Любовь без поцелуев (СИ)

Стук в дверь. Кого там несёт?
– Не заперто!
В двери, доставая стриженой макушкой до косяка, появляется знакомая фигура. Да уж, некоторых чертей и поминать не нужно.
– Заходи, Стас.
Он заходит и я настороженно слежу за ним. От Комнина я никогда не видел гадостей и глупостей, наоборот. И, всё-таки, этот парень не может не настораживать. Он выше меня, шире в плечах и, сколько я его помню, всегда держится так, словно ждёт нападения. Или собирается напасть. Тут они почти все такие.
В руках у него какой-то свёрток, впрочем, несложно опознать бутылку, завёрнутую в пакет. Что за...?
– Это Вам. В подарок.
Дожили. Стас Комнин – и подарок?
– Ты меня отравить решил на прощание? – я вспомнил о сентябрьском отравлении комиссии. Этот одарённый юноша накормил их рицином! И я даже знаю, откуда он подцепил эту мысль – «Справочник лекарственных и ядовитых растений» я сам выписал для здешней библиотеки. А любовь к чтению справочной литературы я давно заметил за Стасом.
Да, и впрямь – странно. Стас производит впечатление человека, который одну букву от другой отличить не может, и, вообще, до конца не осилил даже букварь. Но впечатление часто обманчиво. Парень, который шляется по интернату, устраивая катастрофы и терроризируя окружающих, перечитал всю научную и справочную литературу, какая только есть.
«Энциклопедию современного оружия и боеприпасов» я выписал специально для него. Я знаю, что она хранится в библиотеке, и он её регулярно перечитывает.
Ох, Стас, сердце болит, когда на тебя смотришь…
– Нет, – лицо совершенно серьёзное, он понимает, что я не шучу. – Смотрите, бутылка закрыта и запечатана. Там ещё ящичек был, но я его сломал… Хотел посмотреть, правда ли там всё на месте.
Беру бутылку, с интересом разглядываю. Быть не может! «Хенесси»! И, похоже, настоящий. Подозрительно оглядываю бутылку, потом Стаса. Он сидит на парте, упираясь носками ботинок в пол и опустив свой странный взгляд.
– И в чём подвох? Ты утащил его у директора из кабинета?
– А у директора в кабинете выпивка хранится? – мгновенно заинтересовался парень.
Язык мой – враг мой. Тут же вспоминается более позднее событие, а именно – осиное гнездо в кабинете директора. А, впрочем, я же теперь здесь не работаю!
– Конечно! В шкафу стоят несколько томов тяжелых – так это только видимость, одни корешки. Их сдвигаешь – и там мини-бар.
– Ааа, – улыбка у Комнина нехорошая, как и взгляд.
– Но вернёмся к вопросу о бутылке. «Хенесси VSOP»! Это дорогая выпивка и…
До меня доходит. Здесь есть человек, который мог такое купить. Новый парень, тот самый Макс. Сын Веригина. Я так и не рискнул к нему подойти. Я знал, что эта тварь, Павлюк, следит за мной. Так, видел его в коридоре. Высокий парень, держится замкнуто, уверенно, на подначки не отвечает. Может, сам справится, думал я. Наивный.
– Ты выбил этот коньяк из Веригина? Стас, я его не возьму!
– Почему выбил? – по выражению его лица сложно что-то понять, но он явно удивлён. – Я попросил, он согласился. Он мне обещал сам.
– Что обещал?
– Достать, что я хочу, если я его трогать не буду. А если я не буду – значит, никто не будет.
А, да, всегда надо принимать в расчёт странную иерархию, которая здесь царит. Если кто идёт под добровольное покровительство одного из лидеров, это даёт ему иммунитет от других. Макс, значит, пошёл под Комнина. Что ж, не так уж плохо для него, конечно… Хотя я не должен относиться превратно ни к кому из своих учеников. Бывших учеников. Даже к тем, кто напоминает мне о войне.
– Так ты подружился с Максом? – я внимательно смотрю на Стаса.
Ох, Стас-Стас… Просто больно на тебя смотреть. Тут все к тебе относятся, как к дикому зверю. Но я же вижу, будь у тебя нормальные родители – было бы всё по-другому. Был бы ты сейчас спортсменом, может быть – чемпионом среди юниоров по лёгкой атлетике. А, может, и по тяжелой. Ты не монстр – просто очень сильный мальчишка, которому никто не может помочь. Слишком сильный, чтобы на равных драться с другими. Слишком умный, чтобы дружить с местными идиотами. Странный ты парень, Стас. Ненавижу твоих родителей. От такого парня – и отказались.
