Пылающий мир (ЛП)

Теперь ферма занята новой семьёй с более активной позицией в отношении к несовершенству общества. Кажется, все дома и хижины переоборудованы в казармы. Солдаты Аксиомы входят внутрь и выходят по различным поручениям, приносят или получают оружие и снаряжение. Позади домов по всему полю располагаются десятки палаток, напоминающих лагерь на музыкальном фестивале — жалкий Вудсток войны.
Что мы тут делаем? - шепчет Нора, пропустив мимо ушей наставление Эйбрама. - Разве они нас не ищут?
Здесь очень плохая связь. Зона действия рации едва дотягивает до километра. В лагере ничего не узнают, пока не прибудет посыльный.
Переговоры не планировались, так ведь? - говорит Джули, наблюдая, как
солдаты устанавливают гранатомёт на Тойоту. - Вы бы согласились на Слияние, если бы в этом случае заполучили Стадион, но вы бы всё равно заполучили его, так или иначе.
Губы Эйбрама трогает горькая ухмылка.
Мы предлагаем инновационные решения современных проблем.
Он паркует машину рядом с одной из хижин. Выпрыгивает из автомобиля и идёт внутрь, а мы идём следом.
В хижине жарко и сухо. Неожиданный уют комнате придаёт огонь, потрескивающий в маленькой железной печи. Здесь есть односпальная кровать и два кресла, телевизор и старая ТВ-приставка. Похоже на комнату мужественного мальчика-подростка, который ищет независимости. Застарелые пятна крови на занавесках говорят о том, что его поиски внезапно прекратились.
Сейчас комната занята женщиной и девочкой. Обе сидят напротив телевизора и смотрят, как взлетает самолёт, как кот играет с пойманной птицей,смотрят, как давно умершие певцы исполняют песни для давно умершего жюри. Калейдоскоп изображений разбрызгивает по стенам комнаты странные цвета.
Почти вовремя, - говорит женщина, не оборачиваясь.
Девочка бежит к Эйбраму и обнимает его ногу, но он не улыбается. Ей около шести лет, у неё прямые чёрные волосы и смуглая кожа — румяная блондинка точно не её мать. Один глаз девочки большой и тёмный, а второй спрятан под серо- голубой повязкой с нарисованной маргариткой.
Привет, сорнячок, - говорит Эйбрам, садит её на руку и приподнимает. - Тебе было весело с Кэрол, пока меня не было?
Девочка печально качает головой.
Конечно, нет. С Кэрол тебе скучно.
Она каждые пять минут спрашивала, когда ты вернёшься, - говорит Кэрол. - Я уже готова была сказать, что ты умер, чёртов бездельник.
Выдалась напряжённая неделька.
Я слышала. Ты должен мне пять дней с Люком. Эйбрам качает девочку на руке, рассеянно улыбаясь.
Возможно, какое-то время мне придётся побыть на задании, но когда у меня появятся свободные дни... конечно, - он опускает её на пол. - Спраут, мне нужно, чтобы ты взяла рюкзак и упаковала свои вещи. Мы отправляемся в путешествие.
Кэрол хмурится.
Путешествие? Что за хрень ты несёшь?
Эйбрам начинает бросать еду и одежду в рюкзак, не обращая на неё внимания.
Кельвин! Ты не можешь брать ребёнка на задание...
Спасибо, что присмотрела за Спраут, Кэрол. Если хочешь, можешь идти домой.
Свет на стенах становится красным, и звук телепередачи прерывает сирена.
Эйбрам застывает над своей сумкой.
Вот дерьмо, - Кэрол бросается к экрану, словно начинается её любимая передача. - Наконец-то им это удалось? Мы завладели федеральным телевидением?
На пустом красном экране около двух секунд звучит сирена, затем калейдоскоп возобновляется.
Медведь вытаскивает из реки лосося. В замедленной съемке лев бросается на зебру. По деревне маршируют солдаты.
Это грёбаный шифр, - ворчит Кэрол. - Ты помнишь, что он означает, Кельвин? Я не выучила домашнее задание.
Нет, - спокойный тон Эйбрама противоречит поспешности, с которой он пакует вещи. - Посмотри в инструкции.
