Черри

– Что-нибудь интересное?
Говард ответил, не поднимая головы:
– Просто гольф.
Гольф. Ее это задело. Гольф был одной из редких вещей, которые до сих пор делали его счастливым. Гольф и, конечно же, Марианна. Лора никогда не знала достоверно, где он проводил время. Он всегда говорил, что играл в гольф: по субботам, по воскресеньям, будними вечерами, если удавалось освободиться на работе, – но Лора знала, чувствовала, что он возвращался чуточку окрыленным, тая в себе тихое счастье от того, что он был с ней. Это не было неожиданностью само по себе – неожиданно было двадцать лет назад, когда она впервые узнала об интрижке. Миссис Мор тогда выпотрошила его карманы перед тем, как нести костюмы в химчистку, и оставила на кухонном столе квитанции. Лора увидела их за завтраком, когда Говард уже ушел на работу, и она была твердо уверена, что не получала этих цветов и не обедала в ресторане в прошлую субботу. Сначала он все отрицал, ясное дело, но Лора уже знала, и в конце концов он сгоряча во всем сознался – как будто это она была виновата.
– Ладно, это правда. Теперь ты довольна?
Какой выбор слов… Конечно, она не была довольна – ее жизнь только что рассыпалась прахом, к тому же она обнаружила, что роман длится уже два года, и они влюблены. Но Марианна была замужем, и у нее тоже были маленькие дети, и она не хотела разбивать семью. Лора подумывала о том, чтобы бросить мужа – деньги у нее были, так что она бы справилась, но нужно было думать о Дэниеле. А Говард в приступе чувств пообещал порвать с ней, потому что не хотел бросать сына, который был совсем еще ребенком, и Лора простила его. С тех пор все изменилось. Говард несколько недель ходил мрачнее тучи, работал допоздна и почти не разговаривал, и вся ирония была в том, что он совсем не видел Дэниела. Так они и жили. Говард ходил на работу, Лора воспитывала их сына. Ей было не привыкать к одиночеству. Свое детство она провела с чередой нянь, пока ее мать ходила по вечеринкам, а отец – работал. Она была единственным ребенком в семье – заводить еще детей было слишком обременительно. Лора мечтала о хороших отношениях со своей матерью, но этому не суждено было случиться, а сейчас ее родители давно уже были мертвы. Решительно вознамерившись, чтобы Дэниел никогда не чувствовал себя покинутым, как она когда-то, Лора похоронила боль от измены Говарда в светлых чувствах к сыну: его секции, его праздники, его друзья. Их отношения крепли, и Говард стал чувствовать себя лишним. Ему стало еще сложнее находиться дома, он стал работать еще больше, и неприязнь его росла. Чувствуя себя выброшенным на обочину, он стал резок с Лорой и критиковал ее воспитательные методы, когда Дэниел плакал, не узнавая человека, который брал его на руки в выходные.
А однажды вечером, когда Дэниел уже поступил в университет, а Лора сидела дома, Говард отправился выпить.
– Просто знакомый из клуба, – сказал он.
Злая шутка дошла до нее неожиданно, когда она набирала воду в чайник, резким внезапным ударом под дых, и Лора выронила чайник в раковину, еле находя силы дышать. Потому что она вдруг осознала, кем был этот знакомый из клуба. Их дети выросли, и Марианна вернулась. А потом Лора вспомнила, что он встречался со знакомым из клуба и на прошлой неделе, а дальше она уже не помнила, но продолжала испуганно рыться в воспоминаниях. Когда острота прозрения отступила, остались только усталость и бессилие, потому что Лоре стало понятно, что они все еще любили друг друга. «Гольф» постепенно стал занимать целые выходные, и она видела мужа все реже и реже. Время от времени Лора задавалась мыслью предложить ему развестись, но и это было теперь не так уж важно. Горькая обида ее молодости давным-давно уступила место одиночеству, и хоть Лора и понимала, что причиной этого одиночества был он, она боялась, что разрыв отношений только растеребит старую рану. И она предпочла посвятить себя другим заботам.
– Дэниела сегодня снова не будет.
– Я так и понял.
– Третий вечер подряд.
– Он взрослый человек, – хмыкнул он, не отрываясь от газеты.
Лора не дала выхода чувству досады.
– Да, разумеется. Он с девушкой.
Наконец-то Говард посмотрел на нее.
– Молодец.
Она улыбнулась.
– Кажется, он совершенно потерял голову. Они познакомились всего три дня назад. И с тех пор каждый день встречаются.
– К чему ты клонишь?
– Ну что ты, Говард. Разве тебе не интересно, кто так покорил нашего сына?
– Очевидно, тебе интересно.
– Напишу-ка я ему эсэмэс.
– Не смей, – отрубил он.
Лора обиженно замерла, не донеся вилку до рта.
– Я пошутила.
– Оставь его в покое. В кои-то веки ты не знаешь, что происходит в его жизни, и тебе уже неймется. Не лезь.
