Рыжая племянница лекаря. Книга вторая (СИ)

— Тогда прощайте, — произнесла Вейдена, глаза которой вдруг лихорадочно заблестели, а в движениях появилась болезненная порывистость. — Я никогда не смогу поверить этой рыжей девочке, принесшей столько горя в мою жизнь. Пусть боги рассудят, чего она заслуживает, но уж точно — не моей благодарности. Но вам я отчего-то верю, как будто знала всю жизнь. Вы честный человек, мне это подсказывает сердце. И если кто-то сможет спасти Огасто — так это вы!
— Да неужто?.. — сквозь зубы процедила я, но не настолько громко, чтобы герцогиня могла услышать мое ворчание. Пусть мне и хотелось сейчас выложить ей правду — что любезности ей расточает бывший демон, который безо всякого сожаления прикончил бы ее супруга, повстречайся тот на его пути при иных обстоятельствах — но толку из этого никакого не вышло бы. Только богам было ведомо, что успела вообразить о Хорвеке госпожа Вейдена — я слыхала, что благородные дамы иной раз падки на разбойников и ухитряются разглядеть в эдаких харях признаки честности и благородства устремлений.
— Я сделаю все, что в моих силах, — заверил со всей серьезностью бывший демон и поклонился так изящно, что у меня немедленно заломило спину.
Госпожа Вейдена слабо улыбнулась и отступила во тьму, растворившись в ней, словно прекрасный и печальный призрак. Харль, до сей поры спавший спокойно, вдруг всхлипнул и тоскливо вздохнул, точно почуяв, что лишился прежней покровительницы окончательно.
— Тьфу! — только и сказала я, когда Хорвек повернулся ко мне.
— Надеюсь, твое ревнивое сердце успокоится, если я скажу, что мог безо всякого душевного трепета убить эту красивую даму в любой миг нашего с ней разговора, — он вдруг опустился передо мной на одно колено, склонив голову чуть набок, точно пытаясь получше разглядеть мои глаза.
— Ревнивое?.. Убить?.. — поперхнулась я, не зная, какая часть речи бывшего демона возмутила меня больше. — И с чего бы это должно меня успокоить?!
— С того, что тебя я убить не могу, — ответил он, не отводя глаз, и я закашлялась так, что должна была непременно перебудить всех спящих ведьм и честных людей от Таммельна до моего родного Олорака. Однако, боги, казалось, хранили нас этой ночью и сонное заклятье госпожи чародейки удалось на славу.
— Да, именно так, — повторил Хорвек, взяв меня за руку. — Я не могу тебя убить, и не хочу, чтобы тебя убила чародейка. Поэтому ты должна сделать то, что я скажу.
— Так я и знала! — просипела я, пытаясь забрать руку, но он крепко ее удерживал, словно не замечая моего копошения. — Я не буду мараться об колдовство!
— Йель, посмотри на меня, — кротко попросил он, вздохнув. Это обращение, столь непохожее на его обычную насмешливую манеру, заставило меня тревожно замереть.
— Смотрю, а как же! — пробормотала я то ли сварливо, то ли смущенно, ведь не могла взять в толк, чего добивается бывший демон — ничего нового в его лице не появилось, а взгляд желтых глаз с крошечными точками зрачков отнюдь не обладал успокоительным воздействием.
— Я слабею, Йель, — произнес он негромко. — Это тело ни к чему не годно, оно не способно выдержать то, чему я вынужден его подвергать. Пока что я стою на ногах, но время истекает, и я не знаю, как долго смогу хоть чем-то тебе помогать. К тому времени, как я окончательно превращусь в развалину, ты должна оказаться как можно дальше от ведьмы.
Теперь я поняла, что хотел показать мне Хорвек: даже в неверном свете лампы было видно, как он бледен, а глаза так глубоко запали, что, казалось, их обвели копотью. Дядюшка Абсалом, окажись он здесь, непременно заявил бы, что бродягу одолевает болотная лихорадка, и попытался бы продать бывшему демону пригоршню дрянных пилюль, которые, как он всегда говаривал, точно не повредят тому, кто и так одной ногой в могиле.
— Да какой же человек выдержит безо сна, еды и питья?! — в сердцах воскликнула я, тут же ощутив приступ непрошеной жалости. — А ты человек теперь, слышишь? Но изводишь себя так, словно хочешь побыстрее отправиться на тот свет!
