Певчая: Алхимия (ЛП)

— Но почему ты?
Его голос стал печальным.
— Потому что я такой.
Точно. Нат никогда не мирился с идеей. Он должен был обдумать ее со всех сторон, и он любил задавать неловкие вопросы. Иначе он не был бы Натом. Но я боялась, что в этот раз он навлечет беду, в первую очередь, на себя.
— А еще я переживаю за тебя, — продолжил он. — Эта одержимость алхимией мешает Совету нормально думать. Как они могли просить тебя исполнить песнь лунного шиповника так, будто никаких последствий не было? А что потом они попросят?
— Из-за этого и я переживаю, — призналась я.
Он склонился ко мне, сидя на сундуке, все еще тело напряглось.
— Клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь тебя. Люси.
От его яростной тревоги я не могла дышать. Я склонилась к нему, но он встал без слов, сжимая кулаки.
— Нет? — я тоже встала, но не рассчитала тесное пространство. Мое плечо врезалось в его, он поймал меня рукой. Я успела на миг подумать, что было в его глазах, а потом его руки обвили меня, и мы целовались так, словно не могли остановиться.
О, эти поцелуи! Головокружительные, горькие и сладкие. Я ощущала в них каждый день, что мы провели порознь, каждое письмо, что оказалось непрочитанным.
Но теперь он был здесь. Его руки запутались в моих волосах. Его теплые губы были на моих. Мое сердце заколотилось, наши поцелуи стали глубже.
Я попыталась притянуть его ближе, но он отпрянул.
— Я… не могу, — сказал он с ошеломленным видом. — Не должен. Не когда…
Я сама была ошеломлена и ждала, пока он закончит, но он не стал этого делать.
— Когда что? — спросила я.
— Нужно вернуть тебя, — он зазвучал решительно. — Тебя будут искать.
— Но мы…
— Я покажу путь, — он отошел от меня, выглянул в дырочку в панели и, открыв дверь, вышел.
Я могла лишь последовать за ним.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
СИВИЛЛА
Мы миновали огромные колонны быстро и прошли через дверь, которую я не видела раньше. Мы прошли по лестницам и галереям, где звуки отдавались эхом. Я вспомнила наши вылазки в доме Гэддинга, когда Нат учил меня быть шпионом. Тогда он тоже держался от меня на расстоянии.
Но почему он так делал сейчас? Этот вопрос не давал мне покоя.
Мы остановились в тенях тихой комнаты, я с трудом узнала в ней ту, что рядом со мной.
— Мне стоит оставить тебя здесь, — прошептал Нат. — Нельзя, чтобы нас видели вместе. Особенно, после Совета. Дойдешь дальше сама?
— Наверное, да. Но, Нат…
— Что?
Почему ты прервал поцелуй? Этот вопрос был слишком смелым, я не могла задавать его, когда его глаза были так далеко. Вместо этого я спросила:
— Ты так и не сказал, почему Совет против наших встреч.
— Завтра, — тихо сказал он. — Обещаю, я все объясню завтра.
Я подумала на миг, что он коснется меня, но он отошел.
— Но где я тебя найду?
— Я найду тебя. Так безопаснее, — он уже отошел так, что шепота не было слышно, но я видела двигающиеся губы. — Будь осторожна.
— Ты тоже.
Я сохраняла храбрый вид, но, как только он ушел, мои страхи насчет Рэкхема и его шпионов нахлынули на меня. А если они видели Ната, ведущего меня сюда?
Не должны были. И если они сейчас заметят меня, нужно хотя бы сделать вид, что я не смотрю ему вслед.
Собравшись с силами, я пошла к комнатам. Я была почти там, когда услышала кого-то сзади.
— Люси? Это ты? — юный и мелодичный голос был самым красивым в мире.
Я удивленно обернулась и увидела высокую девушку моего возраста, идущую ко мне. Румяная, с ямочками на щеках, с золотистыми волосами, уложенными красивыми локонами, она была такой же милой, как и ее голос.
— О, Люси! Это ты, — ее сопрано был полон радости. — Ты меня помнишь?
Помню ли? Я смотрела на нее, а она улыбнулась.
— О, видимо, нет. Я — Сивилла Дэшвуд. Ты оставалась со мной на все лето, когда тебе было семь, в доме Дэшвудов. Ты, твоя мама и Норри.
