Необыкновенный рейс «Юга» (Повесть)
Появление кашалотов внесло некоторое разнообразие в жизнь людей на судне и навело на мечты и рассуждения о том, сколько бы месяцев могла жить команда, убив хоть одного кашалота. От рассуждений о кашалотах перешли к рассуждениям об акулах и кончили тем, что хорошо было бы покушать хоть раз вволю даже дельфинятины. Приблизившись к судну на расстояние приблизительно одного километра, кашалоты медленно прошли позади судна и скрылись в океане. Команда, как больная, опять разбрелась от фальшбортов на трюмы, высчитывая в сотый раз в уме, на пальцах, на клочках бумажек и на глобусе, сколько ещё миль и приблизительных дней оставалось до линии Коломбо — Суэц.
12
То, что давно и с безнадежностью было почти выкинуто уже из головы всеми, пришло на шестой день после встречи с пароходом незадолго до вечера. Кочегар Буркин, постирав в ванной грязное белье, понес его на бак для просушки. Развешивая белье у правого борта, Буркин случайно взглянул в сторону от борта и вдруг оцепенел: метрах в семи, внимательно вглядываясь воловьими глазами не столько в пароход, сколько в уже замеченного ими Буркина, плыли две акулы.
Стараясь потише ступать босыми ногами, Буркин осторожно спустился с бака и, подойдя к трюму, на котором лежали кочегары и матросы, негромко и таинственно заявил:
— А ну, ребята, подымайся!.. Акула!
— Что-о-о? — не то с удивлением, граничащим со страхом, не то с недоверием почти разом воскликнуло несколько человек, и на трюме сейчас же приподнялись и сели человек пять.
— Акула, говорю, за бортом, — пояснил Буркин.
— Акула?!. Да врешь ты?!. Где она?!. Что ты?!
— Тише… Она здесь, — указал рукою на правый борт Буркин.
Двадцать человек как вихрем смело с трюма и отбросило к правому борту. Увидев над бортом свесившиеся головы людей, акулы, внимательно осмотрев их, не спеша подплыли к борту на расстояние не больше четырех метров и изучающе стали смотреть на людей, немного даже вылегая для удобства набок. Из водящихся в Индийском океане разных пород акул это была самая маленькая. Как одна, так и другая акула были длиной приблизительно по четыре метра. По строению своего тела, за исключением головы, они напоминали щуку. Головы у акул были туповатые с широкими ртами и смелыми глазами, очевидно, хорошо сознающего свою силу довольно умного зверя. Брюхо у каждой акулы было серовато-белое, но бока, и в особенности спина, подходили под цвет воды, и цвет этот служил, вероятно, акулам не столько защитой, сколько давал возможность незаметно подкрадываться к жертве. Только на голове и на затылке кожа у акул была не темно-синей, а отливала бархатисто-серебристой сединой. Засмотревшись на акул, команда на время как бы забыла даже о том, что в коридоре матросского кубрика висит, почти забытый в последние дни, крючок, приготовленный для акул.
Наконец, часть людей почти разом отделилась от борта и нервно засуетилась.
— Ну вот тебе и акулы! А поймаешь, поймаешь-то как? — заговорил почему-то вполголоса и, видимо, очень волнуясь, матрос Темкин.
— Поймать?… Мы это сейчас оборудуем, — уверенно, но тоже негромко (вероятно, чтобы не услышали акулы) ответил кочегар Бородин.
— Давай артельщика! Где артельщик?
Через пять минут у борта толпилась уже не только вся команда, а даже вся администрация. Как по уговору, все старались негромко говорить и не все разом выглядывать за борт. Вызванный артельщик немедленно принес из рефрижератора кусок очень ценного для всех мяса и разрубил его на два куска. Большой кусок тщательно насадили, обвязав парусной ниткой, на крючок, а меньший кусок для приманки привязали на тонкий шкамышгар и привязали к тросу подальше от крючка.
Когда все живо было сделано, тонкий металлический трос с приманкой занесли с самого носа и опустили за борт так, чтобы акулы совершенно не заметили, откуда он появился. Опущенные за борт в воду куски мяса еле заметно начали подводить поближе к тому месту, где, не удаляясь от борта, плыли акулы. Чтобы скорее привлечь внимание акул к мясу, люди отошли от борта и стали осторожно наблюдать их сзади с эспардека и сквозь иллюминаторы кубрика.
