Боль и сладость твоих рук (СИ)
На такое был способен только мужчина с очень пластичной, полуженской психикой. Как тот, который сидел рядом с ней сейчас. Они нашли друг друга не случайно — оба в каком-то смысле андрогины.
Какое-то время они ехали молча, затем, свернув с широкой эстакады куда-то под мост, Дмитрий завел автомобиль на темную, безлюдную в середине ночи стоянку.
Лори пыталась осмотреться, но ничего невозможно было понять в окружающей темноте и тишине. Только проезжающие под мосту прямо над ними автомобили аритмично разрывали тишину. Шум нарастал каждые 30–40 секунд до пика и сразу стихал, словно автомобиль даже не удалялся, а просто исчезал в тот момент, когда пересекал окно безвременья над их головами.
Она медленно повернула голову, уверенная, что сейчас он ее поцелует, но получила лишь нечитаемый изучающий взгляд. Невозмутимый взгляд доминанта, хорошо вошедшего в роль.
— Я хочу твой рот, саба. Прямо сейчас.
Не отрывая взгляда от нее, он отстегнул сначала свой ремень, затем ее, и отодвинул сиденье до упора. Единственный насмешливый взгляд, небрежный приглашающий жест или попытка принудить ее — и Лори послала бы его. Но ничего такого не было: Дима был абсолютно нейтрален и не просил ничего, кроме того, о чем сказал словами. Ничто не указывало на попытки унижать ее или самоутверждаться. Он словно действительно пытался понять, хочет она его или нет. И совершенно точно, что он действительно ее хотел.
— Да, мой господин, — мягко ответила Лори, не сдержавшись от легкой насмешки в голосе — но скорее она смеялась над самой собой, чем над ним.
— Умница, — бархатным голосом похвалил он, когда она в первый раз коснулась его губами, и больше ни слова не произнес.
За время этого минета она узнала о нем и о себе удивительно много нового. Первое и главное — ей нравился его вкус и запах. Она наслаждалась каждой секундой, несмотря на крайнее неудобство и боль в шее. А его тихий стон в конце вознес на вершину блаженства. Она действительно почувствовала давно забытое наслаждение сабы, доставившей удовольствие своему господину.
Но это было даже не самым приятным. Больше всего удовольствия доставило то, как он вел себя с ней все это время — мягко гладил тыльной стороной ладони по плечу, спине, ласкал волосы и лишь раз легонько сжал их, требуя ускорить движения. И ей это неожиданно понравилось. Снова понравилось, хотя она думала, что хочет жесткости и принуждения.
— Спасибо, малыш, — хриплым голосом выдавил он с еще закрытыми глазами, когда Лори выпрямилась и с достоинством села на место, изо всех сил скрывая дискомфорт в спине и шее.
— Мне было приятно доставить вам удовольствие, — таким же хриплым голосом выдавила она, нашла под рукой бутылочку с водой и, нетерпеливо открутив крышечку, выпила сразу половину.
Дождавшись, когда она удовлетворит жажду, Дима взял бутылочку и допил до конца. А затем протянул руку и мягко обхватил ее шею горячими пальцами, осторожно разминая:
— Так?
— Да-а-аа, — Лори застонала, с наслаждением доверяясь нежным прикосновением его сильной руки.
— А здесь надо? — он коснулся ее бедра поверх джинсов и прижал пальцы к промежности.
— Нет.
— Сидеть.
Он приказал это таким тоном, словно усмирял собаку, но Лори подчинилась не словам, а взгляду — снова этому внимательному, непонятному, как назло, взгляду — не повелевающему, а абсолютно нейтральному, словно у него никогда не было никаких эмоций.
— Когда ты научился так смотреть? Так даже Макс не умеет… — растерянно спросила она, совмещая порыв искреннего любопытства с попыткой его отвлечь комплиментом.
— Закрой рот, саба, — выдохнул он, — закрой рот, глаза, и расслабься. Отдайся мне. Подчиняйся.
Лори открыла рот, но тут же осеклась, когда его пальцы добрались до ее бесстыдно мокрой киски.
— Закрой рот, пока я не заклеил его тебе, — немного раздраженно пробормотал он ей в ухо, требовательно лаская внизу.
