Андриеш

О безрадостной судьбе!»
Стрымба-Лемне, исполин,
Страж оврагов и долин,
Страж лесов густорастущих,
Весь свой век проживший в пущах,
Изменился вдруг лицом
Перед юным молодцом.
И рассказ повел престранный,
Удивительный, пространный,
Как-то сразу подобрев
(Видно, был фальшивым гнев):
«Пастушок, скажу я прямо:
Всех богатств, что в мире есть,
Никогда не перечесть,
Но всего дороже — мама!
Ты-то на меня глядишь,
Удивительный малыш,
Взглядом великана меришь
И словам его не веришь.
Ну, не веришь, друг, так что же…
Но скажу, не утая:
Мама, мамочка моя
Мне всего была дороже!
Должен ты узнать сначала,
Что моя родная мать,
Умирая, завещала
Мне беречь и охранять,
Флоричику-Белоличку,
Младшую мою сестричку.
Ах, как я любил сестру!
Погоди, слезу утру.
Помню, матушка родная,
Будущей беды не зная,
В доченьке души не чаяла
А сама, бедняжка, таяла,
Всё слабела дни и ночи…»
«Стрымба-Лемне, покороче!»
«Но зловещий людомор,
Черный Вихрь, с вершины гор
Увидал ее, к несчастью,
Загорелся жадной страстью,
Повелел её схватить,
Навсегда поработить,
Чтоб она пред ним плясала,
Бороду ему чесала,
Забавляла старика;
И послал за ней сынка
Черный Вихрь, владыка мрака,
Оборотня Вырколака,
Что в угоду колдуну
По ночам грызет луну.
Он вступил со мною в драку,
С ним сражались мы три дня,
И досталось Вырколаку
По заслугам от меня.
Я толкнул его, со злости
Об него разбил кулак,
Завязал узлами кости,
Но зубастый Вырколак
Наделен волшебной властью:
Влез на небо, в вышину,
И давай собачьей пастью
Грызть несчастную луну!
Там торчал он две недели
И швырял в меня куски.
Вот на мне видны доселе
Ссадины и синяки,
И царапины на теле.
Нос раздулся, словно гриб,
Десять шишек на затылке.
Мне казалось — я погиб,
До сих пор дрожат поджилки.
Вырколак, зубастый пес,
Выдержал со мною стычку,
Выкрал милую сестричку,
На луну ее унес.
Жаль мне девочку до слез.
Что же делать? Вот вопрос…
Голова моя убога,
Разум слаб, хоть силы много!
Вырколак решил, однако,
Для себя лишь воровать
И сестру не отдавать.
Черный Вихрь на Вырколака
Рассердился, взял за чуб,
Приволок сюда в дубраву,
Отомстил ему на славу,
Превратил в какой-то дуб.
А в какой? Найди попробуй.
Я же, дурень узколобый,
Очевидно, слишком глуп,
В голове мозги прокисли,
Много силы, мало мысли.
Здесь я в сторожах служу,
Словно проклятый, брожу,
Ветви я в узлы вяжу,
Из дубов, без остановки,
Вью канаты и веревки.
Все кручу, кручу, кручу
И заветный дуб ищу.
Эх, нашел бы Вырколака,
Заплясал бы он, собака!
Я б зажал его, как мог,
И свернул в бараний рог!
Слушай, грозный пастушок!
Твой неслыханный щелчок
Сбил меня на землю с ног.
Хоть меня ты обесславил,
Но зато мне жизнь оставил.
Ты сразил меня в бою,
Как положено мужчинам,—
Я тебя своим единым
Господином признаю,
И признательность мою
Воплощу в подарке лучшем,
В этом коврике летучем.
Вот, возьми его, садись,
Он тебя поднимет ввысь,
К ясным звездам, хмурым тучам,
В неизвестные края.
На ковре сестра моя
В годы прежние летала —
В ней ведь было весу мало!
