Необыкновенный рейс «Юга» (Повесть)

  
11
 
Со дня открытия островов, названных нами «Адам и Ева», прошло два дня. Новооткрытие острова и предыдущие беседы третьего помощника дали обильную пищу воображению команды, и в продолжение этих двух дней на палубе и в кубриках велись нескончаемые разговоры о том, как начали бы строить теперешние люди жизнь, если бы очутились вдруг без денег, без оружия и без средств на голой земле. В этих нехитрых, в смысле логической последовательности, разговорах было немало юмора и злорадной, едкой сатиры по отношению к сильным мира сего. Почти двое суток велась творимая легенда о смешных комических недоразумениях между людьми на голой земле. Она так увлекла команду, что та на время забыла даже о своем бедственном и незавидном положении. Из мира химер в мир действительности вернули команду звуки рожка, неожиданно оповестившие в конце второго дня о том, что где-то что-то замечено. Эти звуки моментально пресекли все фантазии. Дико, с ребячьим визгом команда кинулась на бак, на вахты и всюду, где были самые высокие места на судне.
На исходе был четвертый час дня. Зыбящийся небольшой волной горизонт был довольно ясен. Далеко впереди на этом горизонте ясно был виден дым далеко идущего судна. Куда оно шло? Нам навстречу, поперек нашему курсу, или наискось? Дым на горизонте то исчезал на короткое время, то вновь появлялся, расстилаясь низким темным облаком. Сомнений не было: там шло судно, но заметить его невооруженным глазом в легкой ряби волн было невозможно. Только в бинокль еле-еле были видны мачты и трубы парохода.
Не полагаясь на слепую возможность встречи с неизвестным пароходом, с мостика немедленно дано распоряжение в кочегарку держать в котле полный пар и сейчас же был дан протяжный гудок. После гудка, несмотря на то, что был день, выпущено с полдюжины ракет.
После ракет завыла, терзая слух и нервы, сирена. Когда два кочегара подняли пар до предельной нормы, гудок и сирена заревели разом. От мощного октавного рёва гудка дрожали груди, от завывания сирены сверлило в ушах. Когда кто-нибудь говорил, то видно было только движение губ. Голосов не слышно было даже вблизи.
Оглушая слух, ревели гудки, нам казалось, что звук этих гудков должен долететь не только до парохода на горизонте, а даже до ближайших берегов Африки. Вряд ли слышал когда-нибудь океан в этом месте такой дикий и вместе с тем такой могучий и грозный вопль железного чудовища.
Прошел приблизительно час с тех пор, как мы заметили на горизонте дым. На протяжении этого часа мы ясно видели если не само судно, то дым от него и то, как дым этот уходил от нас и нашего курса вправо, как он постепенно оседал все ниже и ниже к горизонту, таял, редел, и немного больше чем через час исчез с горизонта совершенно.
Не больше как в двадцати пяти километрах от нас были люди… Страшно подумать: это были люди с земли, люди, все знавшие о земле, люди могущие, если у них было радио, крикнуть в Коломбо, в Аден, в Джибутти, чтобы кто-нибудь пришел и взял нас на буксир!
После встречи с далеко прошедшим на горизонте судном, следовавшим, вероятно, из Европы к берегам Австралии, нам, чтобы дойти до спасительной для нас линии, оставалось ещё 350 километров. Идя обычным ходом, мы легко могли бы покрыть это расстояние менее чем за сутки, но при ходовых и не всегда надежных средствах, которые были у нас, расстояние это могло быть покрыто при наилучших условиях не менее чем за дней десять — двенадцать.
Мы никогда раньше до встречи с пароходом не замечали однообразия и скуки водных пространств. И тихие и бурные водные просторы стали для нас так же обычны, как для жителя равнин равнины, как для жителя гор горы. Ни жителю гор, ни жителю равнин или лесов во время какой-нибудь местной катастрофы никогда не приходит в голову, что причиной этой угрожающей его существованию катастрофы является лес, горы или равнина. И житель гор и равнин во время надвигающейся на него катастрофы легко и свободно имеет возможность избежать её, чуть-чуть передвинувшись куда-нибудь в сторону. Мы этой возможности, в том положении, в каком находились, лишены были совершенно.
