Рыжая племянница лекаря. Книга вторая (СИ)

— Но я не так уж люблю отнимать человеческие жизни, как это кажется маленькой добросердечной Йель. Мы мирно выйдем из ворот этого негостеприимного дома, и за нами вскоре снарядят погоню, которая будет идти по нашему следу и днем, и ночью. Ее не одурачить маскарадом или чужим именем.
В который раз я почувствовала себя глупейшим образом, ведь, признаться честно, до сих пор не раздумывала над тем, что буду делать, когда выберусь из дворца. Отчего-то мне казалось, что главное — заполучить портрет, который сам по себе даст ответы на все вопросы, и станет главным моим оружием в борьбе с колдуньей. Однако будущее вовсе не прояснилось волшебным образом в тот миг, когда полотно очутилось в сумке Хорвека, и мне оставалось только молча слушать речь бывшего демона, который явно вел к тому, что меня вскорости ожидает очередное гнусное приключение с колдовским душком.
— И что же мне нужно сделать? — едва смогла я выдавить из себя вопрос, ответ на который знать не желала.
— Ничего такого, чего ты раньше не делала, — уклончиво ответил Хорвек, и я укрепилась в мысли, что меня ждет нечто воистину омерзительное.
Госпожа Вейдена сдержала свое слово и указала нам комнаты, где проводили свою последнюю ночь под крышей дворца достойные пожилые госпожи, чей храп слышался из-за закрытых дверей. Я бывала в этом крыле пару раз — тут располагались гостевые комнаты, где придворные дамы Ее Светлости подолгу жили, иногда напрочь забывая о родных поместьях, где, разумеется, не водилось столько свежих сплетен, да и истинно столичный блеск двора госпожи Вейдены из тех глухих углов было не разглядеть.
Хоть я и знала, что они не смогут сегодня проснуться, однако приоткрыла двери с опаской, разом вспомнив все схожие переключения, пережитые в те времена, когда мы с дядюшкой скитались от городка к городку, не брезгуя мелким воровством. Ее Светлость, напротив, выказала неожиданное присутствие духа, и вошла в комнату куда решительнее меня, высоко подняв светильник. «Еще бы, — мрачно подумала я. — Откуда благородной даме знать, что в непрошеных гостей могут запустить сапогом или того хуже — ночным горшком! А уж если попадешься на горячем хозяину гостиницы с тяжелой рукой, так еще и поколотят, неделю спину не разогнешь… Помоями, опять же, плеснут и на мороз с лестницы спустят. Или обмажут дрянью какой и в перьях из старого тюфяка обваляют. А какие собаки презлющие водятся при иных постоялых дворах!..». Погрузившись в воспоминания, не успевшие поблекнуть в моей памяти, я забралась в платяной шкаф, собирая в охапку все платья, которые только попались мне под руку.
В смежной комнатушке точно так же похрапывала горничная, наряд которой я тоже прихватила с собой, прибавив к нему небольшой дорожный сундучок, без которого никакая разумная пожилая дама не отправилась бы в путь.
Хорвек, дожидавшийся нас у двери, не выказал никакого любопытства в отношении тряпок, и, перекинув беспамятного Харля через плечо, сказал, что сейчас самое время посетить госпожу чародейку, ведь никакая ночь — добрая или же злая — не длится вечно.
— Она приказала, чтобы ей отвели покои рядом с комнатой Огасто, — сказала госпожа Вейдена, поморщившись из-за каких-то гадких мыслей, одолевавших ее каждый раз, как речь заходила о близости ее мужа с той, что выдавала себя за его сестру.
И мы вновь зашагали по пустынным коридорам, чувствуя себя едва ли не последними живыми людьми в царстве сна, который больше походил на изнурительную коварную болезнь, подтачивающую силы обитателей дворца.
— Ты говорил, что там полно охранных заклинаний, — от волнения я была не в силах оторвать взгляд от Хорвека, тяжко сопя под грудой тряпья, словно осел, на которого взвалили мельничный жернов. — Как же я войду в ее покои? И что за прок от этого, раз эту змеищу даже не удавишь подушкой? Не то чтобы я думала, будто смогу эдакое провернуть, душегубство вовсе не по моей части, но…
— Есть законы настолько старые, что даже самые могущественные чародейки ничего не могут с ними поделать, — отвечал бывший демон, размышляя о чем-то далеком и мне неизвестном. — Например, существует такое древнее правило: тот, кто убегает от ведьмы, всегда может украсть у нее три предмета, которые помогут сбить со следа ее слуг.