— Ты ведь знаешь, о чем говоришь, пусть даже не понимаешь при этом и половины, — хмыкнул Хорвек. — Чем быстрее я себя прикончу, тем лучше для всех, а в особенности — для тебя. Точнее говоря, так было бы лучше, не сцепись ты с чародейкой, которая прожила на свете куда дольше тебя и знает много такого, чего в твою голову не вложить и за сто лет.
— И хвала премудрым богам за то, — перебила его я, не удержавшись. — Моя голова — не сточная канава при городском рынке, столько дряни не вместит. Но черт с нею, с моей головой! Мне совсем не нравится то, что ты хочешь себя уморить. Быть может, согласно вашим воззрениям в людском обличье жить совершенно невмоготу — людям и самим подчас не слишком-то нравится их жизнь! — но любые законы нарушаются, если на то половчее изыскать причины. Ты порой смахиваешь на безумца, но… Я тебя не боюсь, так и знай! Только что ты сам сказал, что убить меня не сможешь…
— Пока что — не смогу, но изменения неотвратимы, — отрезал Хорвек, наконец-то отпустив мою руку. — Скоро я не вспомню об этом разговоре. И о… о прочем.
— Ни в жизнь не поверю, — упрямо возразила я. — Кривить душой не стану, я не знавала демонов раньше, однако мне сдается, что ты не так уж похож на остальных. Ты был совестливым бесом, вот что я скажу, а достоинство это и среди людей не сыщешь днем с огнем. Может, тебе самому этого и недостаточно, но мне-то хватает с лихвой, и я не желаю, чтобы ты себя преждевременно загонял в могилу. Я свое слово держу, в отличие от тебя, и вот какой зарок я дам сейчас: ежели ты все-таки спятишь и решишь меня прикончить — перед смертью я не прокляну тебя и винить не буду, чтоб мне сквозь землю сейчас провалиться!..
— Йель, твоего ума не достает на то, чтоб понимать, насколько неосторожные обещания дает твой язык, — Хорвек начал проявлять признаки нетерпения; оборот, который принял наш разговор, ему очевидно не нравился.
— Ох, да и ладно! — вскричала я, ничуть не смутившись. — Послушать тебя, так большого ума вовек не захочется. От него, видать, одна маета на душе да тоска о том, что еще даже не случилось! Лучше уж жалеть о своей глупости, чем о подлости. Так вот: я соглашусь выполнить твои указания, сколько бы чародейской ереси в них не содержалось, но при одном условии…
— Неужто спасение прекрасного герцога стало недостаточно веской причиной для сделок с собственной совестью? — нарочито удивился бывший демон.
— Прекрати поминать господина Огасто каждый раз, как тебе захочется заморочить мне голову, — я скривилась, не вполне отдавая себе отчет в том, что мне и правда не хотелось сейчас слышать о Его Светлости. — Даже рыночные нищие придумывают новые жалостливые истории, когда прежние набивают оскомину! Я пойду к ведьме и украду у нее все, что скажешь, но только если ты прекратишь над собой измываться. Рехнешься ты или нет — одним богам известно, а вот с голоду помрешь непременно, если продолжишь отказываться от еды.
— Так ты обо мне волнуешься, Йель? — протянул Хорвек, неприятно улыбаясь. — Как неразумно. Лучше бы ты беспокоилась о своих друзьях.
— Ты мне тоже не враг, что бы в твою голову не втемяшилось, — возразила я, всем своим видом показывая, что не принимаю во внимание его недовольство. — Ну, говори, что я должна сделать?
Хорвек некоторое время молчал, то усмехаясь, то хмурясь, а затем, что-то решив в уме, поднялся, заставив встать и меня. Вновь моя ладонь очутилась в его руке.
— Как я уже говорил, ты войдешь в комнату ведьмы и возьмешь три предмета, которые первыми попадутся тебе на глаза, — сказал он. — И для этого тебе потребуется обойти нити охранного заклинания, которым, несомненно, опутана вся комната.
— Глазам моим нипочем его не разглядеть, — пробормотала я, чувствуя, как оживают мои прежние опасения, исчезнувшие было во время странного спора с Хорвеком.
— Зато его разглядят глаза оборотня, — и Хорвек вложил в мою руку маленький липкий сверток. Я приглушенно взвизгнула, но он зажал мне рот ладонью, и испачканными в крови пальцами провел по моим векам, оставляя влажный след. Мне показалось, что голова закружилась от дурноты, однако тошнота быстро прошла, а видела я все хуже — глаза слезились от щемящей боли.