Кэрол вытаскивает толстую пачку листов в переплёте и шлёпает его на стол, пока телевизор мигает своей коллекцией изображений-метафор.
Не могу поверить, что мы продолжаем пользоваться этим устаревшим дерьмом, чтобы передавать сообщения, - говорит она, перелистывая ламинированные страницы. - Почему нельзя сказать прямо?
Эйбрам заставляет себя засмеяться.
Если бы мы «говорили прямо», люди могли бы действительно нас понять. Этого допустить нельзя.
Кэрол смотрит на него.
Что?
Это прописано в названии, - он тычет пальцем в сторону бумаг в переплёте, похожих на инструкцию к какому-то старинному промышленному оборудованию. - Эвфемизмы, используемые для предотвращения излишнего понимания.
Кэрол изучает обложку.
Я скажу это снова. Что?
Он застегивает молнию на рюкзаке.
Забудь. Всё равно я уверен, что это просто учебная тревога, - он направляется к двери.
Сквозь фоновую музыку прорывается угрюмый методичный голос.
«Ничего не происходит без причины. Всему есть своё место». Телевизор показывает гориллу, шагающую по клетке в зоопарке.
«Человек — единственное существо, которое ставит это под сомнение».
Горилла исчезает, появляется тёмная фотография, на которой изображено лицо мужчины.
Лицо Эйбрама.
Кэрол таращит глаза и смотрит на Эйбрама.
А вот это достаточно яс...
Эйбрам бьёт кулаком ей в висок. Она падает на пол.
Какого хрена! - кричит Нора.
Он выхватывает пистолет из-за пояса Кэрол и бросает его Норе.
Ты умеешь этим пользоваться, верно?
Нора открывает рот, чтобы ответить, но в это время кадр с плавающей в крошечном аквариуме золотой рыбкой меняется на фотографию Норы, сидящей на полу своей камеры и хмурящейся в объектив, и ничего не говорит.
Что за чёрт? - шепчет Джули, когда картинка с щеглом в клетке исчезает, и появляется тусклая фотография Джули на пыточном стуле.
«Когда человек покидает своё место, когда он противится своей природе и отвергает свою роль, тогда приходят страдания».
Спраут смотрит на няню и хнычет. Эйбрам перекидывает рюкзак через плечо и берёт дочь за руку.
Шевелитесь, - обращается он ко всем присутствующим, а затем выходит.
Мы колеблемся, пытаясь осознать поворот событий, но стон Кэрол приводит нас в себя и мы бежим. Перед тем, как я захлопываю дверь, я бросаю взгляд на телевизор и вижу, как на меня смотрит моё собственное лицо. Я не помню, когда было сделано это фото, но в моей памяти были провалы даже до пыток током и обморока. Несмотря на резкий свет вспышки, я выгляжу на удивление живым. Кожа бледная, но нет фиолетового оттенка, как у Оживающих. Глаза абсолютно нормальные. Коричневые, как грязь, как дерьмо, как глаза шестидесяти шести процентов остальных кареглазых людей планеты (я беру цифры из последних подсчётов, когда они проводились). Как раз то, что я хотел, разве нет? Быть таким же, как любой другой человек, живущий в мире, где страдают дети, подвергаются избиениям женщины, а за рабочими столами сидят дикие животные?
«Когда гвозди выпадают из своих отверстий, - говорит телевизор, - дом рушится. Найдите их и верните на место».
Над моим лицом мелькает кадр с логотипом Аксиомы, экран краснеет и звучит тошнотворный сигнал тревоги. Затем возобновляется обычная телепередача.
Счастливые дети на качели из колеса.
Зелёное стекло Башни Свободы, сияющее над юным Нью-Йорком. Извивающийся червь.
Я ЁРЗАЮ НА переднем сиденье, пока мы мучительно медленно и лениво
выезжаем из лагеря. Это похоже на попытку притвориться мёртвым, пока медведь грызёт твой череп. Я замечаю, как несколько солдат выходят из своих палаток, освещая фонариками лица друг друга, но к тому моменту, когда разворачиваются поиски, мы уже приближаемся к выходу. Я вижу мерцание телевизора внутри палатки охранника и напрягаюсь, но потом замечаю, что сам охранник всё еще стоит снаружи, докуривая сигарету. Он кивает Эйбраму и машет нам рукой.