Когда крючок с мясом был подведен к акулам не дальше пяти — шести метров, акулы, смотревшие в ту сторону, где они видели людей, мяса на крючке не замечали. Заметно зашевелились и чуть даже отошли они от борта, когда увидели, как чуть выше уровня воды показался темный кусок мяса, который сейчас же опустился в воду. Хищно, но с опаской они начали не спеша подплывать сбоку к уже хорошо замеченной приманке. И не смотрели уже на палубу, а то подплывая ближе, то отплывая немного в сторону, внимательно следили за кусками мяса. Наконец, как бы по уговору резко взмахнув сильными хвостами, стали как бы вовсе отплывать от парохода. Этот маневр акул чуть было не вызвал крик гнева и брани у притаившейся команды. Злобно извергая сквозь зубы ругань и проклятья, команда удержалась все-таки на месте.
Отплыв метров на десять от борта, акулы, как бы набравшись смелости, опять подплыли к борту и стали следить за приманкой. Это исключительно осторожное поведение хищных акул бесило голодную команду и выматывало из неё последние нервы. Уже вечерело, а акулы всё еще не решались ухватиться за мясо. Но то, что они решили, видимо, не отставать от судна, свидетельствовало о том, что рано или поздно они начнут действовать.
Прошло добрых десять минут. Спокойное поведение приманки в воде убедило, вероятно, одну из акул в её безвредности, и она, чуть вильнув хвостом, резко отделилась вдруг от товарки, подплыла к куску мяса на шворке и быстро ухватила его своим широким ртом. Почти не жуя его, она чуть-чуть отплыла в сторону, немного покосилась глазами на палубу и вдруг с разгону, как бы опережая свою товарку, кинулась на крючок с мясом и быстро схватила его ртом.
— Тяни! Держи! — крикнули не своим голосом несколько человек. Но ни тянуть, ни держать ничего не нужно было. Трос, на котором прикреплен был крючок с мясом, крепко был закреплен на палубе за железный рим.
Ухватившая крючок с мясом акула бешено билась и рвалась с подцепившего её под нёбо крючка, но крепкий трос удерживал её у борта. Вторая акула, живо нырнув глубоко в воду, быстро скрылась. На палубе поднялся невероятный крик и суета. Казалось, что все разом и кричали и командовали. Несколько человек в одном месте разом срывали чехол с лебедки, а в другом — с крана. Кто-то пускал в давно застывшие лебедки пар, кто-то тащил разной величины стропы.
— Не пускай!.. Держи! — кричали неизвестно кому суетящиеся люди на палубе.
Не послабляя троса, его осторожно перевели с бака на прову и подвели к крану. Привязав трос к шкентелю крана, акулу подтянули краном вверх настолько, что одна треть её выглядывала из воды, а две трети трепались в воде.
— Сорвется, — заметил кто-то.
— Сорвется, — с тревогой ответил кто-то другой.
— Не тяни больше! Сорвется! — крикнули стоящему на кране кочегару.
Вытянуть акулу на палубу было бы легко, если б её можно было зажать поперек стропом. Но обвить вокруг живой, бьющейся на тросе акулы строп было опасно. Не менее опасно было и тянуть её на крючке. Крючок мог вырваться из пасти акулы, и она могла сорваться назад в воду. Пока команда, свесив за борт головы, обсуждала, как лучше поднять на палубу акулу, к борту подошел старший помощник.
— А ну, ребята, расступитесь… Мы ей введем сейчас внутрь успокоительного, — сказал он. В руках у старшего помощника был браунинг. Когда акула, перестав извиваться на крючке, как будто немного успокоилась, старший помощник, не долго целясь, два раза выстрелил ей в лоб. После коротких выстрелов акула вдруг так заметалась на тросе, что нам казалось иногда, что теперь она точно сорвется. Чтобы окончательно охладить её рвение, старший помощник не спеша выпустил в нее все заряды, целясь в разные части туловища, и акула, истекая кровью, стала заметно ослабевать! Часто мигавшие до этого её глаза полузакрылись и как бы застыли.