В объятиях волка (ЛП)

Ужасающих доказательств, что Альбрехт вновь экспериментировал с Породами, было слишком много, чтобы проигнорировать, и Матиас был призван.
Он использовал Грейс, чтобы проникнуть в дом, и получить прощение будет нелегко.
— Где мы? — она, наконец, спросила, устало уставившись в потолок внедорожника, пытаясь скрыть свою реакцию на его прикосновения.
— Мы — приблизительно в двух часах от твоего домика, — сказал он ей мягко, наслаждаясь прикосновением к ее атласной коже колена и изгиба ноги под пальцами.
— Ты хорошо изучил меня, — сказала она, стараясь контролировать дыхание.
Аромат ее возбуждения рос. Железы за его языком утолщались. Он должен прекратить трогать ее, должен положить обе руки на руль и сосредоточиться на дороге, вместо того, чтобы заставлять их сходить с ума от жажды.
— Я изучал тебя в течение многих месяцев, — признался он. — Я следовал за тобой ночью, когда ты выходила, и отслеживал твои передвижения. Ты являлась объектом наблюдения в течение почти шести месяцев. — Матиас причинял ей боль. Он чувствовал соответствующий запах и ненавидел это.
— Почему ты выбрал меня? Почему не начальника охраны? Или главного менеджера? Почему непритязательный помощник управляющего с ограниченной властью?
Он фыркнул.
— Ты имеешь в виду ленивого менеджера, которая перекинула всю работу, ответственность и информацию на твои плечи, примеряя к себе плоды твоих трудов? — спросил он. – Мне даже не надо было чуять запах лени на той женщине, чтобы знать правду о ней. Всё, что мне надо было сделать, это прочитать файл, который был подготовлен на нее.
— Как ты узнал, что Альбрехт будет здесь во время модернизации системы безопасности?
— У меня свои источники, — он пожал плечами.
— И сколько вас?
— А скольких ты видела?
— Тебе кто-то помогал, — огрызнулась она. — Как бы тебе удалось заполучить мой багаж, или перегнать мой автомобиль? Ты не мог сделать этого один.
— Я убиваю один, и это — всё, что имеет значение, — он не скажет ей ничего другого. Всегда был шанс того, что она не та, кем ее считал, и он не посмеет предать других.
— Прекрати задавать вопросы, Грейс. Мы поговорим, когда доберемся до домика.
— Тогда прекрати трогать меня. Или клянусь Богом, если твои пальцы поднимутся чуть выше, то я при первой же возможности оторву их.
Его рука скользнула на дюйм выше колена и, не смотря на яростный приказ, она наслаждалась этим. Запах возбуждения теперь перебивал запах страха. Воздух вокруг него был с ароматом сильного шторма. Он мог почувствовать дикий пульс ее крови под кожей, и он знал, что его был таким же.
— Я умираю от желания прикоснутся к тебе, Грейс, — признался он. – Мне потребовалась вся сила моего контроля в последние недели.
— Отлично, это то, что нужно, — ответила она, хотя он услышал отдышку и желание в ее голосе. — Потому что теперь у тебя нет ни единого чертового шанса. Кроме изнасилования, так как, большой мальчик, ты всё испортил, когда нажал на курок. Теперь, я не стала бы спать с тобой, даже если бы лихорадка, о которой печатают таблоиды, была правдой.
Он едва заметно сморщился. Таблоиды понятия не имели. Как и Грейс. Потому что она станет его, и, к тому времени, когда лихорадка закончит с ними, они оба будут желать большего.
* * * 
Грейс никак не могла поверить в эту нелепую ситуацию. Она не могла даже предположить, что Матиас, на самом деле, хладнокровный убийца. Он даже не предупредил доктора Альбрехта.
Грейс вздрогнула, вспомнив это, вспомнив его настолько беспристрастное лицо. Не было никакого гнева, никакой ярости, это даже не было бесчувствием. А самое настоящее безразличие. То, что он сделал, не вызвало никакого раскаяния.
Скольких еще он убил? Ее убьет так же?
Грейс отвернулась от него и уставилась на дверь внедорожника. Полностью откинувшись на сидение, что в сочетании с темной ночью и сельской местностью, по которой они проезжали, сделали ее в конец погрустневшей.