– Я и не лезу, – пробормотала она, и ей вдруг захотелось уйти. Лора отложила салфетку и встала из-за стола. Она собралась отнести тарелку на кухню, как вдруг…
– Ты одержимая, – это было сказано резко, грубо. – Собственница.
Она застыла как вкопанная.
Никто из них не проронил ни слова, а потом Говард встал и вышел из комнаты.
Лора так и осталась стоять с тарелкой в руках. На глаза навернулись слезы, не только из-за внезапного обвинения, но из-за того, каким взглядом он наградил ее перед уходом. В этом взгляде читалась глубокая, полная презрения неприязнь. Лора присела на секунду, а потом, словно в попытке отряхнуть с себя его слова, резко встала и направилась на кухню. У нее и в мыслях не было догонять его – он уединился в кабинете, да она и сама не была готова препираться – не было настроения ссориться.
Тарелка зазвенела, стукнувшись о поверхность стола, и Лора вскипела от негодования после слов мужа. Это он устранился из их жизни на все эти годы. Что он мог знать о титаническом труде, который требовался для воспитания ребенка? Об этой всепоглощающей заботе о крошечном еще младенце, о вечном недосыпании, подтирании щек, рук, поп, столов, стульчиков, ты их только три, три, три. О невозможности сходить в туалет в одиночестве, о непоколебимой уверенности в том, что одно твое объятие снимет боль со всех синяков и шишек, поэтому ты всегда должна быть готова предоставить эти объятия. О чехарде из психологии, шуток и прочих ухищрений, к которым приходится прибегать с маленьким ребенком, чтобы дожить до вечера. Ему-то никогда не приходилось иметь с этим дела, не приходилось страдать от душераздирающего плача, если ребенок не хотел идти в свою комнату, и выяснять причину слез, когда четырехлетний ребенок не мог внятно объяснить, почему боится заводить новых друзей. Ему не приходилось выбирать между спортивными секциями, кружками, детскими праздниками, искать золотую середину между поощрением самостоятельности, не заставляя его при этом чувствовать себя брошенным, или справляться с ночными кошмарами после внезапного фатального дедушкиного сердечного приступа. Что он мог знать об этом? Находясь в бешенстве из-за возмутительной слепоты мужа, она налила себе бокал вина, и гнев поутих. Никто не мог этого знать, никто, только родная мать.
Лора взяла бокал и книгу, лежавшую на полочке возле холодильника, и вышла в сумеречный сад. Жасмин благоухал сотнями мелких белых цветков, похожих на звездочки, едва распустившихся на заре июня месяца. Она зажгла цитронелловые свечи, на которые вскоре слетелась любопытная мошкара. Устроившись на садовых качелях, она погрузилась в размышления. Странно было думать, что они с Дэниелом всю жизнь были практически вдвоем, а теперь он готовился оставить ее навсегда. Перед глазами неожиданно возникла сцена, которую он любил разыгрывать, когда ему было три года. Он притворялся щенком и прыгал вокруг нее.
– Гав! – говорил он. – Тебе нравится щенок?
– Замечательный щенок.
– Если хочешь, можешь оставить его себе.
– Правда?
– Насовсем-насовсем, – и он крепко обнимал ее за шею.
Пришел, жалобно мяуча, кот с ощетиненным, как ершик, хвостом. Приглядевшись, Лора заметила лису, которая вынюхивала что-то у большого непрозрачного окна в земле, которое служило частью крыши их подземного бассейна. Моисей запрыгнул к ней на колени и остался стоять, не прекращая мяукать и ждать своего спасения. Изначально она взяла кота для Дэниела, когда ему было девять, чтобы научить сына заботиться о питомце. Это был мелкий сероглазый бирманский кот, к которому она со временем очень привязалась. Лора подобрала с земли камушек и швырнула в сторону лисицы. Лис Лора терпеть не могла – она побаивалась этих умных и бесстыжих животных. Недавно в утренней радиопередаче был звонок от взбудораженной женщины, которая в расстроенных чувствах рассказывала, как лиса бесцеремонно вошла с незапертого черного входа и забралась в колыбельку ее малыша прямо средь бела дня. Лору передернуло от мысли, что такое могло случиться с маленьким Дэниелом – она бы, наверное, размозжила животному голову прямо у порога. «Три вечера подряд», – думала она с улыбкой. Разве можно встречаться с человеком три вечера подряд вот так, ни с того ни с сего? Что такого особенного было в этой девушке? С Черри ее мысли перекинулись на другую девочку – девочку немногим старше Дэниела. Роза была Лориным первенцем, чудесной малышкой, которая ела и спала точно по расписанию с самого первого своего вдоха. Почему она так и удивилась, когда девочка отказалась от бутылочки. Когда спустя четыре часа она отказалась есть еще раз, Лора забеспокоилась и показала ее врачу. Врач только взглянул на нее и тут же направил в больницу. У девочки обнаружили стрептококк – она подхватила инфекцию в родовых путях матери. Сутки спустя врачи сообщили родителям, что Роза умирает, и еще два часа спустя она умерла у Лоры на руках. Ей было семь дней.