Лори сдалась, цепляясь за него руками, и почти сразу начала стонать, то сжимая его руку бедрами, чтобы немного притормозил, то вцепляясь ногтями в его куртку, беззвучно умоляя ускориться. В конце концов он уперся свободной рукой в ее бедро, силой принуждая угомониться, не мешать самой себе. И она кончила с каким-то жалобным стоном, словно он вырвал у нее этот оргазм, которого она не хотела. И в каком-то смысле так и было.
Едва придя в себя, она испытала приступ мучительного стыда. И обиды.
— У меня где-то были влажные салфетки…
— Лори, посмотри на меня.
— Да?
Она подняла взгляд, полный мучительной неловкости, и встретила его откровенно сверлящий взгляд, пытающийся проникнуть в ее мысли. Дима снова стал человеком. Она улыбнулась ему, словно приветствуя возвращение.
— Мне понравился твой ротик, малыш.
— Мне… тоже было хорошо.
— Но чего-то не хватило.
— Нет. Ты не понимаешь. Все наоборот.
Дима отстранился, глядя на дорогу:
— Хотела остаться неудовлетворенной?
— Да, — выплюнула она, словно ждала возможности произнести это вслух. И сразу почувствовала жгущие глаза слезы.
— Зачем?
Глубоко вздохнув и все равно словно не добрав воздуха из-за комка в горле, Лори не ответила. Она не знала ответа, и почти ненавидела себя за это.
— Ты можешь доминировать как хочешь. Ты можешь отдавать мне приказы, можешь просить доставить тебе удовольствие тысячей способов, можешь наслаждаться моим телом и моими эмоциями. Можешь ласкать меня, если хочешь, но ты не можешь силой принуждать меня к оргазму. Считай, что это мое главное табу.
Смотревший в другую сторону Дима еле заметно дернулся, словно она ударила его. Какое-то время она слышала только свое дыхание между оглушающим шумом приближающихся и исчезающих над их головами автомобилей.
— Ты получишь ту игру, которую хочешь, — медленно и будто неохотно сказал он после долгой паузы. — Но учти, что когда ты ее начнешь, обратной дороги уже не будет.
— Что, твоих демонов эгоизма можно только разбудить, и невозможно уложить спать? — спросила Лори и насмешливо, и немного нервно.
Дима дернул головой, словно услышал нечто, удивившее его, но потом его лицо слегка потемнело:
— Вообще-то… да, лисичка, все примерно так.
ГЛАВА 7. Меня надо покормить
Ирина. На сутки позже.
Тимофей спал, сидя в кресле. Она тихонько сидела рядом на ковре, прижимаясь щекой к его руке, и не могла решиться разбудить его. Боялась, что магия ночи мгновенно рассеется, стоит ему проснуться.
Впервые получив возможность оглядеться в его доме, Ирина лениво скользила взглядом по тяжелым портьерам, которые ей захотелось поменять на что-то более воздушное с тех пор, как она их увидела впервые, по пушистому ковру, на котором было приятно сидеть. По монолитной мебели, начиная с кожаных диванов и кресел, заканчивая шкафами такого размера, что при взгляде на них складывалось ощущение, что они в этой квартире родились и выросли. Иначе как кто-то мог бы внести сюда эти громадины?
Впрочем, все это так походило на хозяина, который сам по себе был здоровенным, как шкаф, и тяжеловесным, как кожаный диван. Или просто хотел таким казаться?
Два часа назад он здорово удивил ее. После той устрашающей "сцены после сцены" в ванной Ирина за пару минут успела передумать все, начиная с подозрений у него серьезного психического заболевания заканчивая мысленной репетицией убедительного стоп-сигнала "красный", и, если не поможет — криками о помощи в надежде, что услышат соседи.
Пока она обдумывала это, Тимофей невозмутимо варил ароматный кофе, а затем отправил ее, топчущуюся на холодном кафеле в кухне босыми ногами, в гостиную. Вслед он таким нежным голосом сказал "жди меня там", что Ирину настиг внезапный ступор и нечто вроде панической атаки.
Она ясно осознавала, что самым здравым решением сейчас было бы одеться и уйти, ведь это несоответствие нежности слов и жесткости угроз начинало по-настоящему пугать. Если то, что было в ванной — лишь пролог, то к чему? К сцене из фильма ужасов, где маньяк с нежной извиняющейся улыбкой разделывает жертву на части и напоследок приносит посмертные извинения за причиненные неудобства?