– Ну… – Стас пытается поймать мой взгляд, – он нормальный. Только, вроде, гомик.
– Да? И тебе это как?
– Не знаю. Другим от этого плохо, а мне пофиг. Я видел, – вдруг, в порыве искренности, добавляет Стас, – они со своим приятелем целовались.
Да, почему-то в этом заведении поцелуи под запретом.
– И что?
– Ну, они там… На дороге целовались…
Привычку Стаса бегать к дороге знают все. Почему он это делает – непонятно. Вроде, и сбежать не пытается. Кто-то из знакомых Макса привёз этот коньяк.. Странно.
– Стас, а почему ты вдруг решил дарить мне бутылку? Мало ли тут увольнялось!
Он, наконец-то, ловит мой взгляд. У него странные глаза – совершенно белые, в кружочках из тёмно-серого цвета, и, кажется, что это не взгляд, а какое-то особо вредное излучение.
– Вы, – спокойно говорит он, – мой единственный любимый учитель. Вы – крутой.
Вот как. И ведь я знаю, почему такой странный тип, как Стас Комнин, считает меня крутым. Почему он раздобыл мне бутылку «Хенесси».
Потому, что я убивал.
Потому, что я принёс автомат на урок.
Никогда этого не забуду. Стас глядел на автомат, как музыкант на скрипку Паганини. Обычно на моём уроке царит тот ещё бедлам, но в тот день Стас развернулся к классу и сказал : «Кто вякнет – того об стену уебу!» – и наступила тишина. А он смотрел, как я разбираю и собираю автомат. Потом попробовал сам. Потом остался после урока. Я не смог ему отказать. Он научился собирать его быстрее, чем я. С закрытыми глазами. Я вздрагивал, когда перехватывал его взгляд в такие моменты. Взгляд убийцы. Во всём интернате только я мог обратиться к Комнину и попросить его перестать дурить, и эта сомнительная радость досталась мне потому, что я участвовал в вооруженном конфликте, когда был чуть старше, чем Стас сейчас. Потому, что я убивал.
Это ужасно. Именно то, что мне самому в себе выворачивало душу наизнанку, этому парню казалось самым главным достоинством.
На уроки истории я ходить отказывался. Что я там мог рассказать? О том, какой мудак был наш командующий? О том, как нас на три дня забросили в горы без всякой связи? О том, в какую тварь превращается обычный человек от близости смерти, когда исчезает всё, что делает тебя личностью, и в голове только: «Спать. Есть. Убивать. Мстить. Спать. Убивать. Убивать.» Не стоит им этого знать.
К тому же, не хочется подогревать здешний межнациональный конфликт. А он и так есть. Все собираются стаями, в стае легче выжить, и национальность – хороший повод объединиться. Я стараюсь хорошо относиться ко всем, но иногда ловлю на себе злобный взгляд Азаева и понимаю, что рефлекторно злюсь в ответ. Противно от самого себя в такие минуты.
Но я немного рассказывал о войне Стасу. Почему? Потому, что он спрашивал, потому, что ему было интересно. Большинство тут совершенно ничем не интересуются. Меня это угнетает. Пустые глаза, односложные ответы. А ему… интересно.
Я преподаю здесь пять лет. Пять лет, с тех пор, как я решил, что должен в этой жизни хоть кому-то что-то дать. У меня нет своих детей и, вряд ли, будут. Но можно попробовать позаботиться о чужих. Дурак я был, когда так рассуждал. Воображал себя каким-то героем-Макаренко. Без педагогического образования.
За эти пять лет я только одного человека действительно научил всему, что знал. Только для него я, действительно, готовился к урокам. Выписывал дополнительную литературу. Делал наглядные пособия.
Вот для этого странного парня с наклонностями убийцы и тяжелым взглядом.
За те четыре года, что Стас пробыл здесь, у нас случились несколько «несчастных случаев». Один парень выпал из окна. Один отравился какой-то палёной выпивкой, которую невесть где раздобыл. Суицид. Падение с лестницы. У всех, кроме упавшей с лестницы девушки, были жесткие конфликты со Стасом. Но это, конечно, ничего не доказывает. Тут у всех конфликты со всеми.