, развернулся, и в таком же быстром темпе зашагал обратно, незаметно для самого себя поправляя меч. Глаза его метали молнии, лицо наливалось краской величайшего гнева. "Только бы он оказался на месте, - твердил сэр Ланселот самому себе. - Он мне сейчас все растолкует".