После встречи с пароходом мы с тоской и ненавистью стали глядеть на ни в чем не повинные водные просторы океана, а главную причину всех неприятностей начали видеть не в аварии судна, а в том, что она произошла на воде.
Случись с нами какая-нибудь авария на земле, мы с тем запасом провизии, который был у нас, уверенно двигались бы в любом направлении к намеченному пункту и определенно знали бы, когда именно мы к нему придем. Даже на льду чувствовали бы себя прочнее и увереннее, чем на этом большом, но всецело зависящем теперь от произвола разных стихий пароходе.
На второй день после того, как мы увидели на горизонте дым, вся команда с раннего утра и до поздней ночи, не спуская глаз, со злобной надеждой следила за горизонтом. Показавшийся на короткое время пароход вселил во всех слабую надежду на то, что раз показался один пароход, то, возможно, скоро начнут они показываться чаще.
После этого прошло в злобном ожидании других пароходов двое с половиною суток. На утро третьего дня команда с тревогой узнала вдруг от стоявших ночью на вахте матросов, что от полуночи и до утра ветер значительно убавился и мы еле двигались. Только после восхода солнца ветер начал как будто усиливаться, но в нем не было уже прежней мощи.
Новость, сообщенная утром матросами, заставила всех подозрительно приглядеться и к ветру, и к морю, и к небу. Посматривая на горизонт и на небо с низко несущимися на север облаками, один из кочегаров открыл вдруг, что поверх низких жидких облаков есть еще один слой облаков, более плотных, движущихся на юг, а поверх этих двух слоев еще третий слой совершенно неподвижных. Открытие, сделанное кочегарами, было в природе не ново, но в связи с тем, что перед утром притих ветер, оно вселило вдруг в мысли людей очень тревожное и основательное предположение о том, что с наступлением осени муссон, дувший все время с океана на материк, может вдруг на время притихнуть, а на смену ему опять задуть муссон с материка на океан. Муссон, задувший с материка, может угнать судно обратно в безлюдный океан, и тогда уже людям на судне неминуемо будет угрожать медленное, мучительное и верное умирание от голода. Команда жила впроголодь уже двадцать пять дней. Провизии, и притом самого худшего качества, оставалось самое большее дней на десять.
Если бы была твердая уверенность, что за эти десять дней судно выйдет хотя бы на линию Коломбо — Суэц, команда пережила бы и эти десять дней, не унывая. Но после того, как убавился ветер и показалось противоположное воздушное течение с материка, уверенность в скором достижении желанной цели значительно снизилась, и команда резко пала духом. У многих появилось головокружение, переменился вкус во рту. Многие потеряли в весе до пяти килограммов и больше. Поддерживаемая все время ровным попутным ветром уверенность команды в том, что мы благополучно достигнем своей цели, заглушала и вечно сосущий голод, и все невзгоды плавания. С ослаблением ветра у всех ослабела и уверенность, что мы увидим когда-нибудь тот пароход, который хоть в чем-нибудь окажет нам помощь. Потеря уверенности породила безнадежность, а безнадежность — злобу на всех и вся.
На третий день после встречи с пароходом на горизонте мы вместо обычно проходимых нами тридцати километров в сутки прошли только двадцать пять.
На четвертый день прошли двадцать четыре. По всему было видно, что в дальнейшем ежесуточный ход наш будет уменьшаться и что, возможно, в недалеком будущем мы можем остановиться совсем. От упадка состояния духа и физических сил команда почти перестала двигаться без нужды по палубе и с неохотой ходила на вахты. Люди больше лежали на трюмах или в койках и напоминали скорее больных, чем здоровых людей. Один из кочегаров заболел поносом и слег в лазарет. От недоедания начали дохнуть обезьяны. Лежа на койках, люди подолгу молча и упорно о чем-то думали, а потом, как бы сорвавшись с цепи, начинали вдруг ругать Бога, царя и всех тех, кто выдумал войну. Часов в 10 пятого дня после встречи с пароходом, далеко на горизонте, слева от хода судна, показались кашалоты. Скрывшись на некоторое время под водою, они вскоре неожиданно выплывали наверх там, где их и не предполагали увидеть. Показывая на поверхности воды черные выпуклые спины или головы, они выпускали в воздух высокие фонтаны воды, затем тяжело и грузно вновь скрывались под водою.