Танцы на стеклах (СИ)

Но я научился давать сдачи не сразу, далеко не сразу.
И каждый раз, когда в плохую погоду мои ступни начинают ныть, я вспоминаю, почему не должен никому доверять из окружения отца. Что бы я не делал, каких бы высот не достиг, какой пост бы не занял, они будут презирать меня и ненавидеть. Но никогда не скажут в лицо того, что так часто со смакованием бросали мальчику, брошенному собственной матерью.
Я извлек свои уроки, и теперь мне плевать на мнение окружающих. Выросший под влиянием двух людей с разными религиозными взглядами, я остался независимым в своем мнении в отношении вероисповедания.
Я вообще не верю в Бога, но никогда не скажу об этом отцу.
И мне плевать на Джадира, который приехал, чтобы вытащить мою задницу из заварушки с Йонсен.
Сучка все-таки подала иск.
Когда меня бросили в камеру, я даже не понял, что случилось. Вырубился и все. Утром меня растолкали, принесли свои извинения и выпроводили из отделения, где меня в бронированном внедорожнике уже ждал невозмутимый Джадир. Он-то и просвятил меня в подробности скандальной истории, которая дошла до моего отца раньше, чем до меня.
А все благодаря Али, моему старшему брату. Отца не было в стране, а пока он занимался своими политическими делами, все важные вопросы внутри Анмара решал главный наследник и старший сын. В приемную отца позвонил президент Йеля, и Али, как временный заместитель, сам переговорил с Генри Роджерсом. И разумеется всю информацию передал отцу, а тот уже подключил Джадира для решения скандального вопроса с моим арестом.
На самом деле я ожидал, что отец позвонит мне лично, чтобы вылить на меня свой гнев и недовольство, но он не позвонил. Не посчитал нужным тратить время на недостойного отпрыска своей сбежавшей наложницы. Зато Али не смог отказать себе в удовольствии позлорадствовать. Уверен, он бы все сделал, чтобы история с попыткой изнасилования всплыла в прессе, но репутация семьи волновала его сильнее, чем личные счеты и взаимная неприязнь. Полив меня ядом своего презрения, он заявил, что, скорее всего, мой запланированный три года назад брак с Ранией аль-Хинди, дочерью крупного нефтяного магната, одного из богатейших шейхов соседней страны Сумар, будет пересмотрен, если до ее отца дойдут сплетни о моем скандальном поведении в Америке, об оргиях и вечеринках, а теперь еще и судебном иске по обвинению в изнасиловании. Я не верил в то, что Омар аль-Хинди станет отменять помолвку из-за каких-то слухов, тем более брак носил политический характер. Другое дело, если скандал попадет в прессу. Объединение двух богатейших фамилий, слияние капиталов и, конечно, гарантия будущего партнерства между странами опять окажется под угрозой срыва. Сумар являлся более современным государством и, в отличии от консервативного патриархального Анмара, давал женщинами больше свободы, чем у нас. Их мнение имело вес в отношении многих аспектов, включая вступление в брак. Рания должна была стать женой Али, и Омар, ее отец, настаивал на этом браке, но одна из его самых любимых дочерей сказала решительное «нет». Важное политические объединение оказалось под угрозой, и отцы решились на отчаянный шаг. Устроили личную встречу в главном дворце шейха. Али считался привлекательным парнем, и многие девушки из богатых семей желали бы себе такого мужа, но Рания осталась равнодушной. Она увидела меня, когда, в сопровождении многочисленных прислужниц и разочарованного отца, покидала дворец через утопающий в цветах, благоухающий сад. Я занимался неподалёку с моим наставником по восточным единоборствам, и даже не заметил процессию. Но зато Рания {заметила меня.} И уже вечером мне сообщили, что я обручен с одной из дочерей нефтяного миллиардера Омара аль-Хинди. Я мог отказаться, но мне показали ее фотографию, и решение было принято. Мне понравилась темноволосая и черноглазая красавица с умным взглядом и чувственной улыбкой. Тем более, мне хотелось насолить Али, который был страшно взбешён выбором девушки.
Наш брак должен состояться сразу после того, как она закончит свое образование. На данный момент она учится на втором курсе Гарварда, и у меня еще полно времени и можно даже не думать о, существующей где-то, невесте. Но пришлось задуматься. Скандал мог не только навредить моей репутации, бросить тень на отца, но и расстроить помолвку. Если Рания передумает, ее отец не сможет повлиять на строптивую дочь.
Джадир Бин Кадир аль-Мааб прибыл вовремя. Процесс был запущен еще до того, как самолёт частной авиакомпании приземлился в аэропорту Нью-Хейвена. К моменту, когда Джадир ступил на американскую землю, меня уже выпускали из камеры, возвращая личные вещи. Пребывая в состоянии жуткого похмелья, я не сразу понял, о каком изнасиловании вообще идет речь. Я, конечно, помнил, что Мелания Йонсен угрожала мне полицией, но я не думал, что она решится. Идиотка. Дура. Фригидная сука. Я что, много просил? Я даже собирался быть максимально нежным. Хотя нет, вру. Черт, конечно я не собирался.