Мне же коврик ни к чему,
Он меня не поднимает:
Я причины не пойму,
Может быть, мой вес мешает?
Отвечал пастух ему:
— Сила у тебя в избытке,
Видно, ты здоров как бык,
Только разумом не прыткий,
Только думать не привык,
Шевелить своей убогой,
Низколобой головой.
Не терзай дубы, не трогай,
А ступай своей дорогой!
Черный Вихрь — обидчик твой.
Он один лишь виноват,
Что сестры лишился брат.
Потерпи немного! Скоро
Доберусь до людомора
И, когда настигну вора,
Сокрушу его в борьбе
И сестру верну тебе!
Устыдившийся колосс
На прощанье произнес:
— Не спеши, пастух, идти.
Может, встретишь на пути
Исполина ты помешанного,
Разъяренного и бешеного,
От которого спешат
Звери дикие тревожно —
Словом, спутать невозможно,—
Он двоюродный мне брат!
Сфармэ-Пятра, братец мой,
Позапрошлою зимой
В край неведомый подался
И назад не возвращался.
Мать его — сестра моей.
Ты его, дружок, не бей,
Передай привет от братца,
Да скажи, что не видаться
С близкими людьми — грешно…»
«Стрымба-Лемне, мне смешно:
Он же знать не знает, где ты!»
«Ну, так что ж… Давай советы
Всем другим — а только мне
Ясно: это очень дурно,
Недостойно, некультурно
В гости не ходить к родне!..
Ну, пастух, ступай, пожалуй!»
Свистнул глупый добрый малый,
Отступил в корявый лес,
За деревьями исчез.
Взяв с собой ковер летучий,
Андриеш побрел по круче
К отдаленному хребту.
Молча брел чабан усталый,
А вокруг леса и скалы
Погружались в темноту.
Андриешу спать пора.
Он зевнул и улыбнулся,
Расстелив под головой
Кожушок потертый свой.
Долог путь и скуден ужин —
Но зато и сон заслужен!
Отступите прочь, дела!
Опустись, ночная мгла!
Сколь тропа ни тяжела —
Сон, коснувшийся чела,
Все посевы лжи и зла
Истребит, сожжет дотла.
Если ночь на мир сошла —
Сну спокойному хвала!
Утро вечера умней,
Солнце полночи сильней.
На земле, среди камней,
Чабаненок смуглокожий
Крепко спал, как па пуху,
Как на мягком барском ложе.
И приснились пастуху
Все его пути-дороги,
Приключенья и тревоги.
Видит, как в воде зеркальной,
Облик женщины печальной,—
Начинает понимать:
Это Стрымбы-Лемне мать.
Спит в неведомом краю
Эта женщина седая,
Видит, всей душой страдая,
Дочь любимую свою.
Андриешу тоже спится,
Тот же сон подпаску снится.
Он дивится всей душой:
Можно ль видеть сон чужой?
…Вот, в саду
На виду,
На ветвистой,
Многолистой
Кроне древа —
Справа, слева —
Ни цветка,
Ни лепестка.
Только — вот:
Один цветет!
И звучит издалека:
«Дочка, выйди из цветка!
Ты покинь цветок пахучий,
Ожиданьем нас не мучай,
С пестика цветочка
Ты пустись в полет,
В детский хоровод
Поспеши-ка, дочка!
Весело и юрко
Спрыгни к нам, дочурка!»
Флоричика из цветка
Спрыгивает с высока,
Весела, стройна,
В пляс идет она!
И за нею много деток
Следом спрыгивают с веток,
Что качались в вышине:
Так бывает лишь во сне!
Прежде никогда подпасок
Не видал подобных плясок:
Пляшут юные цветы
Несравненной красоты.
То ль цветы ведут игру
Здесь в лихую детвору,
То ль совсем наоборот —
Это детский хоровод,
На цветочный так похожий?
…Спит пастух на жестком ложе,