— Старые сказки! — воскликнула я, не скрывая своего недоверия.
— Старые сказки… — эхом откликнулась госпожа Вейдена, выглядевшая вконец измученной. Даже светильник был слишком тяжким грузом для ее нежной, тонкой руки, и я опасалась, что герцогиня вот-вот выронит его.
— Да, старые сказки, — согласился Хорвек. — Сейчас самое время их вспомнить — в заколдованном дворце, под боком у злой колдуньи.
— Но как я узнаю, что мне нужно украсть у нее? — мне все еще казалось, что он шутит.
— Что первое увидишь, то и возьмешь. Чем хороши — и плохи — старые законы, так это тем, что даже захочешь ошибиться — не сможешь.
— А чары? Разве они не подскажут ведьме, что к ней в комнату забрался вор?
— Ты пройдешь, не коснувшись ее заграждений. Магическая паутина не бывает сплошной, там всегда найдется прореха.
— Да как же я найду дыру в том, чего не разглядеть? — мне начало казаться, что Хорвек насмехается надо мной. — Мои глаза не видят магию, и, сдается мне, так от природы положено добропорядочным людям!
— Да, твои глаза ее не видят, — согласился Хорвек, и мне подумалось, что всякий раз его покладистость в споре оборачивается какой-то сущей пакостью.
Неудивительно, что чем ближе мы подходили к покоям, которые заняла колдунья, тем сильнее я тряслась, не решаясь озвучить ни один из тех вопросов, что вертелись у меня на языке. Единственное, что заставляло меня сохранять лицо — присутствие госпожи Вейдены, выглядевшей бледнее и измученнее, чем покойник во гробу, однако же продолжавшей идти, сжимая посиневшие губы. Ей приходилось несладко, но гордая дама ни за что бы не призналась в слабости — и я не желала ни в чем уступать ей.
— Она там, — голос Вейдены прошелестел, словно ветер качнул ветви деревьев. — Вот вход в ее покои.
Я остановилась, как вкопанная, уставившись на черный высокий проем двери. После слов Ее Светлости мне показалось, что в густой тени шевелится что-то, похожее на клубок змей. Ведьма и в самом деле устроилась поблизости от господина Огасто, потеснив свиту герцогини. Раньше в этих покоях госпожа Вейдена проводила свои мирные дни, развлекаясь вышиванием да разговорами со своими дамами — именно здесь когда-то помолвили нас с Мике, не спросивши моего мнения. Щемящая боль поселилась в сердце, но быстро ушла — слишком уж боялась я настоящего, чтобы всерьез переживать из-за прошлого.
— Вам лучше уйти, Ваша Светлость, — произнес Хорвек, уложив беспамятного Харля у стены.
Заслышав это, я выронила разом все тряпки, что держала в руках, и с размаху уселась на дорожный сундучок, также выпавший из моих рук. В то, что бывший демон мог испытывать искреннее участие по отношению к герцогине, мне никак не верилось, и, по моему разумению, отсылал он ее вовсе не потому, что тревожился из-за измученного вида госпожи Вейдены. Герцогине попросту не следовало слышать то, что собирался сказать мне Хорвек, и, признаться честно, я тоже желала бы оставаться в неведении относительно тех колдовских мерзостей, которыми полнился ум моего приятеля.
— Вы помогли нам сверх меры, — тем временем говорил Хорвек, вновь целуя руку госпожи Вейдены и принимая у нее светильник. — Ночь на исходе. День выдастся тяжелым, и вам понадобится много сил для того, чтобы выдержать гнев врага — а с сегодняшней ночи госпожа чародейка станет вашим врагом. Остерегайтесь ее, но не бойтесь. Страх заставит показать, как много вы знаете — и этого она вам не простит.
— А вы… — неуверенно промолвила госпожа Вейдена, глядя на Хорвека с тревогой. — Вы не…
— Что бы ни случилось с нами, мы не расскажем никому о вашей помощи, — серьезно ответил Хорвек, и прибавил то, от чего я вздрогнула. — Клянусь вам.
— Ах ты ж лживый бес, — пробормотала я себе под нос. С каждой минутой я убеждалась все больше в том, что беспринципность Хорвека не имеет никаких пределов и холодела от мысли, что оказалась в зависимости от существа, не принимающего во внимание ничего, кроме своих собственных тайных убеждений, устроенных так хитро, что человеку в них было нипочем не разобраться. «И ведь верно то, что в конце концов ты рехнешься, дружок, — мрачно думала я, сгорбившись и растирая холодеющие руки. — Столько беззакония человеческая голова никак не вместит!»