–– Ты, вообще, понимаешь, какие последствия вызовет твое поведение, Адам? –– отчитывал меня Джадир, пока его жена Далила в черном одеянии с головы до ног отпаивала меня кофе. О, Аллах, за такой кофе я готов продать душу Шайтану. Благодарно улыбаюсь женщине, переводя взгляд на поверенного отца. Какого черта, он таскает повсюду свою жену? Далила бы никогда не переступила порог моего дома, который прослыл главным пристанищем порока в Нью-Хейвене, но здесь, в двухуровневых апартаментах, которые были оплачены деньгами Саадатов, она принимала меня, как дорогого гостя. Но, опять же, я не видел выражения ее лица под плотной паранджой.
–– Я не насиловал эту идиотку, Джадир, –– спокойно отвечаю я, поднимая взгляд на высокого смуглого араба в строгом черном костюме, взирающего на меня с негодованием и плохо скрываемым презрением. Откинувшись на спинку удобного дивана, обтянутого черной кожей, я поправляю задравшуюся футболку, прикрывая полоску кожи внизу живота, и только сейчас понимаю, почему несчастная Далила так низко опускает голову, подавая мне очередную чашку кофе. Сорокалетний Джадир взял ее в жены, когда девушке только исполнилось пятнадцать. Свадьбу сыграли год назад. Шестнадцать лет, черт возьми. А она уже беременна, судя по круглому животу, который заметен даже под широкими одеяниями. И кто из нас больше достоин презрения? Я или этот педофил?
Глаза Джадира вспыхивают яростными всполохами, когда он замечает как я с любопытством рассматриваю его жену.
–– Далила, спасибо. Ты можешь пойти отдохнуть, –– приказывает Джадир. Девушка склоняет голову еще ниже и бесшумно покидает гостиную мелкими семенящими шагами. Жалкое зрелище, если честно.
–– Девушку заставят забрать заявление. Я уже позаботился об этом. Но если бы не президент Роджерс, который позвонил Али сразу же, как узнал об аресте, все могло закончится фатально для тебя, Адам, –– едва сдерживая свое негодование, сурово произносит Джадир. –– Аллах! Парень, ты, вообще, думаешь о чем-то, кроме выпивки и женщин?! –– срываясь, яростно восклицает он.
Я пожимаю плечами, хлопая по карманам в поисках сигарет. Я бы не отказался от горячего душа, завтрака, и пары часов сна в своей постели. Достаю пачку, засовываю сигарету в зубы, чиркая зажигалкой. Вижу, как сукин сын сжимает челюсти, но молчит. Принцу можно все. Затягиваюсь, выпуская струю дыма в сторону Джадира.
–– У следствия есть запись, которую они изъяли с камер наблюдения в доме Метта Калигана, –– сообщает он. Прищурившись, я смотрю в черные глаза. Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Ни дождавшись от меня ни ответа, ни реакции, Джадир продолжил, раздуваясь от чувства собственной важности и незаменимости:
–– Я заплатил миллион за запись, и еще столько же за помощь следствия в закрытии и сокрытии этой грязной истории. Я еще не знаю, сколько запросит девушка за моральный ущерб, который ты ей нанес.
Однако платить Мелании не пришлось. Она сама забрала заявление. Не сразу. Ее упорства хватило на две недели. Я не вникал в подробности следствия, которое развалилось по причине недостатка улик против меня. По свидетельским показаниям на той вечеринке я вообще не подходил к девушке, не разговаривал с ней, и в момент попытки изнасилования, уже находился у себя дома и получал удовольствие от оральных талантов моей новой знакомой. Самое смешное заключалось в том, что в побоях, которые все-таки сучка успела зафиксировать, обвинили Томаса Коулмана. Идея принадлежала мне, между прочим. Деньги могут из любого святого сделать отъявленного негодяя. Я наслаждался своим триумфом, когда весь университет гудел о том, что скромница и отличница Мелания Йонсен окончательно спятила, помешавшись на мне, и после того, как я в очередной раз отшил ее, устроила этот цирк с обвинением в изнасиловании. Сама героиня сплетен на занятиях не появлялась, чем вызвала еще большие подозрения, так как если человеку нечего стыдиться, он и прятаться не станет. Я же не пропустил ни одной гребаной лекции, не прокомментировал ни одного грязного слуха на счет глупой сучки, которая решила бросить мне вызов. Зачем мне унижаться до распускания сплетен, если за меня все сделали другие? В итоге мой авторитет только вырос, а вот репутация крошки Йонсен оказалась окончательно подмоченной. Если честно, я ей не завидовал. Эту историю ей не забудут до самого окончания университета, если не отчислят за недостойное поведение. Я хотел устроить ей что-то подобное, но передумал в последний момент. Пусть живет.