С любовью, Луков (ЛП)

Я застонала от прохлады его ладоней и прошептала:
— Да что ты говоришь.
Он проигнорировал мой остроумный комментарий и схватил меня за шею, из-за чего у меня вырвался вздох. Господи, как же было хорошо. Может, все же стоило полежать на льду минутку-другую.
— У нее температура? — раздался тихий голос тренера Ли, когда я начала медленно опускаться на руки, пока не растянулась всем телом на льду, прижавшись к нему щекой и руками.
Было ужасно холодно, но ощущения казались потрясающими.
Я слышала, как Иван говорил с Ли, их слова с каждой секундой доносились все слабее и слабее.
— Дайте мне минутку, — сказала я так громко, как только могла, чувствуя холод на губах и испытывая искушение облизать лед.
Но, нет. Меня не настолько сильно лихорадило, чтобы забыть, какими грязными были лезвия коньков.
Затем откуда-то сверху послышалось что-то, похожее на «упрямая».
Повернувшись лицом на другую сторону, я позволила холоду поцеловать себя в щеку и вздохнула. Сон сейчас пришелся бы очень кстати. Прямо здесь.
— Дайте мне еще пять минут, пожалуйста, — прошептала я, пытаясь дотянуться одной рукой до шеи и осознавая, что у меня нет на это сил.
— Ладно, давай-ка перевернись, Жасмин, — послышался женский голос, принадлежавший тренеру Ли.
— Нет.
Три минуты. Если бы я могла закрыть глаза всего на три минуты...
Раздался вздох, а затем кто-то рукой схватил меня за одно плечо, поднял и потянул вверх. Я не сопротивлялась. Вообще не двигалась. Каким-то образом они смогли меня перевернуть, и я просто плюхнулась спиной на лед (что оказалось несколько болезненно), уставившись в потолок с яркими огнями, которые вынудили меня закрыть глаза, потому что из-за них моя голова начала пульсировать ещё сильнее. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не стонать.
— Ещё две минуты, пожалуйста, — прошептала я, облизывая губы.
— Две минуты, ага, — послышался голос Ивана за секунду до того, как он начал подталкивать меня под плечо вверх, рукой прокладывая себе путь между моими лопатками и льдом, одновременно просовывая другую ладонь под мои колени.
— Дай мне минуту. Ну, же. Обещаю, что встану, — буркнула я, почувствовав, что меня поднимают в воздух. Я ничего не видела, потому что мои глаза оставались закрыты. Вероятно, так и останется, пока свет не перестанет слепить меня.
— В тренерской точно есть градусник, — прозвучал голос Нэнси. — Сейчас принесу.
— Встретимся в моей комнате, — услышала я ответ Ивана, уносящего меня со льда на руках.
Боже. Он нес меня на руках.
— Отпусти меня. Я в порядке, — прохрипела я, чувствуя себя как угодно, но уж точно не в порядке, когда озноб пронёсся по рукам и спине, и меня охватила дрожь.
— Нет, — был его единственный ответ.
— Сказала же. У меня получится закончить тренировку... — я замолчала, покрепче зажмурив глаза, потому что головная боль усилилась, а с ней и рвотные позывы. — Блядь, Иван. Отпусти. Меня сейчас стошнит.
— Не стошнит, — ответил он, удерживая меня на руках и одновременно отталкиваясь лезвиями коньков ото льда, из-за чего меня прижало к его груди.
— Я в этом уверена.
— А я нет.
— Не хочу, чтобы меня вырвало на тебя, — задыхалась я, чувствуя, как кислота поднималась к горлу.
— Мне все равно, даже если и так. Я не собираюсь отпускать тебя. Просто проглоти обратно, если что, Пончик, — произнёс парень заботливым голосом, словно родная мать. Вот только заботой там и не пахло.
Голова раскалывалась.
— Меня сейчас…
— Неа. Держи свой рот закрытым, — потребовал мой партнёр. Меня раскачивало из стороны в сторону, когда Иван вышел с катка и пошёл по полу.
— Мне станет лучше, если меня стошнит, — прошептала я, раздраженная звуком собственного голоса. А боль в горле нервировала еще больше. В моем положении болеть было нельзя. Наше время истекало. — Пожалуйста, и тогда мы сможем вернуться к тренировке. Я могу выпить аспирин…
— Сегодня мы тренироваться не будем, — произнес Иван раздражающим манерным голосом. — И завтра тоже.