Она растянулась, связанная и беспомощная. Большинство женщин просили бы оставить их в живых, плакали и кричали. Но она вместо этого пыталась думать. Ждать, при первом шансе бежать, если он подвернется. Хотя у нее было чувство, что этого не произойдет. И просьбы только привели бы к отрицательному ответу. Это так же не помогло бы Альбрехту.
Она была влюблена в Матиаса, и, возможно, это причиняло больше всего боли. Они провели большинство ее перерывов за чашкой кофе в ее маленьком офисе и вечера, наслаждаясь тихими ужинами вместе или длительными прогулками в парке.
Он очаровывал ее. Привлекал. Знание, кем он был, ужасы, которые испытал — все это заставило ее сердце сжиматься, и Грейс хотело стереть их нежностью. Она даже рассказала своей семье о нем. О Породе Волке, глаза которого были заполнены одиночеством, который улыбался так, как будто не знал, что мог так делать, кто смотрел на нее так, как ни один мужчина никогда не смотрел. Ее отец хотел встретиться с ним. Мать хотела приготовить для него. Братья предлагали научить его играть в футбол.
Она сморгнула слезы от потери. Об обеих потерях. Он понятия не имел, что упускает, когда потерял ее семью.
Ей нравилось говорить себе, что она осознавала действительность и что та требовала, чтобы она признала: Матиас не позволит ей уйти. Он не мог себе это позволить. Целое сообщество Пород пострадает от того, что он сделал сегодня вечером, если власти когда-нибудь узнают об этом. И Грейс хорошо знала о его лояльности не только к стае, которую он называл своей, но и к Породам в целом.
Она закрыла глаза, когда почувствовала, что кончики его пальцев снова гладят ее ногу. Его ладони были ужасно травмированы, слабые отметки от прошлых ран царапали ее кожу и душу. Они приносили удовольствие и боль. Удовольствие от прикосновения, а боль от осознания того, что он вынес.
Она думала, что знала его. Грейс знала, что он умеет убивать. Он рассказывал ей о некоторых приказах, которые получал, когда был в лаборатории. Она знала, что он убивал с тех пор, как начал вести следственные работы. Но не предполагала, что он мог убивать так хладнокровно. Стреляя в мужчину сзади, без предупреждения, так или иначе, казалась хуже, чем убийство лицом-к-лицу. Она знала о слухах, о том, что Альбрехт был частью Совета Генетики. Слухи, о том, что он приказывал убивать, работая над генетическими изменениями и, возможно, даже был частью чего-то, что пресса называла стражами директората. Он был главой Совета Генетики, который финансировал, направлял и наблюдал за каждой стадией развития Пород. Всё, что когда-либо видела Грейс - злой, разочарованный старик. Тот, который даже не имел здравого смысла закрывать дверь своего номера, и кто постоянно искал журнал назначений. Если слухи были верны, он должен был быть арестован, а не освобожден после расследования злодеяний над Породами. Он не должен был быть так убит.
— Грейс, запах твоего страха убивает меня, — его голос был мягким и нежным. – Клянусь, я не причиню тебе вреда.
— И я должна поверить этому? – отвечая, она повернула голову, смотря на него, увидев вспышку мрачного сожаления в его взгляде, пока он не повернулся назад, к дороге.
— Ты поверишь, — сказал он, теперь его голос был наполнен сожалением, как раньше взгляд. — И ты не умрешь. Не от моей руки или любой другой, пока я могу защитить тебя.
— Что? Ты думаешь, что можешь заставить меня забыть то, что я видела? — она ненавидела слезы в своем голосе, но еще больше ненавидела чертово разочарование. Она очень не хотела смотреть на него и бороться с собой, в попытках забыть то, что видела.
— Не забывай этого, — признал он. – Тем не менее, я надеюсь, что этих знаний хватит, чтобы ты держала все при себе.
Он сошел с ума. Это всё, что можно было сказать о нем.
— О, ну, в общем, если это - всё, что ты хочешь, тогда я “за”, — чтобы выжить можно и солгать. — Позволь мне уйти, и я буду молчать. Клянусь.