Я ее не помнила. Но это не имело значения. Чтобы защитить меня, мама исполнила чаропесню забвения. Она сработала хорошо, уничтожила много моих детских воспоминаний, особенно, тех, где была моя мама.
Но могла ли я забыть целое лето своей жизни? Может, эта красавица мне врала. Нужно действовать осторожно.
— О, прости, — сказала я. — Я тебя не узнала. Это было давно. И… ты выросла.
— Как и ты, — сказала она, смеясь.
— Не так, как ты, — хотя я говорила себе, что внешность — не главное, я ощутила укол зависти. Высокая и сияющая, Сивилла была в розово-золотом платье, что идеально облегало ее соблазнительную фигуру.
— Это все перышки, — она отмахнулась от шелковой одежды с улыбкой. — Но внутри я все еще та девушка, которую ты знала. Могу три раза поклясться.
Глупое высказывание напомнило о детстве. Оно было нашим? Я улыбнулась ей на всякий случай.
— Не помню, почему мы были у тебя…
— Дела Певчих, наверное, — спокойно сказала Сивилла.
Я потрясенно посмотрела на нее.
— Ты тоже Певчая?
Слова вырвались раньше, чем я успела их обдумать. Может, я должна была это знать, и Сивилла ждала, что я это помню. Но, к счастью, мой вопрос ее не огорчил.
— О, нет, — Сивилла покачала головой так, что ее золотые локоны подпрыгнули. — Знаю, они надеялись на меня, когда мы в последний раз виделись с тобой, но магия, похоже, умерла вместе с моей бабушкой.
— Твоя бабушка была Певчей… а ты — нет?
Сивилла кивнула.
— Бабуля была очень мудрой, но не сильной Певчей. Ни одна из ее дочерей не получила дар. Мама надеялась, что у меня получится, но во мне нет ни капли магии.
Она улыбнулась, но за ее очарованием я видела печаль.
— Мне жаль, — сказала я.
— О, не думай, что я расстроена! Наоборот. Магия — ужасная ответственность. Так что мне повезло избежать этого, — она прижала ладонь ко рту. — Ой. Не нужно было этого говорить, да? Тебе.
Она была так испугана, но я невольно рассмеялась. И она присоединилась.
— Моя вечная проблема, — призналась она. — Я не умею молчать.
Было сложно поверить, что она могла врать мне.
— Ничего, — сказала я. — Ты права: магия — ужасная ответственность.
— Но ты справляешься хорошо, — ее лицо в форме сердечка было полно восхищения. — Если бы мне нужно было побороть Скаргрейва, я все еще дрожала бы где-то в углу. Или пропала в его Вороньей яме, — она поежилась. — Хорошо, что мы с мамой переехали во Францию до его правления. За то, что у меня бабушка была Певчей, меня могли легко убить. И его не волновало бы, есть магия в семье или уже нет.
— Ты нашла во Франции убежище?
— В какой-то степени. У Скаргрейва было большое влияние. Даже во Франции нам приходилось скрывать свое происхождение. Мне было ужасно сложно, — она скривила губы, я увидела печаль в ее глазах. — У меня есть привычка говорить то, что не нужно, кому не нужно, нам приходилось переезжать. Это расстраивало маму.
— Твоя мама здесь с тобой? — спросила я.
Печаль в глазах леди Сивиллы стала сильнее.
— Боюсь, мама умерла прошлой весной в Париже.
Теперь уже я сказала то, чего не стоило. Я знала, как ужасно терять мать.
— Прости, — неловко сказала я.
Сивилла тепло кивнула.
— Ты очень добра. Она болела какое-то время, так что это было ожидаемо, но я ужасно скучаю. И, конечно, возвращаться сюда было сложно.
— Ты живешь с отцом?
— Нет. Он умер раньше, чем мы с мамой отправились во Францию. Меня забрала его сестра. И ее муж, конечно, но тетя Горинг принимала решение. Она была немного старше моего отца, ее дети уже выросли, — Сивилла говорила открыто, это меня всегда удивляло в людях. Она добавила. — Думаю, она надеется, что я найду себе пару, стану полезной для семьи. Потому я и в Гринвиче. Тетя Горинг хотела, чтобы меня представили двору. Мы хотели быть тут лишь пару дней, но теперь, когда тигель украли, нам приказали остаться. Я тут уже довольно давно из-за этого. Конечно, сейчас уже безумно скучно.