Я застонала, попытавшись поднять голову, лежащую на его плече, и поняла, что не могу сделать даже этого. У меня не осталось никаких сил. О Боже.
— Но мы должны.
— Нет.
Сглотнув, я облизала сухие губы, но это не помогло.
— Нам нельзя прерывать тренировки.
— Конечно можно.
— Иван.
— Жасмин.
— Иван, — простонала я, будучи не в настроении для пререканий. И неважно с моей стороны или с его.
— Мы не будем тренироваться, так что хватит болтать.
У нас остался всего день. С завтрашнего дня должны были начаться уроки хореографии. Я попыталась свернуться, задействовав мышцы пресса, которые, по всей видимости, тоже решили взять перерыв, и... потерпела фиаско. Боже, не было сил даже пошевелиться.
Иван вздохнул.
— Я отпущу тебя через минуту. Хватит уже извиваться, — приказал он, продолжая спокойно шагать со мной на руках. Дыхание моего напарника оставалось ровным, даже когда он нес меня.
Я обвиняла головокружение и усталость в том, что последовала совету Ивана, позволив своей голове упереться в изгиб между его плечом и шеей. Можно было и не держаться за него. Парень не отпустил бы меня в любом случае. Потому что какой в этом смысл?
— Твоя мама на работе? — минуту спустя тихонько спросил Иван.
— Нет, она уехала с Беном в отпуск на Гавайи, — слабым голосом ответила я, едва осознавая, что происходит. Еще одна дрожь пробежала по телу, и меня затрясло как никогда раньше. Проклятье. — Прости меня.
— За что? — спросил он, наклоняя голову, чтобы посмотреть на меня, и его дыхание коснулось моей щеки.
Прижавшись лбом к его прохладной шее, я выдохнула, игнорируя раздражающую морщинку между его бровями, просто отметив про себя, что меня начало безостановочно трясти.
— За простуду. Это моя вина. Я никогда не болею, — еще одна дрожь прошла по моей спине.
— Все в порядке.
— Нет, это не так. Мы не можем прерываться. Возможно, мне стоит выпить таблетку и вздремнуть, тогда мы сможем продолжить вечером, — предложила я. Каждое слово выходило медленнее предыдущего. — Я останусь насколько захочешь.
Судя по тому, как двигалась его шея, Иван отрицательно качал головой.
— Нет.
— Прости, — прошептала я. — Мне действительно очень жаль.
Мой напарник не проронил ни слова. Не сказал, что все в порядке. Не посоветовал мне снова заткнуться. А я была слишком измотана, чтобы спорить с ним.
Не теряя времени даром, Иван занёс меня в свою комнату, а затем нежно — очень-очень — положил на диван, чтобы я могла устроиться поудобнее. Я снова вздрогнула. Меня бросало одновременно то в жар, то в холод, а спина ужасно болела. Подняв руки и закрыв ими лицо, мне едва удалось сдержать стон.
Вот каково это — умирать. Именно такими и должны быть ощущения.
— Ты не умираешь, тупица, — произнес Иван за секунду до того, как что-то укрыло мое тело, и за две секунды до того, как что-то холодное и мокрое легло мне на лоб.
Он только что…
Да, точно. Парень накрыл меня одеялом и положил мокрое полотенце на мой лоб.
— Спасибо, — постаралась произнести я как можно более разборчиво, пока лежала на диване, с тряпкой на лбу, чувствуя себя настолько плохо, что не могла связно размышлять о его поведении. Позже, позже, я обязательно бы оценила его заботу. Но в данный момент мне казалось, что моя голова скоро лопнет.
Иван ничего не ответил, но я слышала какие-то звуки на заднем плане, и примерно через секунду, или минуту ощутила движение у своих ног. Через некоторое время после этого с меня стащили один из моих коньков, а за ним и второй. Я не стала просить, чтобы парень снимал их осторожнее. Просто промолчала.
Затем Иван произнес:
— Сядь, Пончик.
Очевидно, он не считал, что мне реально плохо, раз опять назвал меня этим прозвищем.
Я последовала его просьбе. Вернее, попыталась, потому что мое тело не хотело двигаться. Ему нужны были: отдых, сон, обильная рвота, аспирин, холодная ванна, а затем горячая. Именно в таком порядке.